Анастасия Новых - Перекрестье. Исконный Шамбалы
После всех этих разборок и безрезультатного поиска Люки Тремовы приехали к себе в офис глубокой ночью. Наконец-то они остались одни и могли выработать приемлемое решение. Но когда Тремовы вошли в свой кабинет и включили свет, они застыли в ужасе и недоумении. Люка уже их ждал, сидя в кресле за столом с перекошенным от страха лицом и выпученными глазами. На его лбу, словно зловещий штамп, красовалась вырезанная кровавая буква Z. Такое в их понимании мог сотворить только Чика. Тремовы выскочили из комнаты, сдерживая позывы тошноты.
Придя немного в себя, они попытались собраться с мыслями и уже под новым углом зрения взглянуть на события прошедшего дня. Их насторожили два очевидных факта. Во-первых, необоснованный наезд Кроноса с выдуманной причиной якобы дерзкого покушения на него в стенах «Олимпа», что, по их мнению, было явным вымыслом. И, во-вторых, труп Люки в их кабинете. К этому присовокуплялось то обстоятельство, что обычно Кронос в непредвиденных случаях всегда держал рядом Чику. Но в течение многочасового допроса Чика отсутствовал. Значит, пока Кронос их держал у себя, Чика порешил Люку. Тремовым пришлось крепко задуматься. Все предпосылки говорили о начале «военных действий». Конечно, пока не в прямом смысле, но наезд был вполне серьезным.
— Да кто на Кроноса будет покушаться в «Олимпе»? — возмущался первый Тремов. — Какой дурак будет мазать его зубной пастой и облепливать перьями? Это вообще детский развод! Дурь какая-то! Завалил Люку, и нас пытается носом в свою грязь воткнуть. Да он что, совсем?! Думает, раз Люку на тот свет отправил, то у нас других бойцов не найдется вместе со свинцовыми пулями! Я ему сейчас все выскажу!
Он схватил трубку телефона, но второй Тремов его остановил:
— Подожди. Давай вначале разберемся. Знаешь, раньше в германской армии солдату было разрешено подавать жалобу на начальство только утром, когда он проснется и остынет от злости.
— Если ты еще не заметил, я русский, а не немец, — ответил с издевкой второй, но трубку все же положил. — Ладно, давай коньяку немного выпьем. А то у меня от всех этих событий уже голова трещит. Заодно и подумаем, как быть с этим уродом…
* * *На «Олимпе» эта ночь тоже выдалась бессонной. Через два часа после отъезда Тремовых бесследно исчез Чика. Последний раз его видел охранник, когда убийца шел в туалет. Но оттуда Чика так и не вышел. Точно испарился. Кронос порядочно струхнул, но скрывал свой страх криками до хрипоты на подчиненных. Вся надежда теперь была на Миноса. «Владыка» бегал за Миносом по «Олимпу», якобы ежесекундно контролируя его работу, а на самом деле видя в нем единственную защиту от нападений. И хотя Кронос в гневе махал руками и топал ногами, в глазах его стоял безумный страх за собственную жизнь. И это не ускользнуло от опытного взгляда бывшего контрразведчика, которого изрядно веселило такое двоякое поведение «короля Олимпа». Положение Миноса было ничуть не лучше Кроноса, но полковник держался стойко. Ему было не впервой встречаться с опасностью лицом к лицу. Выдержку и мужество в таких ситуациях он считал главным достоинством настоящего мужчины. Из своего бывшего опыта он знал: кто поддается панике, тот быстро погибает, если не от пули, то от собственного испепеляющего внутреннего страха.
Глава 11. ВОЗМЕЗДИЕ
Волоча вместе с Сэнсэем мешок с телом Чики, Вано то и дело пинал мешок, приговаривая:
— Да что же он такой тяжелый… Совсем меры не знают, разжирели на бандитских харчах! Бога не чтут, законы не соблюдают, жрут как свиньи. Кто после этого назовет их людьми? У, кабан!..
С этими словами он добавил еще пару пинков, не желая признавать, что Чика был небольшого роста, крепок и мускулист, в отличие от жирного борова Люки.
— У меня уже спина разболелась от этих туш… Ну надо же так непомерно жрать! Надо было его в туалете завалить, я тебе предлагал! Там бы вся охрана от ужаса в соляной столб превратилась…
Но, видя, что Сэнсэй никак не реагирует, продолжал:
— На фига мы его куда-то будем волочь, давай здесь с ним покончим!
— Да нет! Ты пойми — это дело чести!
— Какая честь?! Он хуже свиньи! О чем ты говоришь?..
— Я говорю не про его, а про свою честь.
Вано вздохнул, поняв, что друга переубедить не удастся, и молча поволок ношу, периодически наказывая ее, незаметно от Сэнсэя, резкими пинками. При этом Чика, придя в сознание, начал издавать ответные клокочуще-булькающие звуки.
