Джон Уайт - Что такое просветление

Как только началось двадцатое столетие, основная область развития массового сознания, которое состоит из псевдоиндивидуальных и все более диссоциированных человеческих реакций, оказалась в области психологии. Но под психологией я отнюдь не имею в виду только лишь психологию персональности, типа психологии Фрейда, Юнга или Маслоу, имеющую дело с затруднениями людей, подверженных все более возрастающей хаотизации и дезинтеграции социальных, этических, религиозных и культурных ценностей и форм. Я также имею в виду тип международной политической психологии, развившейся в этом столетии и сделавшей международную арену похожей на семейное противостояние воплотившей в себе мужское начало Америки и женственной России с другими нациями в качестве многочисленных родственников и новыми нациями третьего мира в качестве детей. Эта международная война нервов использует идеологический конфликт – индивидуалистический капитализм против коллективистского социализма-коммунизма – как ширму, скрывающую сущностную борьбу за власть между противоположными, но сходными эмоционально-ментальными структурами социальных отношений, возникших в результате технологической революции. Технология, в свою очередь, – это результат эмпирического и количественного подхода современного научного ума, когда он фокусируется либо на чисто материалистических ценностях (комфорт, прогресс, удовлетворение жажды власти), либо на почти исключительно персональных заботах (например, Движение за осуществление возможностей человека – Human Potential Movement , – чьи корни можно найти в учениях Новой Мысли – New Thought teaching – в эпоху между двумя мировыми войнами).
Современная психология после Фрейда – это результат приложения эмпирического научного подхода к частным проблемам личности, рассматриваемой как совершенно отделенная от других психическая целостность. Эти индивидуализируемые психические атомы возникают из недифференциируемой родовой и коллективной массы человеческого рода и различных культур; и основные психологические проблемы нашего столетия связаны с характером отношений между этим индивидом и коллективными факторами. Эти отношения стали настоящей "холодной войной". "Мирный договор", предложенный Юнгом, имел в виду поиск индивидуального поля сознания (постижение "Себя"), поглощающего и освещающего глубины коллективной психики (человеческая природа и великие архетипы потенциально универсальной, всеобщей культуры).
Хотя Юнг и Маслоу, как кажется, открыли поле сознания запредельным ценностям и переживаниям, хотя трансперсональная психология и пытается иметь дело с самими пределами человеческого сознания, учитывая случайные и субъективные формы, возникающие в потоке света, наполняющего объем сознания тогда, когда окна личности открыты, Юнг и Маслоу наставляли учеников и практикующих в области трансперсональной психологии: "Что бы вы ни делали, не отказывайтесь от эмпирического подхода ".
По крайней мере в своих публичных лекциях и выступлениях Юнг никогда не отклонялся от своей веры в то, что, "ассимилировав" содержание коллективного бессознательного и глубинных значений величайших религиозных и культурных символов, здоровая личность должна быть одновременно и психологически укорененной, и социально-активной в своей культуре и в своей религии. Юнг, во-видимому, никогда не верил, по крайней мере не говорил, что радикальный разрыв с корнями не только родной культуры, но и уровнем, на котором любая культура функционирует , – это цель духовного развития. По-видимому, он отказывался принять возможность существования во всей земной сфере человечества существ, настолько же превышающих человеческий уровень – в эволюционном или в каком-либо ином смысле, –насколько, если можно сравнить, человеческий уровень превышает уровень растительный.
