Лейн Брайен - Пытки и наказания
Мэри Митчелл, воспитанница приходского сиротского приюта, поступила к ней ученицей в 1765 г. В том же году в том же качестве у миссис Браунригг появилась другая сирота — Мэри Джоунс. Чтобы читатель не подумал, что миссис Браунригг являла собой воплощение доброты и альтруизма, следует сказать, что в то время каждый, кто брал в ученики ребенка из приюта или работного дома, получал в качестве компенсации 5 фунтов стерлингов (те, кто читал «Оливера Твиста» Диккенса, наверно, помнят об этом), и поскольку миссис Браунригг обычно принимала роды и держала рожениц у себя дома, девочки оказались для нее большим подспорьем. Кроме того, они выполняли обязанности домашней прислуги, нанять которую миссис Браунригг позволить себе не могла. Сначала она обращалась с девочками-сиротами вполне сносно, но вскоре дала полную волю своей свирепой жестокости. Однажды, положив Мэри Джоунс на два стула, она высекла ее так, что та не могла встать на ноги и пролежала без движения несколько часов. Подобные воспитательные процедуры стали повторяться все чаще и чаще, кроме того, чтобы привести девочку в чувство, миссис Браунригг после порки обливала ее холодной водой или окунала голову в ведро. Дверь в комнату, в которой жили девочки, выходила в коридор, ведущий к входной двери, и однажды, после очередной порки, вся покрытая синяками и кровоподтеками, Мэри Джоунс решила избавиться от издевательств и бежать.
Обнаружив, что ключ от входной двери остается в замочной скважине, когда семья отходит ко сну, ранним утром девочка осторожно открыла дверь и выскользнула на улицу. Оказавшись на свободе и расспрашивая прохожих, она добралась до больницы для подкидышей, в которой когда-то росла сама. Здесь ее выслушали, подивились на следы избиений, которые осмотревший девочку врач признал очень серьезными, после чего мистер Пламбтри, адвокат больницы, написал письмо Джеймсу Браунриггу, угрожая тому судебным преследованием, если он не объяснит должным образом, откуда у девочки появились следы побоев.
Ответа на это письмо не последовало, и больничное начальство, посчитав, что будет неразумным прибегать к общему праву, переправил девочку в Лондонский королевский суд. Другая же девочка, Мэри Митчелл, продержалась у миссис Браунригг целый год, в течение которого с ней обращались не лучше, чем с Мэри Джоунс. Решив, наконец, последовать примеру своей товарки и бежать, она оказалась не столь удачливой. На улице она наткнулась на младшего сына миссис Браунригг, который заставил ее вернуться в дом. На этот раз ее страдания усугубила ее неудавшаяся попытка обрести свободу, и последовало еще более жестокое наказание.
А тем временем попечители прихода Уайтфрайерз передали миссис Браунригг еще одну девочку по имени Мэри Клиффорд, и прошло немного времени, прежде чем она познакомилась с плетью хозяйки, однако ей повезло еще меньше,„чем другим сиротам. Часто ее голую подвешивали за руки к крюку на потолке и избивали кнутом или прутом до потери речи. Несчастной девочке не позволили спать в постели, а бросили ей матрац в подвале для хранения угля, где было чрезвычайно холодно. Однако по прошествии времени миссис Браунригг вместо матраца дала ей мешок и охапку соломы. Находясь в этом отчаянном положении, Мэри Клиффорд получала только хлеб и воду, а спасением от холода ей служила собственная одежда.
Однажды девочка, почти умирая от голода, залезла в кухонный шкаф в поисках пищи, таким образом пытаясь хоть как-то поддержать в себе жизнь, но шкаф оказался пустым. Наказание не заставило себя ждать. За такую наглость миссис Браунригг раздела ее догола и в течение целого дня, прерываясь только для отдыха, избивала ручкой кнута. Когда девочка покрылась синяками и истекала кровью, хозяйка позволила ей умыться в бочке с ледяной водой, но и теперь продолжала бить ее по плечам, которые уже кровоточили от предыдущих ударов. Все это время Мэри Митчелл, другая сирота-ученица, должна была присутствовать при избиении, по-видимому, для острастки.
Во все время этой немыслимой экзекуции на Мэри Клиффорд был надет ошейник с цепью, конец которой миссис Браунригг держала в руке. После дня нечеловеческих страданий девочку, связав ей руки и не сняв ошейника, бросили в подвал, где та промучилась еще и ночь.
