Владимир Леви - MEMENTO, книга перехода

Почему-то легче, если узнаешь
в горе чужом горе свое.
Мачеху-злодейку-судьбу не проклинаешь,
можно даже греться возле неё.

Да, такое вот у всех одинаковое горе.
Да, вот такая неизбывная беда.
Ворон по латыни кричит: Мементо Мори!
Королек не верит: Неужели Никогда?!.

Телом и вправду все в коробочку ложимся,
а душа-то любит побродить, погулять.
Ну куда ж мы денемся, куда разбежимся?
В новое оденемся и встретимся опять.

голоса душ слышались мне как живые,
это была связь, передача, почти диктовка

я был на грани –
там и здесь,
я помню:
звук
сквозь точку
нес меня,
и время было отменено,
осталось удалить пространство,
но
в себя вернулся – и опять летел,
и крыльями задел за ветвь оливы,
и приземлился медленно, легко
на берег Тибра, выбритый ветрами…
Там, в роще буколической осоки
желтел какой-то холмик невысокий,
и цинии кудрявые цвели,
и кто-то бормотал из-под земли,
я слышал эти звуки, подлетая…

Замшелая плита лежит, влитая
в оскаленную почву. Вот ограда,
седой фонтан, ступени, часть фасада,
молчащий торс, кричащая рука,
плющом обвитый жертвенник Фортуны,
знакомый с детства профиль старика…
На лире каменной встряхнулись струны,
проснулась память. Первая строка
открыла веки

Имя мое, прохожий, не скажет тебе ничего,
а исчезать бесследно не хочется.
Был я Теренций флейтист.
Вот и пришлось назваться,
хоть смысла нет никакого
буквы пустые пустым подставлять глазам.
Будь ты и богом богов, не убедишь меня,
что прочитал эту надпись.
Чем докажешь, что жив?
Криком своим, сотрясением воздуха?

Кто не дышит,
в чужое дыханье не верит.
Если ты жив,
объясни, чего ради
жизнь продолжается,
сдунув меня как пылинку
и не заметив

Приказ о вскрытии вен исполняя,
не позабыв завещать имущество
Приказавшему,
вспомнил, уже отходя,
о клетке со львом,
оставленной без присмотра.
Там мой голодный приятель сидит,
ожидая трапезы,
дверь не заперта,
Каска, будь добр, наведайся,
то-то обрадуется.
Я о тебе забочусь,
славный доносчик мой,
не мешало бы поразмяться

Друг мой Валерий,
душа моя,
в теле твоем обитавшая,
осталась бездомной.
Твоя
в ребрах моих
еще поживет немного.
Сразимся,
а после встретимся

Кроме любви, путник, ничто
жажду не утоляет.
Женщина я.
Чашу свою
допила.
Выпей и ты
свою

Не убеждай меня, Главк,
нет, и Луна не вечна,
выйдет положенный срок –
и пропадет вместе с небом.
Время сотрет следы,
надпись, как рану, залижет,
но восстановится все
в миг,
когда время умрет

Тит Виночерпий
приветствует вас, граждане.
Мимо пройдя, не забудьте:
бочка не бесконечна.
Есть, однако,
в подвале другая

Пусть будет надпись сия
краткой, как жизнь
Сильвии непорочной.
Марк, твой вдовец,
с тобою отныне
и дни не торопит

Стой.
Здесь похоронен
Фрозий Левша, легионер.
С Цезарем брал Британию.
Правой колол.
Левой рубил.
Пылью кровь останавливал.[4]
Меч, пустая мошна, плащ
и пробитый шлем

Это я, Хлоя.
Шлюхой звалась за резвость,
ведьмой за мудрость.
Мрамор – последний любовник.
Лежать под ним вечно

Здравствуй, Гнезия, супруга.
Как дела, удобно ль спать?
Слышал я, актер Будила
приходил к тебе опять.
Евнух ныне он достойный
с пустотою между ног,
а со мной кинжал, которым
я обоим вам помог.

Не гонись за правдой, путник,
правда слишком дорога.
Из-под камня – справа, видишь,
пробиваются рога.
Положил, узнавши правду,
Курций Фалл меня сюда.
Лег и сам, дела закончив.
Вот и правда. Навсегда.

Правнуков пережить
старая грымза сумела,
возраст свой, имя забыть.
Кажется, Гимна она.
Видно, судьба ей была
и умирать разучиться.
Не укуси её пес,
так бы и ныне жила.

Я мальчик, я ребенок – видишь, путник?
Родиться мог и у тебя,
во времени твоем пожить уютней,
конец не торопя.
Но видишь? Смерть черты мои сковала.
Пришлось немного поспешить.
Я все забыл. Я все начну с начала.
Мне больно было жить.

– Достойнее с пира уйти самому,
чем ждать, пока выгонят,
не правда ли, гость?

– Согласен, да только скажи,
кто на пиру хозяин?
Хотел бы я это узнать,
любезнейший вышибала.

– В могиле узнаешь. Пока не выперли,
продолжай хлебать свое пойло.

– Я-то продолжу, а ты поскорее, приятель,
пожалуй сюда, под плиту.

– Из уважения к твоей глупости
уступаю тебе это место.

– Только после тебя. Помочь?

Все сказано, все ясно, все дано.
Пророчица сказала: суждено
ей ум иметь простой, смиренный нрав,
и жизнь окончить юной, не познав
ни мужа, ни любви, ни наслаждений.
Лишь кровь и деньги вышли из знамений.

Я не спешила жить и умирать,
но за меня поторопился некто.
Был поздний вечер, в городе туман
сгустился. Я домой спокойно шла. Вдруг кто-то
догнал, схватил, приставил к горлу нож,
я вскрикнуть не успела.

Ошибка: перепутали с соседкой,
невестой, изменившей жениху.
Она осталась жить. Я за нее
своей безвинной жизнью расплатилась.
Восемь тысяч
денариев отдали за меня
родителям моим. Отец и мать,
не плачьте.

Во имя богов, сильнейшие.
Слабые, трепещите.
Мир здесь обрел Укс, гладиатор великий.
Мал ростом, видом тщедушен,
но с бычьею шеей,
Марса избранником стал.
Молнией над ареной взлетая,
разил пятерых одновременно и более,
тысячу сто соперников Риму во славу поверг,
львов разрывал на куски нагими руками.
Сам же, себя не щадя,
совершенствовался неустанно,
мышцу и кость истязал, на дротиках спал.
Девственник был.
Венера возревновала, ночью сгубила его
зельем любовным.
Умер с подъятой стрелой и пеною на устах.

Говорю тебе, смертный:
не существует вины и виноватых нет.
Боги играют нами, как дети игрушками.
Вот и меня однажды Меркурий послал
Фортуне подарок отдать,
давно заготовленный.
На беду ждал возле жертвенника
посланец Беллоны,
Марса сестры коварной и кровожадной.
Обещала она ему
исцеление от смертельной болезни в награду
за жизнь первого встречного.
Обманула несчастного и меня погубила.
Совет мой тебе:
одному доверяя богу, проси о том же другого.