Тем не менее во все времена и во всех культурах и религиях хотя бы небольшое число индивидов (а в некоторых случаях и вся культура) верили в реальность существования подобных существ и в возможность человека достичь такого состояния бытия. На основе внутренних переживании – опыта, в каждом случае уникального, непроверяемого и не имеющего эмпирических обоснований, – эти индивиды переориентировали все свое существо с целью сделать реальные, радикально трансформирующие их шаги, которые могли бы актуализировать возможность сверхиндивидуального, безусловно сверхчеловеческого состояния бытия, то есть и сознания, и действия, и активности. Эти индивиды и есть подлинные оккультисты. Символически говоря, их цель лежит за пределами их культуры и ее цветов, в той эволюционной трансформации, которая может произойти только внутри мутирующего семени. Как "семя", эти личности становятся отдельными – в сознании и во внутреннем бытии – от растения (культуры), в которой они развились. И хотя они медленно созревали как семена внутри "плодов" культуры, они, как говорил Иисус, в мире, но не от мира, и это касается не только сознания, но и качества их действий, характера их мотивов и активности. Тем не менее то, что можно назвать "иным миром", не может рассматриваться как "Царствие Небесное", полностью оторванное от человеческого сознания и недоступное ему; он пронизывает "этот" мир и своей сущностью с ним связан. Эти два мира постоянно взаимодействуют и соотносятся друг с другом подобно тому, как воздух наполняет и пронизывает все, состоящее из земли и воды.

Сегодня особенно трудно понять фундаментальное различие между человеком, имеющим типично мистические переживания, и подлинным оккультистом, так как представители глубинной психологии, особенно Юнг, пытались свести все метафизические и онтологические проблемы к уровню одной лишь психологии. В частности, комментарий Юнга к "Тайне Золотого Цветка" характерны следующим вполне определенным высказыванием, в котором проявляется полное отсутствие у него интереса и даже презрение к восточной метафизике:
Мое восхищение великими восточными философами так же велико и несомненно, как и мое отношение к их метафизике совершенно индифферентно. Я воспринимаю их как символических психологов, которых совершенно неправильно было бы понимать буквально. Если то, что они имеют в виду, действительно является метафизикой, было бы совершенно бесполезно пытаться их понять (R.Wilhelm, transl. The Secret of the Golden Flower , Commentary by C.Q.Jung, N.Y., 1931, p.128.).
На критику он возражал, что его подход является чистым "психологизмом", который он считал "столь же детским, сколь и метафизику", и подчеркивал, что есть смысл придавать душе (psyche ) ту же значимость, что и эмпирическому миру, и принять, что первая столь же "реальна", как и последний". Однако, когда он обращается к процессу, ясно описанному в китайском трактате как постепенное формирование "алмазного тела", неразрушимого тела-дыхания, которое развивается в Золотом Цветке (то, что я символически называю "семенем"). Юнг напыщенно утверждает, что "это тело является символом замечательного факта" и затем соотносит это с переживанием апостола Павла, которое с оккультной точки зрения имеет совершенно иную природу.
Рамки этой работы не позволяют процитировать дальнейшее амбициозное обсуждение или вступить в обстоятельную дискуссию с Юнгом по поводу "коллективного бессознательного" и всего того, что может поколебать его абсолютное доверие к научному методу и эмпирическим посылкам европейской культуры, к которым он оставался столь глубоко привязанным. Я упоминаю Юнга и его позицию только лишь потому, что она стала прототипом недавно сформировавшейся психологии сознания "новой эпохи" (New Age ) и основой получившего широкое распространение стремления разделить чисто персональные проблемы счастья, роста и самоактуализации, характерные для сегодняшней евроамериканской культуры. Особенно ярко это проявилось в 1960-70-е годы, когда для достижения массового "расширения сознания" использовались наркотики, что относится и к так называемым "психическим" практикам. Некоторые виды медитации могут давать настоящее привыкание, подобное наркотической зависимости, к расслабленности и психологическому "хорошему самочувствию".
Когда китайский оккультист говорит об "алмазном теле" или когда буддисты Ваджраяны упоминают "три тела" Будды, нет никаких оснований рассматривать эти структурированные поля активности и сознания как "чистые символы", условно относящиеся к определенным стадиям внутренней эволюции только модальностей сознания. Для оккультиста эти "тела" суть состояния бытия только лишь в том смысле, что они отражают способность эффективно и сознательно (в разных типах сознания!) функционировать на различных уровнях существования. И даже состояние Нирманакайя у Гаутамы, когда он действует среди людей, по качеству своих вибраций может резко отличаться от того состояния физического тела, в котором действует обычный человек. Есть несколько санскритских терминов, характеризующих и определяющих различные стадии развития внутренних "оболочек", охватывающих и пронизывающих физическое тело человека (например, упадхи коша, шарира ).
