Григорий Курлов - Путь к Дураку. Книга первая. Философия Смеха.
Петя ошалело уставился ему вслед.
— «Если вспомню…» — ничего себе, — пробормотал он вслух, — а если нет?..
Он представил, что будет, если его запамятуют так же, как портки… Унылая картинка получалась.
— Сколько ещё не сделано… — сказал Петя. — А сколько ещё предстоит тогда не сделать?.. — и он передёрнул плечами.
— Опыт, — успокаивал затем себя, — это то, что позволяет человеку делать новые ошибки в подтверждение старых… У людоеда на крючке висел? Висел… Яблоко волшебное сожрал? Сожрал… Меня дракон чуть не слопал? И это было…
— Значит, что-то во мне всё ещё не ладно… — сделал вывод Петя и вздохнул.
— …Вздох — это упрёк настоящему, это страх перед Миром, — будто в ответ раздалось в его голове, и прямо перед ним появилась улыбка Мява. — А ведь ты, не более беззащитен перед ним, чем он перед тобой. Ощущать себя беззащитным перед Мирам — это то же, что содрогаться при виде себя.
— Ты кстати. Мяв, — обрадовался Петя, — чего-то я в себе никак поднять не могу. И ведь чую недоделку внутри, а в чём она — не разберу никак. Видишь вот, вновь в ловушку себя загнал…
— Ты, Петя, — заурчал Мяв, — как всегда непобедим в борьбе с собой. Неприятности, знаешь ли, они приходят и уходят, а их творцы остаются…
— Так и я о том же, — заволновался Петя, — хочу уже полный порядок в себе навести, что погнилее нащупать да наружу выволочь. Надоело мне туда-сюда по сказкам шляться, пора уже и старуху домой возвертать… выскочить бы из себя прежнего, да так, штоб и не возвращаться более…
— Ой, Петя, — хмыкнул Мяв, — неспешно наука в тебя проникает Смотри, как бы выйдя из себя да не заблудиться в других. Ведь возвращаться-то всё равно придётся… Вот и воротишься сам не свой. Наберись терпенья и, если любишь жизнь, меньше насилуй её своими мыслями да упрёками себе. Как правило, лишь к концу пути нашего мы и понимаем смысл самого пути. Да и то не всё, а лишь те, кто не остановился, в мыслях запутавшись. Слава хромому, Петя, ведь если мы знаем, что он хромой, значит, он идёт…
Петя помолчал, пытаясь переварить услышанное, а затем спросил с ехидцей:
— Слушай, Мяв, а ты в самом деле такой умный? Может, ты просто притворяешься? Мяв захихикал:
— Не нравится, Петя? Прямых ответов, простых советов желаешь? Хочешь, чтобы я за тебя твой путь прошёл?.. По головке гладил… слезу с тобой пустил?.. Запомни: если кто-то идёт тебе навстречу — значит, вам в разные стороны и не по пути. А само плывёт в руки, сам знаешь что. То, что не тонет…
Рыжая улыбка начала бледнеть, исчезая, голос Мява звучал всё тише.
— Не жди дня завтрашнего, когда умнее и краше станешь. Угомонись, Петя. Жизнь, она ведь сегодня проходит…Когда ты всё же отыщешь счастье своё, то поймёшь, что всё это время оно было рядом с тобой, как заплата на твоей драной заднице…
Поcле ухода Мява Петя ещё долго прислушивался к себе, пытаясь разобраться в ощущениях. Как всегда, не сразу доходило до него сказанное котом, но он уже не раз убеждался в мудрости этой рыжей бестии.
— Хорошо, — наконец сказал он вслух, — вот стою я здесь привязанный… Что это значит? В чём-то я потерпел неудачу…Л неудачник — это кто? — это человек, неправильно воспринявший урок, который сам себе и преподал. Так? Так! В чём же этот урок заключался?
Петя задумался. Стоял, только пальцами пошевеливая да плечами слегка поводя — это было всё, что он мог делать, оставаясь связанным.
— Неудача, — сказал наконец, — это всего лишь то, из чего строят удачу. Не бывает безвыходных ситуаций. Есть только те ситуации, выход из которых нас не устраивает… А что именно меня не устрашает?..