В результате вмешательства тетки Мэри Клиффорд, которой Браунригги не позволили повидаться с племянницей, и после того, как соседи засвидетельствовали тот факт, что из дома Браунриггов постоянно слышны детские крики, приходские власти приняли, наконец-таки, меры. Возмездие явилось в лице мистера Гранди, попечителя прихода Сент-Данстан, который препроводил Джеймса Браунригга (к этому времени миссис Браунригг и ее сын успели скрыться, прихватив из дома некоторые ценные вещи) к олдермену Кроссби. Тот выдвинул Браунриггу обвинение и приказал поместить Мэри Клиффорд в больницу Святого Варфоломея, где та через несколько дней и скончалась.
После осмотра тела судебным следователем, ведущим дела о насильственной смерти, против Джеймса и Элизабет Браунригг, а также против их сына Джона было выдвинуто обвинение в предумышленном убийстве.
А тем временем миссис Браунригг и ее сын, купив, чтобы не быть узнанными в лавке старьевщика какие-то лохмотья, скрывались в Лондоне, меняя места проживания, пока, в конце концов, не оказались в Ван-дзворте, где сняли комнату у мистера Данбара, владельца свечной лавки.
Торговец свечами, просматривая газету за 15 августа, случайно наткнулся глазами на объявление о розыске, в котором давалось словесное описание преступников. После прочтения газеты у лавочника не осталось никаких сомнений на тот счет, что именно его жильцы и были убийцами. Он позвал констебля, и мать с сыном срочно препроводили в Лондон. 2 сентября 1767 г. в Олд-Бэйли мать, отец и сын предстали перед судом. После одиннадцатичасового судебного разбирательства Элизабет Браунригг, к восторгу толпы, собравшейся у здания суда, была признана виновной и приговорена к смертной казни. Ее муж и сын были оправданы от обвинения в убийстве, но приговорены к 6 месяцам тюремного заключения за соучастие в убийстве.
После того, как миссис Браунригг приговорили к смертной казни, к ней в камеру наведался священник, которому та призналась, что осознает всю чудовищность своего преступления и считает приговор справедливым. Как говорят, ее прощание с семьей утром перед казнью было очень трогательным. Сын упал перед ней на колени, а мать обняла его голову и прижала к животу. Тут же стоял на коленях плакавший мистер Браунригг.
На пути ее следования к месту казни стояли люди, которые в самых нелестных выражениях высказывали свое отношение к ней и содеянному ею.
Анатомированный скелет Элизабет Браунригг, выставленный в Ассоциации хирургов.
После того, как миссис Браунригг была повешена, в соответствии с законом, тело ее передали Ассоциации хирургов для вскрытия. После анатомирования ее скелет был выставлен в помещении Ассоциации.
БРОДЕКИНЫ (см. «Испанский сапог»)
В XVII столетии в Шотландии широко применялся еще один вариант «испанского сапога», который назывался бродекины. Короткие деревянные дощечки крепко привязывались шнурами по обе стороны каждой из ног жертвы. Затем, как водится, между ногой и дощечкой вставлялся клин и при помощи молота загонялся поглубже. Шнурки глубоко врезались в плоть, а дощечки крушили кости жертвы.
БРОНЗОВЫЙ ТЕЛЕЦ
Перилай изжарился в быке,
Им сотворенном.
И тем доказал,
На что способен его злой гений
(Овидий)Об этом изощренном методе казни мы узнаем только из писаний древних классиков — римского поэта Овидия (жил с 43 г. до нашей эры по 17 г. нашей эры) и греческого сатирика Лукиана (жил со 120 г. по 190 г. нашей эры). К несчастью, как Овидий, так и Лукиан писали вымышленные истории, поэтому, прочитав «Правдивую историю» Лукиана, читатель может усомниться в реальности существования бронзового тельца, однако, как инструмент пытки, он не более фантастичен, чем другие приспособления, применявшиеся для этих целей и имеющие доказательства того, что некогда они действительно существовали.
Бронзовый телец Перилая.
Злого гения, сотворившего бронзового тельца, звали Перилаем. Его творение было отлито в бронзе в натуральную величину, имело полость внутри и закрывалось снаружи дверцей. Жертву запирали в тельце, разводили внизу костер и с упоением слушали, как несчастный кричит от боли, заживо зажариваясь в этом адском творении. Дьявольский гений Перилая воплотился вдобавок в том, что в ноздрях тельца тот установил систему трубок, которые превращали крики жертвы в подобие мелодии смерти. Изобретатель так возгордился своим творением, что доставил бронзового тельца к единственному человеку, которого считал не менее, если не более, злобным себя самого. Этим человеком был тиран Фаларис. По каким-то известным только ему причинам тирану не понравились как Перилай, так и его адская машина, и Фаларис решил удовлетворить собственные садистские наклонности за счет своего гостя. Вот как пишет об этом Лукиан:
