Анастасия Новых - Перекрестье. Исконный Шамбалы
— Да, судя по Библии, хозяин его души — дьявол, который всегда стремился к безграничной власти.
— Совершенно верно. Чика, по своей психологии, прирожденный вождь. Давно известно, что все прирожденные вожди — потенциальные преступники. А прирожденные преступники — потенциальные вожди.
Немного помолчав, Вано сказал:
— Да, Чика, конечно, сволочь порядочная.
— Да и Люка не лучше.
— Как там говорят: человек, не умеющий думать, опасен только тогда, когда что-нибудь придумает.
— Это точно… А знаешь, Люка в психушке лежал неспроста. Он — плод кровосмешения, причем второго поколения. Его отец женился на дочери своей двоюродной сестры.
— Тьфу ты, погань! Прямо как родители у Адольфа Гитлера.
— Вот, вот.
— Да, кровосмешение — тяжкий грех. Люди даже не понимают, что такими смешанными браками подписывают кровью договор с дьяволом. И откуда берется такая «любовь»?
— Полная дегенерация, болезненная привязанность, психологическая фиксация на обожаемом объекте — вот тебе и преувеличенная болезненная любовь между родственниками, от которой один шаг до половой связи.
— Хитер дьявол! Надо же, как прячется за такими благородными, на первый взгляд, человеческими чувствами и порывами, в конечном итоге доводя их до полного абсурда и крайности…
— И вот, пожалуйте, результат, — соглашаясь, продолжал рассуждать по-своему Сэнсэй. — Наслоение генетических характеристик. Одни характеристики переразвиты за счет недоразвитости других. Природа таких вещей не прощает. Воплотили в жизнь свои абсурдные мысли — получите плод вашего больного воображения: дегенератов, психов, душевно неуравновешенных людей… В итоге — вот вам безумцы, гении, идиоты. Только почему-то последних гораздо больше, чем всех остальных вместе взятых…
— Поэтому православная церковь запрещает браки между родственниками, вплоть до седьмой степени родства, — вставил отец Иоанн.
— И еще говорят о случайности, — в задумчивости размышлял вслух Сэнсэй, Словно не обращая внимания на его слова. Не бывает случайностей! Случай — это всего лишь закономерное следствие неконтролируемых мыслей.
— Правильно, — согласился отец Иоанн и заговорил о своем наболевшем: — Ты знаешь, я сам поражаюсь, о чем люди говорят на исповеди. Такое впечатление, будто они с утра до ночи думают лишь о зле, живут со злом, окружают себя злом и творят сами это зло. Каждый, конечно, по-своему. Они точно слепые котята, постоянно пищат и совершенно не видят окружающую красоту. Хорошее принимают как должное. Плохое — как кару. И плохое всасывают в себя моментально. Будто их сознание настроено на работу в отрицательной волне. А в церковь они приходят, можно сказать, в самый пик этого всплеска.
— Естественно. Потому что душа присутствует в теле каждого человека, за очень редким исключением. А в период отрицательного всплеска она также активизируется в противостоянии животному началу.
Разговор вновь перешел в русло вечной человеческой тематики, которую отец Иоанн с большим удовольствием всегда обсуждал с Сэнсэем. В этих беседах он всегда черпал нечто новое для себя, хотя был вполне начитанным и грамотным человеком. Но такой бальзам для собственной души он находил только в Сэнсэе.
После небольшой паузы Сэнсэй, перешел к обсуждению насущной темы серых будней.
— Да уж, — произнес отец Иоанн, когда разговор опять коснулся киллеров. — Чика и Люка — это еще хуже, чем ядовитая выродившаяся пшеница — плевела.
— Безусловно. Это паразиты, которые убивают не одни лишь плоды, но и само дерево… Надо же, такие ничтожества, а скольким людям судьбы покалечили своими зверствами… Ну да ладно, хоть напоследок послужат во благо своими телами. Всю жизнь они использовали чужие страхи. Я думаю, этим оружием мы их и победим.
Сэнсэй начал подробно излагать придуманную схему действий, уточняя подробности. Она включала в себя три этапа: тайное проникновение в «Олимп» и демонстративное исчезновение каких-нибудь секретных бумаг из сейфа Кроноса и Миноса, устранение Люки Тремовых, устранение Чики Кроноса. При умелой раскладке этих событий одно логически накладывалось на другое и, в конечном счете, привело бы к последующему развалу всей криминальной структуры Кроноса.
Обсудив детали, друзья расстались.
