Дэниел Макинерни - США: История страны
Гамильтон настаивал на том, что нация должна расширять свои экономические горизонты путем строительства промышленных предприятий, причем не менее продуктивных, чем поля и плантации. Но подобная метаморфоза произойдет лишь в том случае, если правительство проявит активность и пробудит граждан от их заурядных сельскохозяйственных грез. Настало время распроститься с позицией невмешательства и обратиться к новому меркантилизму. То, что предлагал Гамильтон, являлось, по сути, рыночной революцией. Он разработал целую систему мер: протекционистские тарифы были призваны инициировать развитие отечественной промышленности, акцизные сборы – обеспечить повышение доходов государства, поощрительные государственные премии должны были поддерживать прибыльные отрасли сельского хозяйства, рыболовов и китобоев тоже ожидали государственные субсидии. Кроме того, Гамильтон разработал ряд мер, направленных на развитие транспортной системы, необходимой для развития внутреннего и внешнего рынка. Он искренне верил, что правительство может (и должно) играть активную роль в экономике страны, способствуя ее расцвету и обогащению.
Однако у Гамильтона нашлось немало противников. Например, государственный секретарь Томас Джефферсон считал, что занятие сельским хозяйством больше всего подходит для Америки и американцев. Он доказывал, с экономической и политической точек зрения, что право на землю обеспечивает человеку богатство, положение в обществе, избирательный голос и страховку на случай рыночных пертурбаций. Именно земля «взрастила» идеи свободы и независимости. С моральной точки зрения Джефферсон рассматривал фермеров как «божьих избранников». В 1785 году он писал: «Те, кто обрабатывают землю, являются народом, избранным Богом, если таковой когда-либо существовал. Он сделал их души своеобразным хранилищем неподдельной и прочной добродетели». Фермерство, по мнению Джефферсона, не только стоящая работа для отдельных индивидов, но и полезное занятие для всех республиканцев, заинтересованных в стабильности сообщества. Мануфактуры же, напротив, отрывают людей от земли, скучивают их в грязных городах, делают рабами непредсказуемой воли хозяев и стихийного рынка. Тотальная индустриализация общества вместо свободы и добродетели порождает зависимость и порок. Разве станет разумное республиканское правительство преследовать подобную цель? Правда, Джефферсон признавал, что мелкомасштабное, децентрализованное производство может отвечать нуждам нации при условии, что оно базируется на республиканском хозяйстве.
Таким образом, экономическая программа Гамильтона натолкнулась на серьезное сопротивление оппозиции. В качестве уступки Конгресс согласился незначительно повысить тарифы на импорт и ввести небольшие акцизные сборы на некоторые виды продукции, в том числе на виски. Но и этого хватило, чтобы вызвать недовольство у населения. Фермеры юго-западной Пенсильвании больше всего возмущались именно акцизами на виски, которые подрывали их привычный уклад жизни. Испокон веков в американской сельской глубинке, безнадежно удаленной от рынков и железных дорог, выращивали пшеницу. Но тяжелые мешки с зерном неудобно (и накладно!) транспортировать за тридевять земель; куда проще перегнать пшеницу на спирт и уже компактные бутылки виски доставлять к местам продаж. Надо ли говорить, что введенные государством акцизы больно ударили по кошельку местных жителей, для которых торговля спиртным являлась чуть ли не единственным источником доходов. К 1794 году обстановка в штате накалилась до предела. Фермеры бойкотировали ненавистное постановление, угрожали федеральным чиновникам и мстили своим более покладистым землякам. Разъяренный Гамильтон настаивал на применении силы, и Вашингтон отправил на запад 13-тысячную армию, чтобы в корне задавить «Бунт виски». Однако к тому времени, как войска добрались до Пенсильвании, беспорядки стихли. Как водится, арестовали небольшую группу заводил, двоих из них приговорили к смертной казни, но позже помиловали. Казалось, инцидент был исчерпан, но стычки между таможенными инспекторами и непокорными самогонщиками продолжались еще на протяжении ряда лет и прочно вошли в народный фольклор в качестве темы для многочисленных анекдотов. Хотя, если разобраться, ничего веселого в «Бунте виски» не было. Напротив, то, как в данной ситуации повело себя федеральное правительство – а именно, пренебрегло интересами граждан, – наводило на тревожные выводы: отныне и впредь оно будет навязывать населению свои законы с позиции силы.
