Надежда Ионин - 100 великих замков
Зенита своей славы Порт-Ройал достиг при Генри Моргане — «величайшем негодяе эпохи негодяев», вошедшем в историю как самый яркий предводитель пиратов своего времени. Когда на Ямайку прибыл 30-летний Генри Морган, губернатором острова был Т. Модифор, получивший из Лондона приказ прекратить бесчинства флибустьеров. Но все прекрасно понимали, что этот документ нельзя воспринимать как руководство к действию.
Хотя флибустьеры Карибского моря и раньше разоряли испанские колонии, но Генри Морган первым понял, что захват больших населенных пунктов, пусть даже и хорошо защищенных, сулит гораздо большую выгоду, чем морские рейды. Он был убежден, что «там, где испанцы, защищаются, есть чем поживиться». В 1667 году Г. Морган решил захватить Панаму — город, который заложил губернатор Педро Ариас Давила, прозванный Жестоким. В 1519 году он облюбовал это место на Тихоокеанском побережье, так как оно было более сухим, чем берег Дарьена. Проводники-индейцы одобрили его выбор и, обведя бухту рукой, сказали: «Панама», что означало «рыбное место».[52]
По красоте и богатству с Панамой не мог сравниться никакой другой город в Новом Свете, не зря его называли «Чашей золота». Городские склады были доверху набиты слитками золота и серебра; порой на них не хватало места, и драгоценный металл лежал прямо на улицах. Никто даже не пытался стащить эту непомерную тяжесть.
Вслед за конкистадорами в Панаму потянулись и купцы, которые сначала трусливо сжимались от любого звона стали. Но вскоре именно они стали истинными хозяевами Панамского перешейка: торговцы поднимали цены на продовольствие, прибирали к своим рукам драгоценности и получали прибыли, которые даже подсчитать было трудно. Обосновавшиеся в Панаме генуэзские работорговцы выстроили для своего «товара» огромные помещения, где в бесчисленных клетушках сидели черные рабы, которых продавали тому, кто больше заплатит. На складах, принадлежащих королю, хранилась десятая часть всего, что производили эти щедрые земли. Раз в год приходили караваны судов, сокровища переправляли через Панамский перешеек на мулах, грузили на корабли и отправляли в Испанию. Поистине «чашей золота» была Панама!
Полстолетия испанцы утолщали стены Старой Панамы. Казна истратила на это столько денег, что королевский двор в Мадриде вопрошал, уж не из золота ли складывали их строители. Кроме того, после нападения на город в конце XVI века английских пиратов под командованием Ф. Дрейка, этот порт был еще сильнее укреплен и стал тщательно охраняться. Самые отборные войска караулили королевские кладовые, казармы с рабами и конюшни с тысячами мулов. Когда до Панамы дошли слухи, что на них идет ужасный Генри Морган, все восприняли это как забавную выдумку. Однако недобрые вести ползли со всех сторон, и вскоре горожане уже обезумели от страха. Они стали вспоминать о жестоких расправах, которые творили пираты в захваченных городах, и многие бледнели от этих рассказов.
Для задуманной экспедиции Г. Моргану нужно было столько людей, сколько никогда еще до этого не собиралось. «Каждый разбогатеет, если мы добьемся успеха», — гласило его послание, и клич этот был услышан. Вскоре корабли и люди начали собираться в условленном месте: прибыло буйное братство с Тортуги, видавшие виды пираты из Гоава и бесстрашные авантюристы со всего света.
Генри Моргана нисколько не смущало, что за год до намечаемой им экспедиции английский и испанский короли заключили договор, по которому англичане обязывались не разорять испанские владения. Он решил напасть на Панаму с суши, со стороны Атлантического океана, пройдя через болота и тропические леса. Первая стычка произошла у форта Сан-Лоренцо, располагавшегося в устье реки Чагрес. Генри Морган легко овладел крепостью, которую защищал гарнизон в 200 человек, и оставил в ней собственный отряд, чтобы обезопасить свой тыл. Он знал, что река Чагрес судоходна для больших судов только на отрезке в 40 миль, и потому взял с собой несколько каноэ, на которых решил потом идти дальше вверх.
В конце пути отряду Генри Моргана приходилось продираться через тропические джунгли. Не привыкшие к подобным переходам пираты терпели суровые и жестокие лишения; на пути их попадались аллигаторы, ядовитые змеи, ягуары и пумы. Но и это еще было не самым большим злом, «джентльмены удачи» мучительно страдали от укусов москитов, пауков и ядовитых муравьев, которыми кишели джунгли Центральной Америки.