— Ну, выхода мне пока и вовсе не видать, — отвечал себе Петя, — могу предположить только, что он там же, где и вход… А вот что не устраивает меня, так это стоймя стоять связанным, воронам на смех. Пить давно уже хочется — тоже не устраивает…Болваном себя чувствовать постоянно — очень не устраивает…Больно уж мотает меня — то червяком никчёмным себя чую, то Хозяином сказочным… А какой я взаправду, о том сказать и некому. Мява разве поймёшь, одни пинки под зад… Яга, правда, доброе говорила — так ведь баба, разве можно ей верить…Кощей или людоед энтот — вегетарианец, что с братом полудуркам, так их похвалы и того меньше значат, ведь и сами-то они — мало люди…Петя ещё помолчал и вывод наконец сделал:
— Вот и выходит, что всего больше я сам себя и не устраиваю… Вот-вот, потому-то, видать, и торчу здесь, собою ж поставленный, хоть и руками разбойника рыжего…
…С оглушительным лаем откуда-то из чащобы, прямо под ноги к Пете, выкатилась собачонка малая, невзрачная. Она бегала вокруг дерева, весело облаивая его. Пока Петя наблюдал за ней, на поляну вышло несколько человек. Они подошли совсем близко, прежде чем он их приметил.
Это был уже знакомый Пете воевода, несколько стражников и ещё кто-то, связанный в руках верёвкой.
— А-а, знакомец смеховой… — расплылся в улыбке воевода, признав Петю. — Глядя на мир, удивляюсь, что никто не удивляется. Стоит человек посреди лесу один, привязанный, будто так и надо… Ты пошто здесь?..
— Да так, видишь вот — дерево охраняю, — невесело пошутил Петя. — По царскому указу…
— А-а, — вновь сказал воевода недоверчиво и уважительно одновременно, — по царскому, говоришь… Ну то им, царям, виднее. А наше дело служивое: приказали — выполни… Вишь вот, преступника в тюрьму сажать ведём…
— И за что же его? — полюбопытствовал Петя.
— А задержан за совершение преднамеренного самоубийства, — пояснил воевода. — Опасный человек…
Он уселся рядом, снял шапку и, вытирая платком лысину, принялся сплетничать, как со старым знакомым.
— Народ, — говорил он, — безмолвствует всё громче… Ещё малость — и даже царь почует. Не понимает, поди, царь-то, что во всём нужна умеренность, особливо в умеренности, особливо когда прокорма энто касается… Я-то помалкиваю, а што? — закрытый рот, он зубы бережёт…Надо отстаивать свою точку зрения — я и отстаиваю…как отстоится — выскажу… кали спросят… А пока, чтобы слова не расходились с делом, надо молчать и ничего не делать…
Поболтав ещё маленько о том о сём, воевода поднялся и потянулся, вид при этом у него был как у человека, привыкшего всегда побеждать в борьбе со здравым смыслом.
— Собачонка вот прибилась, — кивнул Пете на что-то вынюхивающего песика. — Думал, шавка, а оказалось — волкодав. Пока идём, цельных два волка им уже подавилось. Царю в подарок, охоч он до охоты… Ну, так мы пошли. Бывай, значит…
Петя даже голоса от смятения внутреннего лишился…
—.. Дык, а я? — наконец сипло вырвалось у него.
— Что — ты?.. — удивился воевода.
— Да — развязать-то, — терпеливо пояснил Петя.
— Да ты что?! — возмутился воевода. — А указ царский? Сам ведь сказал… Велело охранять, так и охраняй своё дерево, царю-то батюшке оно виднее…
Петя беспомощно глядел вдогонку уходящим и шепотом ругал себя на все лады.
—.. Дошутился, — выдохнул он наконец. И внезапно такой смех его разобрал, что даже дерево закачалось.
Смеялся долго и глубоко, до слёз; жаль только, вытереть их было никак. Глубоко вдохнул напоследок, успокаиваясь. В голове чистоту и покой ощутил.
— А чем же это ты, Петя, недоволен? — сам себя спросил. — Ведь недавно вот так же у людоеда на крюке болтаясь, как-то ты поспокойнее был… О Хозяине вспоминал, мыслями себя тешил, али позабыл всё?..
— Надоть и сейчас всё изначально вспомнить… — сказал себе Петя озабоченно. — А то, как сожрал я то яблочко дивное, так вроде и сам не свой стал — то ли травленое оно, то ли порченое…
— Понял я тодысь, у великана-то, — вспоминал он вслух, — что по два приказа-то Хозяин сразу командует, это чтоб играть ему было с чем. Одним приказом проблему-то готовит, а другим — решение её… А приходят в Мир они сразу как одно…
— Точно, точно… — вспоминал дальше Петя, — потому ж тогда и обрадовался я, что понял — нет нужды в мире этом хорошее беспрестанно от плохого отделять и суетиться, выбирая — одно энто. И тот, кто к пониманию такому придёт, — вновь Хозяином и становится, а как Хозяином вспомнил себя — кто ж тебе плохое сделает теперь и зачем, если вспомнил уж? Хозяин сам себя не обидит, ведь если он больно половинке своей кукольной и делает иногда, так только чтоб напомнить ей, што и она Хозяин. Это как во сне дурном — себя щиплешь, проснуться штоб, а как проснулся, то чего ж щипаться, себя мучая?