Александр Шевцов (Андреев, Саныч, Скоморох) - Очищение. Том 1. Организм. Психика. Тело. Сознание
Здесь необходимо прерваться и задуматься над призывом вернуть духовность. Лоуэн вроде бы начал с возложения на Христианство ответственности за отделение души от тела. А что он делает сейчас? Использует христианские понятия для своей работы. Чуть раньше он порицает Медицину за естественнонаучность, а сам пользуется ее понятиями. Это тот же самый прием, а точнее, та же самая непродуманность.
Лоуэн нигде до конца не довел ни одной мысли, он поверхностен, но очень хочет выглядеть глубоким. Вот он и хватает все, что хоть как-то отвечает его собственным взглядам и запросам рынка и быстро примазывает к собственному дому, как ручейник — водяной червячок, строящий вокруг себя домик из подворачивающегося хлама. Но если бы он задумался, то задался бы вопросом: Христианство отделило душу от тела? Или же оно описало это явление? И тем дало язык для разговора о человеке, который ощущает себя разделенным? И значит, Лоуэн зря воюет здесь с Христианством вместо того, чтобы быть ему благодарным. Ведь он просто пользуется языком Христианства, говоря о возвращении духовности. Причем, не языком слов, а языком понятий. Это очень важно! Вглядитесь.
У Лоуэна нет собственного понятия о духовности. Он явно говорит о нем либо естественнонаучно — как о витальной силе, либо христиански, как о Духовности, либо в ключе греческой философии, как об Уме. Но он тут же отрицает все эти понятия, приписывая им бытовое понимание и жизненной силы, и духа, и ума. А где же он сам? Где его понимание? Боюсь, оно ему в действительности и не нужно, ведь читатель достаточно заинтригован, чтобы платить деньги. Вот только вчитайтесь в нагромождение диких противоречий, к которому он вел, говоря о том, что у человека утеряно естественное обаяние:
«Но, поскольку нельзя найти потерянную вещь, если не знаешь, что конкретно потерял, мы должны начать с изучения естественного тела, в котором движения, чувства и мысли сплавляются в нечто единое и полное обаяния.
Мы будем изучать тело как отдельную, саморегулирующуюся энергетическую систему, которая тесно связана с окружающей средой и от которой зависит ее существование.
Взгляд на тело с энергетической перспективы позволит нам понять сущность телесного обаяния и духовности тела без мистицизма» (Там же, с. 9).
Естественное тело — это энергосистема. А изучать духовность без мистицизма — это естественнонаучно. Вся эта дичь очевидна. Но есть более тонкие противоречия. Например, предложение начать с изучения естественного тела под тем предлогом, что естественность потеряна.
Вдумайтесь, если ты сначала всех убедил, что они болеют потерей естественности, то как начать с изучения естественного тела? Где его взять для изучения?
Вчитайтесь в исходное рассуждение Лоуэна, и вы поймете, что он не умеет рассуждать и соединяет все свои образы в искусственные последовательности, лишь бы они состыковывались грамматически: поскольку нельзя найти потерянную вещь, если не знаешь, что потерял, мы должны начать с изучения естественного тела.
Или ты знаешь свое тело, тогда зачем тебе его изучать? Или не знаешь, тогда как тебе его изучать? Такова логика, скрывающаяся в этом на вид очень последовательном предложении. Суть противоречия в том, что Лоуэн рассматривает здесь естественность как вещь, которую потерял, но «знаешь», что означает всего лишь, что ты знаешь, что искать. Естественность тела не терялась, раз ты знаешь, что ее потерял. Если бы она потерялась, ты никогда бы не начал поиск, как если бы утерялось понятие о синем цвете, например. Как искать синий цвет человеку, который его никогда не видел? А утерявший понятие полностью им не обладает. Такой поиск — это только игры в слова. Поэтому, когда я читаю у Лоуэна обещание, что он вернет мне естественность, в которой «движения, чувства и мысли сплавляются в нечто единое и полное обаяния», я понимаю, его естественное тело столь же фальшиво, как и его мысли. Это тоже логика, заложенная им самим. Или же из биоэнергетической естественности надо убрать естественность мысли.
Биоэнергетика была отражением великого прорыва человечества к естественности и к естественному телу. Но сама по себе она лишь по-американски воспользовалась этим жизненным порывом, как нефтью, газом или программированием, чтобы сделать еще один бизнес. Теперь из духовности и телесности.
