Михаил Шойфет - Сто великих врачей
Георг Шталь издал в 1730 году сочинение «Экспектация как искусство лечения». Он, как и Гедеон Гарвей, сторонник выжидательного лечения, ограничивает до минимума задачу врача: «Человек носит своего врача в самом себе, природа является врачом болезней». Шталь говорил, что «выжидательный метод лечения — превосходный метод, но при условии, что он не голое выжидание, а вооруженное». Отсюда напрашивалось введение выжидательного способа лечения с назначением исключительно легкой диеты и индифферентных средств: селитры, кремортартара и небольшого количества горечей. Шталь против хины, опия, железистых минеральных вод, которые рекомендовал Гоффман и за которые ратовал Лейбниц.
Своеобразие взглядов Шталя выразилось, в частности, в том, что он считал знание врачами анатомии и физиологии, а также вообще всякое занятие ими наукой излишним. Он утверждал, что хорошие теоретики являются плохими практиками. К себе, вероятно, он это не относил. Врачебный авторитет Шталя был столь высок, что в 1726 году его даже приглашают в Петербург для лечения А.Д. Меншикова. И это происходит в то время, когда Шталь советует при запорах, которые он разделяет на активные и пассивные, свое излюбленное средство — кровопускание, применявшееся им не только к своим пациентам, но и к себе самому: к 70-му году своей жизни он насчитал 102 произведенных ему кровопускания. Удивляться нечему, мы еще не один раз будем говорить при анализе врачебных приемов других медиков, что кровопускание с древних времен и вплоть до XX века было универсальным методом лечения.
У Шталя были поклонники: сам ректор университета Галле М. Альберти разделял его доктрину. Нельзя не сказать и о другом апостоле учения Шталя Юнкере, который содействовал своими трудами распространению воззрений своего кумира. Иоганн Юнкер (1679–1759) — сначала богослов и филолог, преподаватель в королевском педагогиуме в Галле, затем, занявшись в 1717 году изучением медицины, — доктор медицины, в 1730 году — профессор медицины университета Галле. Ему принадлежит заслуга введения в университете клинического преподавания. Фридрих Вольф открыто заявляет, что он придерживается взглядов Шталя, но при этом избегает термина «душа» и говорит о «vis essentialis». В конце концов анимизм Шталя перешел в витализм. Взгляды Шталя оказали влияние на «школу медицины» Монпелье, сформировавшую витализм умами Бортеза, Бордё и Биша в конце XVIII века. Легче понять развитие школы, если удается указать точку ее отправления, что мы и сделали.
Отдельного внимания заслуживает попытка Шталя ввести психическое лечение душевнобольных. В 1708 году он выделил две группы психозов: первая — простые, первичные психозы, которые являются первичными заболеваниями души без участия тела, вторая — возникает в результате телесных болезней. Шталь утверждал примат души, примат психологического анализа психозов. Положение Шталя о простых психозах впоследствии развивалось школой «психиков», а его положение о сложных психозах — «соматиков». Так, в первое десятилетие XVIII века дано начало двум направлениям в психиатрии.
Лишь небольшое число врачей посчитало идеи Шталя привлекательными, поэтому, вероятно, он и не создал собственной школы. Гораздо большее влияние приобрела концепция «человек-машина» Гоффмана, учение, обязанное как вражде личной, так и презрению к системе ненавистного Шталя. В таком положении несколько причин, главная — в том, что при непосредственном сравнении с Гоффманом Шталь проигрывал. Шталь характеризовал своих противников в нелестных выражениях, что дало повод упрекать его в «непомерной гордыне». Шталь женился три раза и воспитывал семерых детей — это еще одна причина для обвинений в моральном падении.
Доктор Гоффман — жизнерадостный, открытый человек, излагал свою систему хорошим немецким языком, Шталь — на латыни, причем тяжелым слогом, длинно и путанно. Шталь — желчный, замкнутый ипохондрик, облекающий свое абстрактное учение покровом темного, крайне сухого изложения. К старости, встречая недопонимание своих взглядов, Шталь стал еще более угрюмым и замкнутым, даже меланхоличным. Глубоко религиозный Шталь каждый раздел своих книг, среди которых только на медицинские темы он издал свыше 250 сочинений, заканчивал хвалой Богу. Может быть, этим объясняется принятие прогрессивным миром не Шталя, а Гоффмана.
Гоффманское понимание соотношения строения человеческого тела и его движения было вполне закономерным, необходимым и соответствовало развитию науки XVI–XVIII веков. И лишь позже, благодаря возникновению клеточной теории, эмбриологии, гистологии, физиологии, эволюционному учению, т. е. примерно к середине и второй половине XIX века, когда природа предстала перед учеными не только как совокупность статических предметов и явлений, но и процессов, в науке постепенно начинает складываться понятие «динамических структур», их последовательности, цикличности, изменчивости. Но все ли сопоставления живого с механическим (физическим) бесплодны или среди них есть такие, которые могут быть плодотворными для развития теоретической биологии и подспорьем для более быстрого выявления внутренней диалектики живого?
