Василий Ленский - Запад глазами монастырей
— Нет.
— А купить?
— Нет.
— А прельстить наградами, почестями, богатством, властью?
— Нет.
— А похвалами, комплиментами, провозглашением тебя превосходящим над всеми?
— Что я, враг самому себе.
— Я перечислил тебе все «крючки ума». Но почему ты не согласился? Для людей Запада это — единственные показатели.
— Потому, что в том нет гармонии. Такое искусство жить ведёт к самоуничтожению.
— Можешь растолковать?
— Могу. Ценность угнетает неценное. А жизнь это тот комплекс, в котором нет ничего ненужного. Следовательно, погоня за ценностями — это угнетение самого себя. Я хорошо запомнил Ваш урок относительно борьбы с самим собой. Здесь побед не бывает. Поэтому я не хочу быть победителем кого-то. От этого я проиграю в здоровье. Власть — ещё худшее отрицание самого себя. Богатства дадут условия для технической жизни, но погасят эмоции.
— Почему?
— Богатства и материальные блага могут состоять только из ценностей. Для меня пение птиц и хрустальная вода реки не ценность, а условия меня. Как только они станут ценностями, так тут же я потеряю эмоциональное и физиологическое соотношение с ними.
— Почему?
— Ценное убивает обыденное, а я живу всем содержанием. В нем мелочь играет такую же главную роль, как главное мелочно.
— Теперь ты понял, как незаметно созидание превращает жизнь в старость. Поэтому молодые танцовщицы скоро превращаются в старушек. Молодые спортсмены скоро превращаются в стариков. Богатые люди становятся не контактными и живут в страхе. Властелины превращаются в кровожадных убийц. Так они воспитывают и своих детей. Поэтому рождаемость у них падает.
— Почему падает рождаемость?
— По греховности бытия и духа. Природа ставит запрет на такой вид Человека.
— Но Вы говорили о созидательности ума. А теперь получилось, что он — убийца.
— Ты, У Сян, как умный человек Запада, выбираешь только одно из двух: или ум — созидатель или он разрушитель. Для одних он созидатель. Но тогда он должен быть богатырским.
— Как это?
— Иметь в себе многие варианты, а не быть только линейным, как у людей Запада. Поэтому они и деградируют по хилости своего ума.
— Да, это я уже понял.
— Созидательность ума в том, что он может встретиться с неведанным. Так открывается для сознания возможность продолжать. Ум поворачивает «лицо сознания» на новые «земли».
— Которые находятся в потенции.
— Стой, стой. Чувствую, что у тебя слово «потенция» звучит как заранее заданное и уже существующее. Ах ты, монах! Как я этого раньше не заметил?! Просунул таки конструкцию и свойства ума-разрушителя! Я чувствовал, но не мог определить, где тебя занесло. Ох, этот лукавый ум!
— Я не понял, к чему такие возгласы?
— Заранее существующее бывает только в мире ума. Как ты собрался открыть новое, если в нём натолкал уже готовое, то есть старое?
— Я об этом не подумал.
— Итак, мир ума, поворачивая лицо к неведанному, должен тут же умереть.
— А что останется.
— Молодость является не с содержанием старого. В ней ничего нет, кроме потенции. Но потенция — это не дхармы в виде нематериальной материальности. Это — чистое качество. Всё поэтому начинает произрастать из чистого качества.
— Кажется, я понял. Когда я удачно мыслю, то начинаю обобщать всё больше и больше. Всё отрывается от конкретики дальше и дальше. Затем переходит в мечтания, которые ещё дальше уводят от конкретного. Мечты объёмные и уже ушедшие от слов. Ими овладевают зрение и другие органы сознания. Они заполняются качеством. Так я совершаю переход от ума к качествам.
— Ты — хороший наблюдатель. Вот видишь, сейчас ты тоже пользовался умом, но ум здесь играет созидательную роль тем, что подтверждает благотворный уход из мира ума. Так ум становится сам себе мерой. В этой мере он умирает. Но зато продолжается жизнь. Итак, новое начнётся с чистого эмоционального и психического качества. Старое содержание при этом сбрасывается.
— Что понимать под сбросом?
— Предыдущее содержание переродилось в качество. Это достойно ежедневной практики, а не выжидания сброса смертью. Только смертные люди получают сброс путём умирания.
— Затем они рождаются вновь?
— Удивляюсь я тебе, монах. Ты обучался в монастыре практике. Ты знаешь созидательные тексты святых письмен. Но бывает, что ты уподобляешься примитиву людей Запада.