Телесность телесноориентированной терапии, похоже, не есть та среда, которую я могу очищать ради самопознания. Хотя прохождение любых подобных курсов и использование дающихся там упражнений, безусловно, даст познание себя. Впрочем, и здесь, я подозреваю, все будет зависеть от того человека, который будет эти курсы проводить. Если для него самопознание существенно, вся телесноориентированная терапия может превратиться в глубочайший прорыв в себя через познание собственного тела.
Глава 4. Прикладная наука
Я не стану делать полного исследования того, что делают прикладники. Но даже выборочного описания их работ достаточно для того, чтобы стало очевидно, что так называемая Прикладная оздоровительная наука — это в изрядной мере шарлатанство.
И вовсе не в том смысле, в каком частенько их обвиняет Академическая Наука, утверждающая, что прикладники строят свою работу на обмане и за ними нет никакой действительности. Академической Науке, или просто Науке с большой буквы, это нужно затем, чтобы иметь право уничтожать конкурентов. Так она затравливала Месмера с его магнетическим флюидом, Дианетику и все виды экстрасенсорики и парапсихологии. Затравливала просто потому, что не хотела, чтобы они ей мешали, а не потому, что исследовала их предметы и убедилась, что их нет или что они вредны. Наука такие вещи не исследует, как не исследует народное целительство. А чего их исследовать, и так ясно, что любой конкурент вреден! Все-таки бизнес делаем!
Прикладная Наука шарлатанит не в том смысле, что за ней ничего нет в действительности. Я много лет изучаю различные виды прикладных наук и могу с уверенностью сказать: там определенно есть то, что стоит и даже следует изучать и использовать. Она шарлатанит как раз в обратном смысле тому, который обычно подозревается. Обычный шарлатан придумывает какую-то яркую ложь и начинает убеждать людей в ее существовании, обставляя множеством мелких и утонченных деталей, чтобы придать всему делу видимость основательности.
Прикладники оздоровления как раз наоборот, по дару или в силу стечения каких-то необычайных обстоятельств, нащупывают некое необычайное проявление действительности, на которое не обратила внимания Наука. Это откровение так увлекает их, что они тут же бросаются его использовать, придумав, как дикарь микроскопу, первое пришедшее на ум применение. Например, забивать гвозди или лечить людей. Микроскоп одинаково хорошо подходит и для того, и для другого, как вы знаете. А вот для вопроса: а что же в действительности я нашел? — у них не остается ни сил ни времени.
Тем не менее, все они, будучи людьми в какой-то мере современными, то есть научно мировоззрящими, чувствуют, что к их откровению надо бы приписать какое-то научное обоснование. И приписывают, что могут. Поскольку в действительности они не ученые ни по факту принадлежности к научному сообществу, то есть по культуре, ни по складу ума, то приписывают они не научное, а простонаучное обоснование. То есть попросту приляпывают то, что им кажется научным из их детства, чаще всего устаревшие взгляды Физиологии времен ее существования в рамках механической Физики. То есть тех времен, когда Физиология осознавала себя как сильное и беспощадное сообщество революционеров, но еще не осознала саму себя как науку, ищущую не власти, а истины. Тогда Механическая Физиология пыталась выступать основополагающей Наукой для всех Наук о человеке. Этакой диктаторшей и хозяйкой всех законов человеческого существования. Вот это «научное» обоснование и пытаются притянуть к своим прозрениям прикладники.
Использование Механической Физиологии автоматически отсекает возможность дать действительное физиологическое объяснение обнаруженного явления там, где это требуется. Это с одной стороны. С другой, оно же не впускает другие науки, например, психологию, потому что все Науки заключены в Механической Физиологии, а значит, не нужны! Иными словами, Сверхнаука Мехфизиология — это чистой воды мракобесие времен научной революции. И современные физиологи, наверное, только трясут в недоумении головами, когда читают ранних физиологов имперского пошиба.
Но то, что происходило в Физиологии, — не так уж страшно, — обычный рост и становление Науки как общественного явления. Страшно то, что этот рост сделал с культурой, то есть общественным сознанием. Прикладник оздоровления, нащупав свое призвание в какой-то необычной способности, очень быстро понимает: культура нашего общества такова, что ему не позволят помогать другим и зарабатывать себе на жизнь использованием этой способности, если он ее научно не обоснует. Он быстро перебирает то, что имеется у него на складах памяти, и обнаруживает, что самыми подходящими для обоснования являются осколки школьных знаний по физиологии. И тут же применяет их.
