Луиза Хей - Сотвори свое будущее. Как силой мысли изменить судьбу
У Джонатана на лице застыло странное выражение. Он сокрушенно покачал головой.
– А Бо был похож на вас? – спросила Лупе. – Вот моя собака Бонита, как говорили, была очень похожа на меня.
Лицо Джонатана просветлело.
– Не думаю. По крайней мере, такого никто не говорил. Это был боксер. Желтовато-коричневого окраса. Весь мускулистый. А что случилось с Бонитой?
– С ней ничего не случилось. Она осталась в Мексике.
– В Мексике? – сказал Джонатан. – Так вот ты откуда?
– Да, – кратко ответила Лупе. В первый раз оказалось, что есть темы, на которые ей не хочется говорить.
– И это там остались твои родители?
– Да, с Бонитой и остальными. А почему бы вам не завести другую собаку?
Джонатан задумался.
– Я не смогу о ней заботиться, – быстро ответил он. – Я и о себе-то практически позаботиться не могу.
– Так мне бабушка говорит, когда я прошу снова завести собаку.
– Что именно?
– А кто о ней будет заботиться?
Казалось, Джонатан смутился:
– Ну, ты будешь заботиться, верно?
Лупе вышла в холл и вдруг исчезла из виду.
Это пища, достойная королей. Мне нравится, потому что я это заслужила.
Глава VI
На следующий день вечером, возвращаясь домой из школы на велосипеде, Лупе проехала мимо одного из самых красивых особняков города. Это было старинное здание Викторианской эпохи с кружевной резьбой по цоколю цвета имбиря и фасадом бледно-желтого цвета. Из всех домов в городе этот нравился Лупе больше всего.
Когда она проезжала мимо, то старалась ехать помедленнее и представляла, каково это – жить в таком просторном доме, с огромным, изумрудным от зелени двором и бассейном, едва различимым за живой изгородью из вечнозеленых растений. В окно гостиной ей были видны канделябр и два огромных портрета, висевшие рядом – матери и дочери, похожих, как двойняшки. Даже вещи, которые они выбрасывали на помойку, были лучше тех, чем владела Лупе, – прекрасные прочные плетеные стулья, лишь слегка поврежденные куклы и коробка для шахмат с фигурами, даже не распакованная. У нее так и чесались руки, чтобы подобрать все это, но она делала над собой усилие и уезжала.
Сегодня, когда она снова ехала мимо, она увидела, как мать и дочь выезжали в сверкающем черном автомобиле, в салоне которого громко играла музыка. Это оказалась Бри с матерью, которая была просто постаревшей копией дочери – обе в легких спортивных брюках и с «конскими хвостами» на голове. Лупе пристально наблюдала за ними, когда проезжала мимо.
Мать спросила:
– Ты ее знаешь?
– Бог мой, нет, – ответила Бри. – Она просто учится в моей школе.
– Эти испанцы часто бывают наводчиками, сначала все высматривают, а позже возвращаются и грабят.
Бри усмехнулась, и взгляд у нее был точь-в-точь как у матери:
– Кто бы сомневался!
– Надеюсь, вы с ней не подруги. С такими ты ведь не знаешься, верно?
– Разумеется, нет. Она просто смешна.
* * *В квартиру, где жил Джонатан, Лупе пришла с покупками, пакетами репродукций и почтой. Постепенно устанавливался определенный порядок. Теперь Джонатан оставлял дверь открытой, поэтому Лупе уже не нужно было стучать.
– Не знаю, по карману ли мне твои услуги, – сказал Джонатан, в очередной раз составляя для нее список продуктов, которые нужно было купить.
– Вообще я беру недорого. И потом, я ведь могу делать что угодно: и убираться, и покупать продукты. И если захотите, могу еще и готовить…
– Спасибо, нет. Это все, что нужно. Не хватало мне еще обвинений в эксплуатации детского труда и нарушении законов.
– Я не ребенок.
Джонатан повернул голову в ее сторону.
– Разумеется, нет. Одиннадцать лет – это уже старость. Ты хоть представляешь себе, сколько мне лет?
– Пятьдесят пять.
– А ты откуда знаешь? – спросил удивленный Джонатан.
– Я про вас читала, в Гугле.
– Ах, так. И что еще тебе удалось выяснить?
– Да много чего. Что вы важный человек. Художник. Что вам не повезло. Что вы ослепли.
– Это я когда-то был известным художником.
– А это ничего не меняет, – сказала Лупе. – И потом вы снова начнете писать.
Джонатан издал недоверчивый смешок, наподобие собачьего лая:
– И как же у меня это получится? На случай, если ты не заметила, я живу в мире темноты.