Вскоре войско Г. Моргана достигло места сужения реки. Собрать и рассадить на пироги, баркасы и шлюпки 1400 человек было делом непростым, но вот наконец флибустьеры двинулись в путь. Жорж Блон в упоминавшейся уже книге пишет, что в местечке Хуан-Кальего, где стоял слабый испанский гарнизон, Генри Морган хотел перебить его и захватить провизию. Но расчет этот не оправдался, так как домишки и жалкие хижины оказались пусты, и в них не было ни кукурузы, ни одного поросенка, даже собаки не бегали по улицам. Пришлось и дальше двигаться на голодный желудок.
Испанцы опустошили всю местность на пути следования флибустьеров, и люди оказались более голодными, чем даже в пустыне. Как-то пираты обнаружили несколько канастр (сшитых из шкур ларей), которые были, конечно же, пустыми, но люди уже настолько оголодали, что начали есть эти шкуры. А в районе поста Крус произошла совсем странная вещь. Люди, шедшие во главе колонны, вдруг стали падать замертво, хотя кругом стояла полная тишина и врага не было видно. Раненые пытались вытащить из своих тел индейские стрелы, колонна смешалась, многие бросились назад… А потом селение Крус заполыхало, и вскоре огонь не оставил ничего. Не успели сгореть только склады с каменными стенами, в которых пираты нашли несколько ящиков прошлогодних сухарей. Этими зачерствевшими сухарями они заедали кошек и собак, которых удалось выловить и зажарить. В погребах обнаружили бочки с вином, но Генри Морган предупредил, что оно может быть отравлено…
После тяжелейшего перехода отряд пиратов увидел наконец изумрудные воды Панамского залива и красивый город на его побережье. Защитники Панамы придумали, казалось бы, хитрую уловку: они погнали на нападающих несколько сот голов дикого скота, однако план этот обернулся против них самих. Обезумев от выстрелов, животные кинулись вспять и смяли следовавшую за ними испанскую кавалерию. Генри Морган взял город приступом, разграбил его и сжег. Добыча была так велика, что пираты неделю грузили ее на мулов. Но Панама продолжала обороняться даже и в то время, когда церковное золото, серебро и другие драгоценности уже грузились на пиратские корабли.
На Ямайке их ждал триумф, однако Порт-Ройалу суждена была не слишком долгая жизнь. В июне 1692 года, около полудня, мощные подземные толчки разрушили знаменитую столицу пиратов и работорговцев. И многие восприняли эту катастрофу как ниспосланную городу Божью кару.
Небо в тот день было безоблачным, Карибское море — спокойным, солнце уже клонилось к зениту, и Порт-Ройал дремал в потоках дурманящего зноя. Около 20 кораблей со спущенными парусами лениво покачивались на гладкой поверхности гавани. Приближался час обеда, и в медных котлах многих таверн уже закипала вкусная похлебка из говядины и черепашьего мяса. Однако эта духота все-таки тревожила горожан, ведь почти каждый год именно в такую жаркую и безветренную погоду отмечались подземные толчки. Впрочем, к ним жители тоже привыкли, поэтому казалось, ничто не может нарушить привычного течения жизни.
И вдруг задрожала земля. С гор донесся глухой грохот, напоминавший отдаленные раскаты грома, а потом землю потряс новый мощный удар, за ним еще один, и еще… Массивные стены форта Джонс и форта Карлейль развалились в мгновение ока. Глубокие трещины, расколовшие землю, жадно поглощали здания и охваченных паникой людей. С грохотом упала колокольня церкви Святого Павла, стоявшая неподалеку от берега; колокол отчаянно зазвенел и стих только тогда, когда над развалинами церкви сомкнулись волны. А в море уже рождалась новая огромная волна, она поднималась все выше и выше и, докатившись до города, затопила уцелевшую его часть. Через несколько минут все было кончено. Катастрофа унесла жизни 2000 человек, а сам Порт-Ройал исчез под морской гладью…
ПЕТРОПАВЛОВСКАЯ КРЕПОСТЬ
Возникновению многих городов сопутствовали красивые и причудливые легенды: молоком мифологической волчицы вскормлены основатели Рима, Киев ведет свое начало от славянина Кия, в землю Карфагена лег пепел царицы Элиссы… Но нет ничего деловитей, чем рождение Санкт-Петербурга, потому что невская столица «стала есть» от чертежа и от строгого расчета, которые в 1703 году легли на зыбкую болотистую почву.
Для России тот год был знаменательным. Тогда русские войска вернули государству невские берега, отторгнутые Швецией по Столбовскому договору, и открыли выход к Балтийскому морю. Еще во время подготовки к осаде и штурму Ниеншанца Петр I с рабочими и солдатами Семеновского и Преображенского полков на 60 лодках спустился вниз по Неве для обследования ее фарватера и берегов. Уже тогда русский царь оценил расположение небольшого островка Эни-саари (Заячий остров) длиной 600 и шириной 400 метров, расположенного в самом широком месте Невы — у разветвления ее на рукава. И он распорядился именно здесь начать возведение крепости, которая бы обезопасила невские берега и закрепила их за Россией навечно.