Картина будет не полной, если не сказать, что Шталь не только великолепный врач, он еще крупный ученый — химик-технолог и металлург. Одна из важнейших его работ («Anweisungen zur Metallurgie») посвящена металлургии. Шталь сформулировал (впервые в 1697 г., подробно в 1703 г.) в «Experimenta, observationes, animadvertiones chimical et physical» («Экспериментах, наблюдениях и замечаниях в области химии и физики») первую общую химическую теорию — теорию флогистона (от. Греч. Phlogistys — воспламеняемый), благодаря которой химия освободилась от алхимии, то есть от мистического истолкования превращения веществ. Теория флогистона сыграла положительную роль в развитии теоретической и практической химии XVIII века, позже, как известно, ее опроверг Лавуазье.
Великий ученый Георг Эрнст Шталь скончался 14 мая 1734 года.
Бургав (1668–1738)
Несмотря на то что выдающийся врач и химик ван Гельмонт, авторитет которого был особенно велик, приводил подробное описание им самим произведенного опыта превращения ртути в золото и серебро с помощью ничтожного количества «философского камня», Шталь в конце жизни отказался от алхимии, посчитав ее притязания абсурдными. Учившийся химии у Шталя Бургав был последним из плеяды крупных химиков, на котором алхимия, берущая свое начало от Гермеса Трисмегистоса (трижды величавый), споткнулась. Однако последний гвоздь в ее гроб забил Э.Ф. Жоффруа, когда в 1722 году выступил во Французской Академии наук с разоблачением алхимии.
Поражает упорство, с каким Бургав в течение 15 лет непрерывно нагревал ртуть в замкнутом сосуде, доказав в результате, что она, вопреки утверждениям алхимиков, не превращается в твердый металл. Свыше 500 раз перегнав ртуть, Бургав убедился, что она не изменяет своих свойств. Между тем учитель Бургава Франциск де ла Боэ (Сильвий) был предан алхимической идее. Английский химик, физик и врач Роберт Бойль также был твердо убежден в переходе одного металла в другой. В таком же заблуждении находился Пьер Тарен Гельвеций (1725–1761), лейб-медик принца Оранского. Он обнародовал весьма обширный доклад о произведенном им превращении свинца в золото с помощью «философского камня». В свидетельствах подобных лиц, пользовавшихся высоким авторитетом у своих современников, не считали возможным сомневаться.
После эры алхимиков химию стали разрабатывать преимущественно врачи, следуя предписанию Парацельса, считавшего, что лечить надо «фармакологией натуральных ядов». Первым алхимиком, у которого ясно видно сближение алхимии с медициной, был врач Арнольд из Виллановы (XIII в.) веривший в «философский камень». К значительным ученым-химикам относятся английские врачи Джон Майов (John, Mayow, 1645–1679), Роберт Гук (Robert, Hooke, 1635–1702), а также немецкие — Иоганн Рудольф Глаубер (1604–1668), Бехер, Ведель, Шталь, Гоффман, француз Э. Жоффруа и голландцы — Франциск де ла Боэ, Бургав.
Герман Бургав не прибегал к теории Шталя (флогистона) для объяснения химических процессов и, в отличие от ятрохимиков, считал химию самостоятельной наукой. Объясняя процессы жизнедеятельности организмов законами химии и механики, он в то же время стоял на позициях витализма, вводя в теорию медицины понятие о «жизненных показаниях» и «жизненных истечениях».
Отвергая умозрительные теории «о сущностях», «о симпатиях», Бургав критиковал учение Шталя об «анима» (душе) как высшем регуляторе всех жизненных процессов и пытался синтезировать учения ятрофизиков и ятрохимиков. Так, например, обсуждая процесс пищеварения в желудке, Бургав говорил, что наряду с трением и перемешиванием частиц пищи большую роль здесь играют ферменты, вызывающие брожение.
В качестве химика Бургав известен более всего своим учебником «Основания химии» (два тома, 1732 г.), в котором он систематизировал знания в этой области. Вслед за Ньютоном он рассматривал химические процессы как следствие взаимного притяжения частиц; разграничил механические смеси и механические соединения и рассматривал растворение как проявление химического сродства. Он не только великолепный голландский химик, ботаник и философ, он также врач, реформатор медицины, обобщивший известные научные (преимущественно механистические) основы медицины. Он изложил их в труде «Наставления по медицине» («Institutiones medicae», 1708), относящемся к первой фундаментальной работе в области физиологии.