– Вы все равно будете писать новые картины.
В дверь постучали, она распахнулась, на пороге стояла бабушка.
– Лупе, ты нам с дедушкой нужна.
Лупе направилась к двери.
– Прощайте, мистер Джонатан. До завтра!
Джонатан слегка помахал ей рукой, не двигаясь с места. Он сидел, уставившись незрячим взором в стопку репродукций, которые ему предстояло подписать. Произнесенные Лупе слова о том, что он снова будет писать, ошеломили и взволновали его.
* * *У квартиры четы Салдана с жилищем Джонатана не было ничего общего. В воздухе витал запах, трудно поддающийся определению. По мнению Лупе, это было сочетание запаха пропитанной нафталином одежды, плавленого сыра и терпкого аромата ландышей. Ими пахнул бабушкин тальк, которым она пользовалась после того, как примет ванну.
На стене в гостиной висела одна-единственная картина – большая репродукция распятого на кресте Христа с кровоточащими ранами. Ее привезли из Мексики, как Лупе однажды сказали. Комната Лупе вообще-то больше была похожа на стенной шкаф – маленькая кровать зажата в самом углу, накрыта покрывалом ручной работы. Когда она вставала с постели, то выходила сразу в холл. У нее не было иного выбора. Старая комната ее родителей была такой же тесной, и в ней сразу же устроили кладовку: там уже сложили пылесос, старые чемоданы и медицинское оборудование.
Лупе помогала бабушке менять громоздкий кислородный баллон, который ее дедушка носил на груди. Он сидел в кресле-коляске, закрыв глаза, изможденное лицо было землистого цвета.
– Дайка я, – сказала Лупе, когда бабушка пыталась вставить трубки-респираторы обратно ему в нос. – Вот так, дедушка. Теперь тебе будет легче дышать. Вдохни поглубже! – сказала Лупе.
– Gracias[8], дорогая, – ответил он тихим голосом изнуренного больного. Когда он несколько раз глубоко вдохнул через респираторы, то ему явно полегчало.
Лупе наклонилась и поцеловала его.
– Я тебя люблю, дедуля! Ты же знаешь! Лупе тебя очень любит.
По его сморщенному, как пергамент, лицу медленно катились слезы.
– Не плачь. Нет причин плакать!
– Лупе, ты просто ангел, – сказал он. – Это все поняли, едва ты родилась.
Лупе улыбнулась.
– А я слышала другое. Мама рассказывала, что весь первый год жизни я плакала, не переставая.
– Ты все равно мой ангелочек! – сказал дедушка.
Бабушка окликнула ее из кухни:
– Лупе, почему бы тебе не отнести что-нибудь на обед мистеру Джонатану? Судя по запаху, не похоже, чтобы у него дома вообще готовили!
– А он никогда и не готовит. Не знаю, как он умудрился не умереть!
* * *Лупе принесла запеканку в алюминиевой фольге и поставила на стол.
Джонатан принюхался:
– А это что такое?
– Ваш обед. Мы приготовили это у нас на кухне. Я заметила, что вы мало едите. Испанские блюда очень вкусные, и в них много белка.
– Правда? Так вот чем, оказывается, все время пахнет из вашей квартиры! Вкусными белками? А что там, собственно говоря?
– Карнитас[9], свинина, тушенная в собственном соку, цыпленок с соусом моле из мексиканского шоколада, чили и пряностей. И небольшая порция севиче[10].
Джонатан поморщился:
– Я собирался поесть немного крекеров с сыром, спасибо!
Лупе ничего не ответила, но ее молчаливое разочарование было красноречивее всяких слов.
– Может, я попробую это позже, – сказал Джонатан. – Просто сейчас я не голоден.
– Вы просто выбросите это на помойку, – сказала Лупе, разворачивая фольгу; достала тарелку и поставила ее перед ним.
– Удачная мысль!
– Я думала, что вы опытный путешественник, который пробовал кушанья по всему миру.
– Когда-то так и было.
Джонатан взял тарелку, очень аккуратно насадил кусочек карнитас на вилку, словно это была отрава. Откусил кусочек, медленно прожевал, откусил еще раз.
– Ты сказала, это утка?
– Нет, свинина в собственном жире.
– В собственном жире… Что ты собираешься сделать, устроить мне тромбоз? Это еще сильнее усугубит мое состояние.
– Дедушка все время это ест. И только посмотрите, как выглядит!
– Вот именно. Это я и имел в виду!
– Но ему ведь семьдесят один год! – в негодовании воскликнула Лупе.
– Неужели?! Ну, это впечатляет!