— Смотри, не переусердствуй, — сказал Сэнсэй, не оборачиваясь, и лукаво добавил: — Ты это от удовольствия или от безысходности своего положения?
— Это аванс, — выкрутился Вано. — Вдруг он после смерти тоже окажется каким-нибудь извращенцем?
Дойдя до машины по лесопосадочной полосе, они запихали мешок с Чикой в багажник машины Сэнсэя и поехали околицами к дому Люки.
— Как таких земля носит?! — возмущался отец Иоанн.
— У природы тоже бывают свои ошибки, — спокойно ответил Сэнсэй.
— Да, но удивительно, что эти «ошибки» имеют свое место под солнцем!
— Место под солнцем — вопрос спорный. Солнце ведь не только растит, но и разлагает.
Вано любил заводить с Сэнсэем разговоры на философские темы, так как эти беседы всегда оказывались своеобразны и уникальны. Сэнсэй умел не только анализировать факты, но и логично выстраивать их в цепочку, приводя примеры из истории цивилизаций. У него было необычное. видение общей картины мира и смысла человеческой жизни. Он досконально разбирался в тонкостях человеческой психики. А его философия о жизни и смерти уничтожала все сомнения по поводу бренного существования индивида. Многие истины, высказанные Сэнсэем, казались на удивление близкими и очень родными по духу, но давно забытыми, таящимися на самом непроглядном дне подсознания. Поэтому отец Иоанн, хоть и позволял отпускать «наставнические шутки» в адрес Сэнсэя, но всегда считал его человеком, которого, как говорится, Бог посылает раз в жизни. Он был дружен с Сэнсэем еще с «Острова», но настоящее понимание сущности этого человека к нему пришло лишь в самый пик кризисного периода жизни. Это было время, когда правительство, на которое они работали за идею о светлом будущем, бросило их на произвол судьбы. Разрушился Союз, погибли убеждения. А ничто в мире так не угнетает душу, как разрушение твоей чистой веры. И неизвестно, чем бы закончилось для Вано это опустошение внутреннего живительного источника, если бы не Сэнсэй. Он был единственным из всех, кто воспринял трагедию с внешним спокойствием, кто тогда зажег в Вано новую веру, веру в Бога — веру, которую не сможет отнять у человека ни одно правительство мира. После беседы с Сэнсэем в душе Вано тогда произошел коренной перелом. Неожиданно он увидел мир с совершенно другой стороны. После памятного разговора они с Сэнсэем долго не виделись. Вано, помыкавшись по миру, решил стать священником. Но, уже проповедуя вечные истины другим, он помнил, что Сэнсэй — единственный бальзам для его собственной души.
Отец Иоанн с уважением посмотрел на Сэнсэя и продолжал рассуждать:
— Сколько сталкиваюсь с садизмом, с этим гнилостным элементом разложения, но никак не пойму, каковы его истоки в человеке?
— Первичные истоки таятся в родителях. Таков закон природы: за грехи родителей расплачиваются дети. Возьми, к примеру, «новых русских», тех, кто наживал свои «закрома» грязным путем. Посмотри, что творится с их детьми! То личная жизнь не складывается, то они внезапно гибнут от несчастного случая, то у них обнаруживаются неизлечимые заболевания. То есть природа бьет человека по самому больному месту. И если раньше грехи всплывали в третьем, четвертом поколении, то сейчас время все больше и больше сжимается, и наказание природы можно наблюдать в течение одного поколения… Или вот возьми Чику. Это вообще живой пример типичного представителя вымирающего рода. Его мышление и образ жизни говорят о том, что многие его предки преступали человеческую грань, уничтожая тем самым свои последующие поколения. То, что от них рождалось, все больше и больше деградировало, передавая эту дегенерацию из рода в род по хромосомам. Понятие Любви в таких семьях напрочь отсутствовало, превращая это чувство либо в голую животную страсть, либо в холодность и извращение. А ведь закон преобразования высших энергий, выраженный для людей в простой словесной формуле, гласит: «Кто в Любви, тот в Боге, и Бог в нем, ибо Бог и есть Любовь». Чем глубже род зарывался в грех, тем больше эта вечная незыблемая формула единения с Богом начинала бесить последующие поколения выродков, а проще говоря, сформировавшихся нелюдей. Это своеобразная агония вымирающего рода. И самое интересное, что остановить эту адскую машину самоуничтожения зла практически невозможно. Едва в роду набирается определенное количество тяжких грехов, срабатывает механизм самоликвидации. Это тоже закон природы, касающийся степени зла, порожденного, кстати, не только действием, но и любыми формами негативных мыслей. Ничто никуда не исчезает, а лишь преобразуется из одной формы энергии в другую… Так вот, когда запускается этот механизм самоликвидации, подключается неосознанный «брачный инстинкт» — выродки вступают в браки с себе подобными дегенератами.
