Бхагаван Раджниш - Библия Раджниша. Том 2. Книга 2
Так что он никогда не спросил с меня десять рупий, поскольку моим условием было: «Прежде всего, получите двадцать рупий с этого человека, тогда я буду рассматривать этот штраф».
Наказания были, но я наслаждался всем этим делом. Это была чистая радость. Все это вопрос позиции - как принимать это; и в этом есть что-то, что следует выучить в этой жизни.
Мне вспоминается... была всемирная конференция психологов, психиатров, терапевтов - людей, занятых исследованиями игр ума. Они все еще играют, они еще не дошли до той точки, когда их можно называть наукой. Хотя и движутся они медленно, но они на правильном пути, но пока они еще играют в игры. Это была всемирная конференция всех знаменитых психиатров, психологов, терапевтов.
Во время открытия конференции президент чувствовал себя очень неспокойно, чувствовал большое смущение от чего-то, находившегося прямо в переднем ряду. Там сидела красивая женщина, знаменитый психиатр, и один старый психолог, тоже по-своему очень знаменитый, - единственный оставшийся в живых коллега Зигмунда Фрейда. Он играл грудями этой женщины; и прямо на первом ряду! Как после этого президент мог говорить?
Он пытался смотреть сюда, смотреть туда, но невозможно адресоваться к конференции, смотря то туда, то сюда; вы вынуждены смотреть и прямо перед собой, по крайней мере, иногда. А это было уже слишком. Старик на самом деле был кое-что; его не беспокоило, что вся конференция, любой, находившийся в зале, мог видеть, что происходит. А женщина была даже более великолепна; она сидела и слушала лекцию.
Наконец терпение президента переполнилось и он сказал: «Пожалуйста, простите меня, но, госпожа, можно мне задать вам вопрос?»
Она сказала: «Конечно».
Он сказал: «Почему вы не пожалуетесь на этого грязного старика? »
Она сказала: «Это его проблема, это не моя проблема. Его неопрятность или то, что он делает, это его проблема. Как это касается меня? Он не причиняет мне вреда. А если это дает ему некоторое утешение, некоторое удовлетворение, то это хорошо. Он пациент, вот и все, что я могу сказать; он не терапевт, он пациент. Вы же не можете жаловаться на пациента - я чувствую по отношению к нему жалость. Но почему вы беспокоитесь? Продолжайте. Если я не беспокоюсь, то почему вы беспокоитесь и почему беспокоятся все остальные?»
Это не шутка. Женщина говорит нечто, имеющее огромное значение: она говорит: «Это его проблема, и он страдает от проблемы. Ему нужна симпатия, а не жалоба». Это женщина обладала, по-видимому, потрясающим пониманием, была настоящим терапевтом, непросто играла в игры, но продвигалась к самим корням проблем человеческой психики.
Женщина сказала, что он ведет себя как ребенок и рассматривает ее как свою мать, так что в этом плохого? Он не повзрослел, он задержался в своем развитии. Создавать же вокруг этого суету, беспокоить всю конференцию, бессмысленно. Пусть он... Она сказала старику: «Продолжайте», - и сказала президенту: «Вы тоже продолжайте. Меня это не смущает, потому что совсем не касается меня. Простое прикосновение к моей коже, какое это имеет значение?»
Эта женщина может стать пробудившейся, потому что она ведет себя подобно наблюдателю, даже по отношению к своему собственному телу. Она не отождествляет себя с телом, она много выше, она смотрит на этого задержавшегося старика, но не чувствует оскорбления: ведь «я - это не мое тело».
Меня били палкой, но не мои учителя, они ведь боялись, что я пойду в полицейский участок, а мои дяди. Мой дедушка всегда и во всем чувствовал по отношению ко мне расположение. Он готов был участвовать в моих делах, если мог; он, конечно, никогда не наказывал меня, он всегда меня награждал.
Я, бывало, возвращался домой ночью, и первым делом дедушка спрашивал меня: «Что ты делал сегодня? Как идут дела? Были какие-нибудь неприятности?» У нас всегда были добрые встречи по вечерам в его постели, мы сидели вместе, и он наслаждался всем. Я обычно рассказывал ему, что случилось за день, а он говорил: «Это был по-настоящему хороший день!»
Мой отец наказал меня только один раз за то, что я ушел на ярмарку, которая каждый год происходила за несколько миль от города. Там протекает одна из священных рек индусов Нармада, и на берегу Нармады обычно на месяц устраивалась большая ярмарка. Я просто отправился туда, ничего не сказав ему.
На ярмарке происходило так много... Я ушел только на один день и думал, что буду обратно к вечеру, но там было так много интересного: фокусники, цирк, театр. Невозможно было вернуться за один день, поэтому три дня... Вся семья была в панике: куда я ушел?
