Владимир Петрухин - Мифы финно-угров
Космогонические мифы прибалтийско-финских народов позволяют предположить, что хозяйка Похьелы не была первоначально похитительницей светил: ведь они изначально пребывали в ином мире — на дне Мирового океана, куда упало чудесное яйцо. Оттуда их добывают волшебная птица и герой-кузнец. В ижорских рунах сохранился миф о древних временах, когда
«…без солнца жили,
Копошились без луны.
Ощупью ходили люди,
Пальцами искали пашни,
След ноги (то есть дороги — В.П.) — мизинцем малым,
При свечах пахали землю,
Засевали при лучинах.»
В те времена все происходит «наоборот»: «из реки дрова палили, суп из родника хлебали, заячью капусту ели». И кузнец Инкеройнен (то есть ижорец), дочь кузнеца, сам Юмала — Бог, дева Мария, «сын Божий» или какой-либо иной герой отправляется искать светила (в одной руне сам Вяйнямёйнен рассказывает герою о том, что они спрятаны на северной стороне моря). Герой находит их в Похьеле (или Хиитоле) — в ивовом кустарнике или березняке, под крышей гумна или в амбаре. Он усыпляет народ Похьелы или стражей, стерегущих светила, при помощи «сонного клубка», выносит светила, «держа месяц цветком в руке», а солнце ставит на голову. Героя преследуют хозяева похищенных светил, но он уходит от погони благодаря прихваченным с собой чудесным предметам: из брошенного им кремня вырастает гора, щетка становится непроходимым лесом, кувшин — глубокой рекой. Герой развешивает добытые светила на дереве. Сначала они светят лишь богатым, но Божий сын их перевесил, и они стали светить всем людям.
Упомянутые выше потешные руны изображают «мир наизнанку», а сказочное бегство героя похоже на бегство детей от Бабы-яги. Но рунические небылицы напоминают и о самом серьезном, что есть в мифологии — о сотворении мира, первобытном хаосе, из которого необходимо сотворить космос, разместив светила на Мировом древе.
Обращает на себя внимание то, что «кователь небес» Ильмаринен не в состоянии выковать новые светила (как он оказался не в состоянии выковать себе жену, о чем еще пойдет речь). Эпоха творения закончена — эпический и культурный герой может создавать лишь блага культуры, но не может вновь сотворить свет.
Вяйнямёйнен похищает у жителей Похьелы источник изобилия — сампо, где, по одной из версий, оказываются скрытыми солнце и месяц; затем он усыпляет их игрой на кантеле (или применив «усыпительные иголки», или же уговорив солнце светить жарче) и, наконец, отплывает с добычей и сопровождающими его героями (Еукахайнен, Ильмаринен и другими) на лодке.
Вяйнямёйнен и Еукахайнен
Мудрый старец Вяйнямёйнен противопоставляется в карело-финских рунах молодому самоуверенному герою-неудачнику Еукахайнену (Еукахайни, Еугамойни, Еугамойне). В карельских рунах Еукахайнен (он может быть родом из России или Швеции) едет состязаться с самим Вяйнямёйненом в пении и мудрости; их сани сталкиваются в дороге, и уступить путь должен мудрейший. Еукахайнен выдает себя за мудреца времен творения мира:
«Я уже был тогда,
Когда вспахивали первое море,
Когда создавали горы.»
Но настоящий демиург Вяйнямёйнен, который выкопал ямы рыбам и сделал небесный свод, песней-заклинанием, от которой затряслась земля и задрожали горы, загоняет хвастуна в болото (в «Калевале» Еукахайнен даже окаменевает, как первобытный великан). Он выпускает неудачника оттуда лишь после того, как Еукахайнен дает выкуп — не золото и не коней, которых много у самого Вяйнямёйнена, а свою сестру в жены герою.
Еукахайнен сопутствует Вяйнямёйнену в его культурных деяниях, по-видимому, как неудачник-трикстер — демиургу. В некоторых рунах Еукахайнен — младший брат Вяйнямёйнена (см. ниже Ен и Омоль в мифологии коми, Нуми-Торум и Куль-Отыр у обских угров и т. п.). Вяйнямёйнен делает лодку — Еукахайнен ее портит; меч Еукахайнена ломается о хребет гигантской щуки, которую Вяйнямёйнен убивает своим оружием и из которой делает кантеле; Еукахайнен неумело играет на инструменте — Вяйнямёйнен зачаровывает всех своей игрой. Когда Вяйнямёйнен похищает сампо, Еукахайнен уговаривает его запеть, и пение будит хозяйку Похьелы. Согласно одной из рун, Еугамойне даже стреляет в Вяйнямёйнена из лука, когда тот возвращается из Похьелы.