— В чём это выражается?
— Только ум обладает свойством линейности. Как лошадь везёт телегу от одного селения к другому, так и ум людей Запада привязан к последовательным переходам. Они так доказывают теоремы, они ищут причины и тянут их след к следствиям. Так и ты протянул след от одной жизни к другой. Понял, что это по уму?
— Да, преподобный.
— Второе. Ты четко отделил мир внутренний от внешнего. Более того, внешний мир ты заранее наделил свойствами стабильности и незыблемости. Внутренний мир в твоей конструкции ума умер, но внешний мир остался. На такой конструкции ума люди Запада планируют свою душу. Поэтому им духовность недоступна. Они заранее ставят душу в ничтожество. Но если внешний мир остался, то о каком новом можно говорить? Так ты незаметно старость тянешь в молодость. Полная молодость — это полный сброс содержания в качество.
— Теперь я понимаю всё коварство ума в старении и сохранении старости — так что молодость исключается.
— Вот мы и поговорили об искусстве омолаживания.
— Мне рассказывали, что когда Вы прошли на глазах у присутствующих Малую Смерть, то сильно помолодели.
— Человек обязан чуть-чуть молодеть каждым утром. После Малой Смерти следует Большое Утро.
— Значит, у полного сброса будет Абсолютная Молодость.
— Вместе с Абсолютной Смертью при этом же.
— Жаль, что я не имею такой практики… Мне становится труднее и труднее понимать такое искусство жить. Искусство омолаживания для меня загадка.
— Для этого нужна практика «Дана». Она и есть заслуга монастыря Дон Мена. Из положительного качества сознания начинается созидание нового мира. Одновременно свершается второе тело и растёт новое сознание. Но об этом пока рано. Практику восприятий словами не выразить.
— Как же вы тренируете молодёжь? У них нет ещё практики.
— Это новый вид искусства. Это «танец» ощущений в старом теле и старом сознании. Старое тело становится материалом. Помнишь, как мы говорили об искусстве слуха. Тогда нервный блок слуха стал почвой, материалом.
— Я как-то не подумал об этом.
— Посуди сам. Вот у человека уже развились слух, зрение, обоняние, осязание, вкус, тело. Что дальше? Что нового они могут дать?
— Они становятся слугами ума.
— Это старит органы восприятия. Так органы восприятия приобретают свойства отображать себя во внешний мир. Старое зрение начинает рисовать. Старый слух создаёт музыкальные композиции. Ну, состарились органы восприятия. Что дальше?
— Теперь начнёт болеть и умирать стареющее от старости органов сознания тело.
— А что в потенции?
— Весь материал — зрение, слух, обоняние, осязание, вкус, тело, ум.
— Хорошо, что перечислил все семь. Другого ничего нет. Итак, они созрели и теперь уплотняются. Тело твердеет, характер — праведника, органы восприятий преобразуются под двойственность ума, физиология превращается в линейную согласно влиянию знаний. Что дальше?
— Смерть.
— Прекрасно!
— В чем спасение?
— Во втором рождении.
— На какой основе?
— На предыдущем материале, но без повторения его свойств.
— Ты мог бы стать моим учеником, но слишком много в тебе инстинктов ума. Однако теперь ты угадал. С позиций этой догадки посмотри иначе на искусство. Что даёт искусство людей Запада?
… - Оно — показатель старения. Оно и есть старость. Одновременно оно старит.
— Хорошо, если без отрицания.
— Какое тут отрицание, если впереди молодость!
— Чем отличается искусство «белого шума»?
— Оно созидает новый мир с гармоническим сознанием и качествами.
— На чём оно основано?
— На материале, отжившем своё.
— Это верно. Теперь можно говорить о белом шуме для зрения.
— Что является белым шумом теперь?
— Вот песок реки. Вот одноцветная скала. Всё, что не имеет формы, представляет белый шум. Но лучшим белым шумом является Солнце. Ты должен теперь знать, что для зрения первичным является не форма, а цвет.
— Все ценят зрение за различение форм.
— Не будь как все. Вот зелёный лист куста. Ты его форму видишь?
— Да.
— Почему?
— По форме.
— Думай, монах. Если весь куст будет одного цвета, ты различишь форму ветвей и листьев?
— Нет. Всё сольётся.
— Так что же определяет форму тела?
— Различие цветов.
— Ну, наконец-то!