Такого раньше никогда не случалось. Самое большее я возвращался домой поздно ночью, но я никогда не отсутствовал дома три дня подряд... и без всякого извещения. Они спрашивали в домах всех друзей. Никто ничего не знал обо мне, и на четвертый день, когда я вернулся домой, мой отец был по-настоящему в гневе. Не спрашивая меня ни о чем, он дал мне пощечину. Я ничего не говорил.
Я сказал: «Еще хотите ударить меня? Вы можете, потому что за эти три дня я получил достаточно удовольствия. Вы не можете нашлепать меня сильнее того удовольствия, которое я получил, поэтому вы можете дать мне еще несколько шлепков. Это остудит вас, и для меня это установит равновесие. Я так наслаждался».
Он сказал: «Ты действительно невозможен. Бить тебя бессмысленно. Тебя это не задевает; ты просишь еще. Можешь ли ты провести различие между наказанием и вознаграждением».
Я сказал: «Нет, для меня все своего рода вознаграждение. Есть вознаграждения разного рода, но все есть вознаграждение в определенном смысле».
Он спросил меня: «Где ты был эти три дня?»
Я сказал: «Об этом следовало спросить до того, как ударить меня. Теперь вы потеряли право спрашивать меня. Меня ударили, даже не спросив. Это полная остановка - закрывается целая глава. Если вы хотели узнать, вам следовало сначала спросить, но у вас нет никакого терпения. Одной минуты было бы достаточно. Но я не буду держать вас в непрерывном беспокойстве относительно того, где я был, и поэтому скажу, что я был на ярмарке».
Он спросил: «Почему ты не отпросился у меня?»
Я сказал: «Потому что я хотел пойти. Будьте искренними: если бы я стал отпрашиваться, разве вы позволили бы мне? Будьте искренними».
Он сказал: «Нет».
Я сказал: «Это все и объясняет, почему я не стал отпрашиваться - я ведь хотел пойти, и тогда все стало бы для вас гораздо труднее. Если бы я стал отпрашиваться, вы сказали бы нет, а я все-таки ушел, тогда все это стало бы для вас гораздо труднее. Именно для того, чтобы сделать ваше положение более легким, я и не стал отпрашиваться, и я вознагражден за это. И я готов принять еще награды, которыми вы хотели бы наделить меня. Я так сильно наслаждался ярмаркой, что теперь собираюсь ходить туда каждый год. Поэтому вы можете... всякий раз, когда я исчезаю, вы знаете, где я. Не беспокойтесь».
Он сказал: «Это последний раз, когда я наказываю тебя; первый и последний раз. Может быть, ты прав: если ты действительно хотел пойти, то это было единственным способом, ведь я не разрешил бы тебе. На этой ярмарке случается всякое: там проститутки, можно заразиться, там продаются наркотики», - а в то время в Индии наркотики еще не были вне закона, можно было легко достать любой наркотик. И на ярмарку собирались все виды монахов, а все индусские монахи применяют наркотики. - «Поэтому я не разрешил бы тебе пойти. Если ты действительно хотел пойти, то, возможно, ты был прав, что не отпрашивался».
Я сказал ему: «Но меня не волновали ни проститутки, ни монахи, ни наркотики. Вы знаете меня: если меня интересуют наркотики, то в самом этом городе...» Как раз рядом с нашим домом был магазин, где имелись все наркотики: «И этот человек настолько по-дружески расположен ко мне, что не взял бы денег, если бы я захотел наркотиков. Так что это не проблема. Проститутки есть и в городе; если бы я захотел смотреть на их танцы, я мог бы отправиться туда. Кто может запретить мне? Монахи приходят в город постоянно. Но меня интересовали фокусники».
А мой интерес к фокусникам связан с моим интересом к чудесам. В Индии, до ее разделения, я видел все виды чудес, которые проделывали прямо на улицах фокусники, бедные фокусники. После целого представления они, может быть, собирали одну рупию. Мог ли я поверить тому, что эти люди - мессии? За одну рупию на протяжении трех часов они проделывали почти невозможное. Конечно, во всем была своя уловка, но если вы не знаете уловки, тогда это чудо.
Вы просто слышали - а я видел, как веревку бросают вверх, и она стоит сама по себе. С ними есть мальчик, которого они называют джамура; у каждого фокусника есть джамура. Я не знаю, как это перевести... просто «мой мальчик». И фокусник заводит с джамурой разговор: «Джамура, ты полезешь вверх по веревке?»
А тот отвечает: «Да, я полезу». И этот постоянный разговор имеет какое-то отношение к уловке: он отвлекает внимание людей, и сам этот разговор очень смешной. Я видел, как мальчик взбирался по веревке и исчезал!