Собственно, именно к этому и стремился министр финансов Гамильтон, и победа в Пенсильвании стала значительным (хоть и не окончательным) шагом на пути к всевластию правительства. Свободолюбивым и независимым американцам предстояло на собственном опыте выяснить, каково жить под властью сильного централизованного правительства. Многие выражали недовольство, но, увы, обратного пути уже не было. Точно так же одержала победу и экономическая модель Гамильтона – общество, построенное на рыночных отношениях. Правда, по злой иронии судьбы, произошло это во время президентства его политического оппонента Томаса Джефферсона. Самому же Гамильтону не суждено было насладиться триумфом. В 1804 году он был убит на дуэли своим злейшим врагом – беспринципным политиком Аароном Бэрром, занимавшим должность вице-президента при Джефферсоне.
Заслуги Александра Гамильтона перед Америкой велики: именно его разработки в экономической и политической областях подарили стране сильное и активное правительство, а также развитую, многоликую экономику. Несомненно, такой человек заслужил памяти потомков как национальный герой. И он ее получил. Напрасно вы будете искать портрет Гамильтона на портале какого-нибудь общественного храма или на замысловатой печати, зато каждый день миллионы американцев видят его лицо на 10-долларовой купюре; тут же, на обратной стороне бумажки, изображено здание государственного казначейства США. Согласитесь, достойный памятник для министра финансов. Прах Гамильтона покоится не на тихом сельском кладбище, а неподалеку от Уолл-стрит, в церкви Святой Троицы. Великий экономический реформатор похоронен в приятной компании биржевых маклеров и спекулянтов.
Зарождение политических партий
Экономические программы Гамильтона, вызвавшие столько споров у конгрессменов, имели еще один побочный эффект: они способствовали образованию двух политических лагерей различной направленности. Что интересно, члены и одного и другого почитали себя патриотами, поддерживали существующее правительство и проповедовали конституционные принципы. Имелись у них и другие общие черты: во-первых, обе группировки отказывались рассматривать себя как постоянно действующую партию, а во-вторых, обвиняли противников в отступлении от революционных идей. На том сходство кончалось, и начинались различия, каковых насчитывалось немало. Так, представители обоих направлений не опровергали тезиса об опасности, которую несет с собой власть, но вот месторасположение власти рисовалось им по-разному. Точно так же и те и другие признавали конституцию, но трактовали ее статьи по-разному. Все желали видеть свою страну великой и могучей, но пути к этому величию видели различные.
Камнем преткновения, как всегда, являлся вопрос о власти. Одна из групп, во главе которой стояли Гамильтон, Джон Адамс и Томас Пинкни, делала ставку на сильное и энергичное федеральное правительство, потому их и называли «федералистами». Они полагали, что идеальное правительство должно проявлять максимальную активность в своем служении общественному благу. Их оппоненты – «демократы-республиканцы» из лагеря Джефферсона, Мэдисона и Джорджа Клинтона, напротив, настаивали на ограничении полномочий централизованного правительства и усилении позиций местных институтов. С их точки зрения, чем меньше федеральное правительство будет вмешиваться в жизнь страны, тем лучше.
Обе соперничающие группы, окончательно оформившиеся к 1794 году, испытывали тревогу за будущее молодой республики, и обе предлагали собственные рецепты преодоления трудностей. Таким образом, ожесточенные политические дискуссии, которыми было отмечено последнее десятилетие XVIII века, не стихли и на рубеже нового столетия. Каковы пределы власти национального правительства и что считать превышением таковых? Как надежнее обеспечить защиту прав населения? И что, собственно, важнее для укрепления республики – единство или свобода граждан?
Как выяснилось, оба лагеря очень далеко разошлись в своих политических взглядах, а виной тому стали различные представления о человеческой натуре и наилучшем способе устройства человеческого общества. Глава одной из групп, Александр Гамильтон полагал, что американцам приходится иметь дело с весьма заманчивой, но совершенно не апробированной политической системой. И главная проблема связана не с самим правительством, а с объектом его управления. Он рассматривал фермеров (которые на тот момент составляли большую часть населения страны) как неустойчивую массу с ограниченными политическими устремлениями, скованную мелочным провинциализмом и подверженную взрывам необузданных страстей. Этих людей мало интересует необъятная страна с ее соблазнами и проблемами, круг их забот замыкается сельской околицей. Они с недоверием относятся к правительству, которое заседает в далеких городах, и ни за что не согласились бы покинуть свои родные поля – даже будь у них подобная возможность. Разве может такое «болото» вершить политику? Лучше всего, полагал Гамильтон, если небольшая группа талантливых и свободных от национальных предрассудков политиков возглавит энергичное правительство, которое и поведет народ к грядущему процветанию.