Тем не менее реально говорить о "теле" имеет смысл только тогда, когда на данном конкретном уровне плотность и скорость вибраций, а также качество субстанций приводят в возникновению эффективно организованной функциональной системы, создаваемой как аспект действия и активности соответствующего уровня сознательного бытия.
Создание подобной функциональной системы соответствующих аспектов сознания (или сверхчеловеческих качеств) и эффективной воли, поляризованной адекватными данному высокому уровню целями (в некотором отношении сменяющих чувства и импульсы более низкого уровня), – это долгий, тяжкий, опасный и требующий полной отдачи процесс. Это и есть то, что оккультисты называют "Путь". То, что возникает и развивается на Пути, – это не сознание само по себе, а определенное качество бытия.
В соответствии с индивидуальной кармой и условиями социума и культуры, эти качества бытия проявляются в различной степени как разные, всегда более или менее сверхнормальные типы поведения (которые неизбежно вызывают непонимание у большинства людей), основанные на различных сознательных создаваемых структурах отношений.
Многие культуры и коллективные формы социальной организации возникали или создавались именно как среда, поддерживающая человеческие существа с особыми качествами, необходимыми для Пути. Тибетская культура, по крайней мере после введения там буддизма, представляется именно такой "защитной оболочкой" – коллективным "плодом", внутри которого могут развиваться многие "семена". Так, состояние тулку , если оно действительно подлинно, отражает достижение такого уровня эволюции, на котором центр бытия переносится на сверхфизический уровень, хотя внешне, в формах культурно-религиозной активности, воплощенный тулку действует в относительно нормальном человеческом теле и через него. Говорят, что тулку является эманацией одного из небесных Будд, например, Авалокитешвары, Будды Сострадания. Эта эманация инкарнирует, воплощается в цепочке человеческих существ (а в некоторых случаях – в нескольких людях одновременно),
Таких людей нельзя назвать мистиками, даже если некоторые их переживания подобны (или тождественны) переживаниям христианских, суфийских или индуистских мистиков. Природа переживаний, возникающих даже в высших формах тибетского буддизма, двойственна, так как сангха (религиозное сообщество) – это скорее плод, чем совокупность "семян". Тибетский буддизм – это религия; тибетское общество остается (или, точнее, было) культурой. Внешние формы теократического общества определяются очень специфическими природно-географическими условиями и теми возможностями, которые они предлагают. С другой стороны, "высшая" Сангха – это планетарное сообщество, которое я называю Плеромой человечества. Оно существует за пределами и вне всех культур.
Мы можем символически говорить об этом сообществе, как о планетарном "амбаре", куда попадают "семена" из всех культур и где их отделенность друг от друга начинает исчезать. Плерома – это Духовное Сообщество, в котором индивиды, прежде казавшиеся независимыми, взаимопроникают друг в друга в анонимности цели, возникающей из общей воли. Плерома, Многое-как-Единое, – это и душевное существо, которое только и актуализирует конкретно то, что в "начале" развития Земли – организма (в божественном мире Логоса) – было потенциальностью бытия.
То, что мы называем человечеством – это не что иное, как долгий, постепенный, трудный и часто трагический переход между уровнем "жизни" – как мы ее чувствуем в пределах земной биосферы, где она оперирует квазиинстинктивными и принудительно заданными формами гомогенности, – и уровнем Плеромы. Высшие возможности сознания – вместе с наиболее эффективными способностями к действию и чистой космической или божественной волей – актуализируются в этом состоянии Плеромы. Если не сознательно, то бессознательно, человечество стремится к этому состоянию бытия, потому что это его планетарная функция: переход от растительного состояния в состояние Плеромы. Человек – это животное, в которое было брошено семя божественного или, если воспользоваться иной метафорой, которому была дарована способность стать божественным.
Эти качества и способности принадлежат высшим умам (или ментальным существам), которые, посылая "эманации" своей силы проточеловеческим существам, становятся вовлеченными в наши "человеческие, слишком человеческие" попытки достичь состояния Плеромы, следуя тяжкому пути ученичества и трансформации (*).