Дженни Мэнсон - Что это значит: быть собой?
Так куда же отнести ответ на вопрос «Что это значит – быть собой»? Он, без сомнения, является частью личных размышлений, но отличается от тех двух направлений, о которых я упоминала. Его нельзя считать таким же литературным или драматизированным, как мемуары; в нем отсутствует специальная терминология и стремление считать психологические проблемы патологией, как это принято в исследованиях историй болезни. Личные размышления, опубликованные в этой книге, представляют собой свежие, почти не подвергшиеся чужому влиянию описания. Как часто нам предоставляется привилегия внимательно выслушать другого человека, размышляющего о своей внутренней жизни? Участники не описываются как клиенты психотерапевта или люди, пережившие экстремальное детство. Они относятся к более широкому и разнотипному кругу людей. Каким же образом теории, разработанные психотерапевтами за последнее столетие, находят отклик в индивидуальных историях, опубликованных в этой книге?
Человеческий мозг похож на управляемую ракету, ищущую различные истории. С раннего детства мы старательно выискиваем истории, начиная с истории о самих себе. Именно так мы пытаемся осмыслить, кто мы есть на самом деле. В детстве, если нам повезет, хранительницей нашей истории является близкая семья, главным образом – мать. С возрастом мы делимся нашей историей или частью ее с теми, кто находится с нами в близких отношениях.
Но не является ли это ощущение близости иллюзией? Психотерапевты, начиная с Фрейда, склонны к более пессимистичным взглядам на человеческую природу. Фрейд полагал, что мы бессознательно запрограммированы повторять одни и те же жизненные модели в надежде, что в следующий раз сумеем все сделать правильно. Так, например, если мы считаем своих родителей чересчур придирчивыми или равнодушными, то мы будем искать партнеров, коллег и друзей с подобными качествами. Подобно «Летучему голландцу», мы приговорены к постоянному путешествию, но нам никогда не суждено прибыть в пункт назначения.
Так или иначе, как показывают эти истории, печень является не единственным органом, способным к регенерации. Психика тоже может восстанавливаться и развиваться. В отличие от «Летучего голландца» участникам проекта «Что это значит – быть собой?» удалось найти тихие гавани с помощью длительных и надежных отношений, музыки и деятельности, приносящей им удовлетворение. Эти тихие гавани дают временную отсрочку для того, чтобы провести болезненный самоанализ, позволяющий нам лучше понять те модели, которые мы для себя создаем.
Другая точка зрения на влияние ранних лет жизни на наше психологическое развитие представлена Дональдом Винникоттом, который был одновременно педиатром и психотерапевтом. Когда мы были младенцами и маленькими детьми, мы полностью зависели – как в эмоциональном, так и в практическом плане – от окружения, которое обеспечивали нам родители. Если атмосфера была недостаточно восприимчива, чтобы должным образом реагировать на потребности ребенка в признании, то он не сможет развить свое истинное «Я», а будет вынужден с раннего детства приспосабливаться к своему окружению. Чтобы справиться с этим нарушением, ребенок создает ложное «Я»: притворяется, что он такой, каким, по его мнению, его хотят видеть окружающие. Впоследствии подобная замена собственного «Я» на искаженную форму приводит к чувству оторванности от жизни и несостоятельности. Однако если эти чувства признаются и с ними пытаются бороться, то подавленное истинное «Я» может быть выпущено на поверхность и восстановлено, как это продемонстрировано в некоторых из историй, включенных в эту книгу.
Еще одной стороной, отраженной в этих историях, являются этапы жизни, как в индивидуальных описаниях, так и в их систематизации, соответствующей возрастной группе участника. Существует много психологических интерпретаций теории Шекспира «Семь возрастов мужчины». Одним из наиболее продуманных вариантов является толкование Эриксона. Он определил, что за каждым жизненным этапом, начиная с раннего детства и заканчивая пожилым возрастом, закреплены социальные и психологические задачи. Как указывает Майкл Джейкобс, было бы слишком просто рассматривать эти этапы в исключительно последовательном порядке, потому что события из детства продолжают проявляться в более позднем возрасте в совершенно другом виде. Он предполагает, что более подходящим сравнением является спиральная лестница, у которой каждый этап повторяется на следующем витке. Так, например, подростковые задачи формирования личности снова напоминают о себе во взрослом возрасте.