Вместе с тем этот поединок Вяйнямёйнена и Еукахайнена напоминает состязания колдунов у разных народов. У соседних саамов сохранился рассказ, как колдун Ломпосоло добился удачи в рыбной ловле, призвав на помощь идола — сейд — которого соорудил на берегу из камней. Другой колдун сбросил сейд в реку, но Ломпосоло сделал нового идола, и рыба опять пошла к нему в сети. О подобных состязаниях колдунов будет рассказано ниже.
Вяйнямёйнен выступает также соперником другого героя — кузнеца Ильмаринена — во время их сватовства в Похьеле: хозяйка Похьелы дает женихам трудные задачи — достать звезду с неба, вспахать змеиное поле, руками свернуть в клубок змей, выловить черную щуку из реки Туонелы. Вяйнямёйнен справляется с задачами, используя свои магические способности, и уводит невесту Ильмаринена после брачных испытаний.
Уход Вяйнямёйнена
Однако и у мудрого старца оказывается настоящий соперник. Карельские руны повествуют о чудесном рождении юного героя, которого дева понесла от съеденной лесной ягодки. Когда настала пора роженице идти в баню — совершать необходимый ритуал, после которого ребенка должны принять в род, — Вяйнямёйнен почуял недоброе. Старец сказал, что младенца лучше было бы убить. Тут и случилось чудо: полумесячный младенец Калева вдруг заговорил и упрекнул Вяйнямёйнена, что тому прощались и большие проступки, — Калева обвинил старца в том, что он обесчестил собственную мать. Народ нарекает чудесного младенца царем леса (Метсолы) и стражем денежной горы. Оскорбленный же Вяйнямёйнен уплывает прочь в своей лодке, предрекая, что вернется сюда умирать.
Сказанные чудесным младенцем слова — не просто оскорбление: это магическое заклинание, лишающее старца сил. Вспомним, что сам Вяйнямёйнен также родился от девы после чудесного зачатия.
В рунах говорится также, что чудесного младенца крестят. Это означает, что новая религия приходит на место старым культам и заклинаниям Вяйнямёйнена. В Карелии сохранилась легенда о соперничестве христианского Бога и Вяйнямёйнена. Бог хотел убить Вяйнямёйнена, потому что тот долго жил на свете и считал себя могущественнее самого Господа. Но Вяйнямёйнен взмолился, чтобы Бог дал ему еще один век жизни — пока он не стопчет железных сапог. Создатель дал ему три пары сапог, но хитрый Вяйнямёйнен не стал носить их — ходил в собственных сапогах. Когда Божьи посланцы вновь пришли по душу Вяйнямёйнена, то увидели, что сапоги не сношены. Бог разгневался и проклял старца — «Пусть душа в тебе сидит, пока Вселенная стоит!» — и изгнал его с лица земли.
Вяйнямёйнен с плачем отправился в Похьелу, но ее хозяйка отправила его еще дальше, в глотку Куримуса, в водоворот посреди Мирового океана — «в гадкую пучину моря», где он был обречен на вечное заточение.
Загадочный уход Вяйнямёйнена из своей страны характерен для деяний культурных героев-первопредков: так же уходит и легендарный предводитель мордвы Тюштян, о котором еще пойдет речь.
Ильмаринен — божественный герой-кузнец
Спутник и соперник Вяйнямёйнена Ильмаринен (Илмайллине, Илмойллине) — также один из создателей мира в финской и карельской мифологии. Образ Ильмаринена восходит, вероятно, к финно-угорскому божеству неба, ветра, воздуха (финское ильма переводится как воздух, небо, погода) и родственен демиургу других традиций — Инмару, Ену. Ильмаринен — «кователь небесного железа», что сближает его с небесными кузнецами других мифологий (сравните греческого Гефеста). Он выковывает небесный свод так, что «след молота не виден, не видны следы клещей в нем», делает первый плуг и меч для героев Калевы.
Вспомним, что у ижоры сохранились руны, где кузнец оказывается истинным творцом мира. Яйца падают из гнезда ласточки-касатки в океан, она летит к кузнецу и просит, чтобы тот помог добыть их или выковал из разбившихся яиц светила.
В некоторых рунах Ильмаринен замещает Вяйнямёйнена как творец: это он первым высекает пламя, а происхождение огня и грозы, как известно, — один из центральных сюжетов не только в финских поверьях, но в мифологии вообще. Значит, Ильмаринен не просто культурный герой, создатель земных благ; его образ, как уже говорилось, восходит к общефинскому небесному божеству, которому присущи и функции громовержца.