* * *В день операции стояла теплая ночь, прямо как по заказу. Вано с Сэнсэем облачились в черные униформы. Тщательно замаскировали свои автомобили. И двинулись в темноте ночи в сторону грозного сооружения «Олимпа», пугающего население региона уже долгие годы не столько своей неприступностью, сколько абсолютным беспределом его обитателей. Когда до этого комплекса оставалось метров четыреста, две тени слились с землей. Вано достал прибор ночного видения и стал рассматривать объект.
— Так… Так… На вышках по охраннику… Итого четыре человека.
— Пять, — тихо, но уверенно прошептал Сэнсэй, который, лежа рядом, просто вглядывался в темноту.
Вано еще раз посмотрел в прибор ночного видения. Он прекрасно знал о способностях друга «видеть» и ощущать больше, нежели другие «простые смертные». Но, глядя в прибор, ничего подозрительного не обнаружил.
— Четыре.
— Пять, — вновь настойчиво повторил Сэнсэй. — Пятый сидит на корточках в левой дальней вышке и разговаривает с охранником.
Внимательно всмотревшись, Вано минуты через две увидел едва заметно мелькнувшую макушку пятого охранника.
— Точно. А этот какого хрена тут примостился? — и с хитринкой в голосе спросил: — Может, ты слышишь, о чем они разговаривают?
— О девках, — безразлично ответил Сэнсэй.
Вано посмотрел на своего напарника, но так и не понял, шутит тот или говорит правду. За долгие годы работы эти два понятия настолько в нем переплелись, что любая шутка-могла оказаться правдой, а правда — шуткой. Ухмыльнувшись, Вано молча продолжил осмотр объекта. И, когда завершил общий обзор, произнес:
— Они эту колючую проволоку от детей, что ли, натянули, чтобы мячик на их территорию не попал?
— Ерунда! Тоже мне охрана! У Шарафа Ахмедова и охрана была покруче, и дворец побольше, и то «осечка» у них вышла.
Сэнсэй усмехнулся, вспоминая, как осенью 83-го все газеты пестрели сообщениями на глав ных полосах о том, что «скоропостижно скончался видный деятель коммунистической партии и Советского государства, кандидат в члены Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана, член Президиума Верховного Совета СССР, дважды Герой Социалистического Труда Ахмедов Шараф Рашидович». Естественно, его некролог расписывал в самом лучшем виде. Никакого намека на то, кем он был на самом деле. То, что Ахмедов создал прочную клановую систему личной власти, под контролем которой находились целые области, и установил в республике почти полуфеодальный режим, где местные партийные руководители распоряжались крестьянами, словно рабами, — об этом вся страна узнала позже, когда ее необъятные просторы потрясло сенсационное расследование знаменитого «узбекского дела» о коррумпированных верхушках партийцев.
— Конечно, ерунда, — сказал Сэнсэй в ответ. — Дворец Ахмедова тоже стал ерундой после посещения Кубы.
— А посылка Фиделю, — многозначительно произнес Вано,
Глянув друг на друга, они тихо рассмеялись.
— Да… Эта бутылка коньяка у изголовья Фиделя — самый большой прикол в моей жизни, — улыбаясь, сказал Вано. — Слышал, Батька ему на следующий день звонил, интересовался его здоровьем и спрашивал, не переменилось ли его «дружеское» отношение к Советскому государству с новым составом у власти. А потом, говорят, предложил отведать наш коньячок, так сказать, личный подарок.
— Да, — сказал Сэнсэй. — После этого Фидель всю свою охрану на уши поднял. Думал, кто-то из них на Батьку работает.
— Ну, правильно, а что ему оставалось еще думать? Он ведь тоже был уверен, что вполне защищен от посторонних…
Сэнсэй глянул на часы с подсветкой.
— Три часа пятьдесят минут. Ладно, хватит болтать. Пора…
— Подожди…
Отец Иоанн дернул Сэнсэя за руку так, словно сейчас случится землетрясение. Сэнсэй быстро пригнулся и с тревогой взглянул в темноту. В это время отец Иоанн сложил ладони и смиренным голосом произнес:
— Перед началом всякого дела следует прочитать молитву.
Сэнсэй перевел дух.
— Тьфу ты, — по-дружески тихо выругался он.
— Не богохульствуй, — спокойно ответил отец Иоанн и начал тихо бурчать себе под нос: — Господи, Иисусе Христе, Сыне Единородный Безначального Твоего Отца, Ты рекл еси пречистыми усты Твоими, яко без Мене не можете творити ничегоже. Господи мой, Господи, верою объем в душе моей и сердце Тобою реченная, припадаю Твоей благости: помози нам, грешным, сие дело, нами начинаемо, о Тебе Самом совершити, во имя Отца и Сына и Святаго Духа молитвами Богородицы и всех Твоих святых. Аминь.