Эриксон считает, что задачей подросткового возраста является «формирование личности в противовес ролевой путанице». Это отражается в подростковой драме, связанной с критикой родителей, которая служит предпосылкой к отделению от них и превращению в самостоятельную личность. Этот период длится достаточно долго, зачастую продолжаясь и после двадцати лет (как грамотно подметила самая молодая участница, Нина). В подростковой задаче присутствует парадокс, потому что отчаянное стремление подростка быть частью равноценной ему группы в первую очередь подразумевает соответствие составу этой группы и только потом уже возможность проявлять свою индивидуальность.
Как утверждает Фрейд, переход во взрослую жизнь опирается на две колонны – любовь и работу. Эриксон дополнительно подразделяет взрослую жизнь на три этапа. Характерной чертой раннего взрослого возраста являются «близкие отношения в противоположность изоляции». Участники, по возрасту принадлежащие к первому этапу, демонстрируют исцеляющую силу близких отношений, однако преимущества взрослой жизни омрачают утраты. Некоторые дороги, которые в подростковом возрасте представлялись широкими магистралями, оказались тупиками, а значительные моральные проблемы больше не выглядят такими выраженными.
Начиная с тридцати лет, когда мы переходим на тот этап, который романист Конрад Уильямс называет «центральным плато длинною в жизнь», мы обретаем более отчетливые перспективы в разных сферах нашей внутренней сущности, нашего ушедшего в историю детского и подросткового «Я», а также различных образов, которые мы представляем внешнему миру. Средняя группа участников, описанных в части «Осмысление», находятся в том периоде жизни, которым, по мнению Фрейда, управляют любовь и работа. Эриксон описывает задачу этого этапа как «генеративность в противоположность застою». Генеративность, или способность порождать новое, имеет непосредственную связь с обретением статуса родителей, а также предполагает творческие и духовные параметры.
Когда мы становимся родителями, мы получаем второй шанс. Если мы каким-то образом смогли осмыслить собственное детство, то мы способны создать лучшее эмоциональное окружение для своих детей. Следует надеяться, что мы также сможем с большим сочувствием относиться к недостаткам своих собственных родителей. У Винникотта имеется много интересных наблюдений за родителями, поведение которых зачастую кажется парадоксальным. Он пишет, что «нет такого создания, как младенец», давая тем самым понять, что младенец не может существовать изолированно, а только в условиях семейных отношений. Он развивается и постепенно переходит от состояния полной зависимости от окружающей среды, приспособленной для удовлетворения его потребностей, к относительной зависимости, когда родители становятся посредниками между ребенком и внешним миром. Позднее, в подростковом возрасте, родители в символической форме должны быть ликвидированы, поскольку подросток стремится к независимости, но в то же время они должны быть достаточно сильными, чтобы справиться с противостоянием своих отпрысков. Родителям необходимо понимать, что «родив ребенка, они заложили под себя бомбу».
Воспитание детей является одним из важных способов проявления творческого потенциала. Участники проекта демонстрируют множество творческих поисков. Эти поиски можно разделить на две большие группы, в одну из которых следует включить то, что Винникотт назвал «способностью быть в одиночестве», а в другую то, что достигается с помощью игры. Способность сохранять рефлекторные отношения с собой является творческим способом управления неприятными жизненными факторами, которые Ялом называет «неизбежностями существования». К ним относятся неизбежность смерти каждого из нас и тех, кого мы любим; свобода строить нашу жизнь так, как мы этого хотим; наше предельное одиночество; и, наконец, отсутствие очевидного смысла или цели в жизни.
Известное высказывание Джона Донна «нет человека, который был бы как остров, сам по себе» кажется полной противоположностью точки зрения Ялома. Роль моста между ними могли бы, наверное, сыграть идеи Винникотта. Для него игра, искусство и духовность являются «связанными между собой способами, ведущими к объединению и общей целостности личности». Другими словами, я играю, следовательно, я существую. Двумя аспектами игры, используемыми участниками, являются юмор и метафора. Во взрослом возрасте игра помогает нам примириться с пожизненным взаимодействием иллюзий и разочарований точно так же, как в свое время детские игры помогали нам понять разницу между внутренней и внешней реальностью. Таким образом, парные качества – способность быть наедине с собой и способность играть – могут означать, что наша изолированность или разобщенность уменьшается. Используя изречение Донна, мы присоединяемся к материку с помощью дамбы, зависящей от прилива и отлива, нас связывает человеческое понимание. Однако нам необходимо справляться с накатывающим одиночеством.
