Народное - ПРИКЛЮЧЕНИЯ ЧЕТЫРЕХ ДЕРВИШЕЙ
Враждебностью судьбы тобой я сломлен, рок,
Что больше сделать ты при всем желаньи мог?
Иль вырви из-под ног моих ковер земной,
Или шатер небес сверни над головой.
Юноша так плакал, причитал и стонал, что заколыхался песок пустыни, взволновались народы, занемогли рыбы в морях, загорелись птицы в небе. После того как от его слез песок превратился в грязь, он вскочил на вола и уехал той же дорогой. Люди плакали все то время, пока он маячил вдали. Когда он скрылся с глаз, люди с плачущими очами и печальными сердцами вернулись в город. Я расспрашивал и допытывался везде, в каждом уголке, кто тот юноша и чем вызвана такая скорбь его и волнение. Как ни старался совратить людей золотом, они так и не сказали мне о положении дел того юноши. «Мы знаем одно, — говорили они, — что черные одежды для подданных — это предписание падишаха. Больше мы ничего не знаем!»
Долго пробыл я в том городе, и в каждый первый день нового месяца наблюдал такое явление. Когда вернулись из того путешествия и удостоились предстать перед маликой, она спросила о виденных нами чудесах. Я рассказал ей об этом. Малика, не поверив моим словам, послала в тот вилоят своего доверенного слугу. И велела, если рассказанное правда, любым доступным ему путем узнать причину происходящего. Слуга уехал, долгое время пробыл в том городе. Но его жизни не хватило для выяснения того обстоятельства. Слуги и сопровождавшие его люди, вернувшись, передали малике его послание. Он писал, что рассказ тот верен, но разузнать суть этого явления — трудное повеление... Я умер, служа вам, а дальнейшее в вашей власти.
После этого няня сказала:
— Ну, юноша! Слышал? Так вот, условие нашей малики таково: ты поедешь в тот вилоят и выяснишь, кто тот юноша, появляющийся верхом на воле, почему он так унижает перед народом свой сан и убивает рабов? Где его пристанище? Почему он верхом на воле? Почему жители того города в черной одежде и почему в начале каждого месяца они приходят в такое волнение и смятение. Если справишься с этим, ты достигнешь своей цели, если нет — уходи восвояси.
Я сказал:
— Пойду, или доберусь до небесного свода ради достижения цели, или отдам душу в любовной тоске по малике! Я так мечтал, отдаленный от малики, о встрече с избранницей красавиц, что совсем не думал о жизни своей...
Я сказал няне:
— У меня есть к малике просьба, которую могу сказать лишь ей с глазу на глаз.
Няня пошла в гарем и доложила об этом. Когда наступила ночь, меня отвели в гарем. Я увидел большую разобранную комнату со сверкающими светильниками, стеариновыми свечами и выстроившимися красавицами. Малика сидела за занавеской. Меня усадили в кресло. Я сказал:
— Я хотел узнать, откуда берутся средства на все эти расходы?
Малика сказала:
— Отец мой был падишахом этого вилоята. У него было семеро дочерей. В один из дней он устроил празднество и сказал:
— Если б я не был падишахом, кто называл бы вас царевнами?
Мне тогда было семь лет. Я сказала:
— Я сама по себе царевна!
Мои слова очень оскорбили падишаха. Он приказал:
— Разденьте ее, усадите на кусок войлока и оставьте в пустыне. Ночью слуги оставили меня в пустыне и удалились. Настало утро. Я проснулась и увидела себя раздетой, сидящей на куске войлока. В изумлении я поднялась с места и побрела по пустыне. Вдруг встретилась с бедным человеком. Он назвал меня своей дочерью и содержал в пустыне. Каждый день он уходил в город, попрошайничеством добывал кусок хлеба и приносил мне. В один из дней он сказал мне:
— Вскопай и сложи в кучу землю. Хочу построить забор.
Я стала копать землю и вдруг наткнулась на дверь. Я открыла ее и в подземелье увидела груду золота. Я вынесла горсть золота и спрятала. Когда бедняк вернулся, я сказала ему:
— Идите в город и приведите строителей, чтобы построить забор.
Он пошел и привел строителей и чернорабочих, и они соорудили забор. Затем я велела разбить сад, заселить его и назвать это место городом Малики. Когда поднялись здания, выросли сады и расцвели цветники, распространилась весть, что в эти места приехала царевна из заморской страны, воздвигла здания и взяла их под свою власть. Услышав эту весть, падишах послал послание малике о том, что он желает увидеться с ней. Я ответила: «Добро пожаловать. Мой дом — ваш дом». Вечером приготовила все необходимое для угощения. Когда настал день, явился падишах. Я отослала ему свернутый дастархан с драгоценностями в качестве дара. Затем вошла сама, поздоровалась и встала в почтительной позе.
Падишах спросил:
— Из какого города приехала малика? Я ответила:
— О отец, я и есть малика.
Отец встал с места, поцеловал меня в лоб и повел к моей матери. Отец умер, и я села вместо него на престол и царствую. Вот таковы обстоятельства. А теперь уходи и не отвлекай мои мысли от дел!
Отправившись в путь, я нигде не останавливался. В течение года избивал я свои ноги о камни раскаяния, тяжко страдая, пока не добрался до того вилоята.
О владыка! Если рассказать все, что я увидел и испытал в пути — это будет длинная история. Однажды, когда я добрался до того города, я увидел людей в таком состоянии, о котором слышал от человека из Басры. Как только народился новый месяц, в первый же день, по вышесказанному обычаю, все — мужчины и женщины — отправились в степь. Я был с ними и наблюдал все это. Наконец появился юноша верхом на воле.
Увидев, в каком он состоянии, услышав его слова, его возбужденность и нетерпимость, я потерял сознание. Когда пришел в себя, тот юноша уже удалился, а народ возвращался в город. Я был вынужден вернуться и считал дни и ночи до срока и каждое мгновение мне казалось годом... В конце концов в муках и нетерпении дождался-таки конца месяца. В первый день нового месяца я пошел в степь и опять увидел того юношу в том же состоянии и заплакал, жалея этого страдальца. После того как юноша наплакался, взобрался на вола и уехал от людей. Я побежал за ним. Меня тут же схватили и удержали. «Ты, обреченный на смерть,— сказали мне,— зачем тебе бежать за такой бедой? Тебе что, жить надоело?» Мне очень хотелось вырваться и последовать за ним, посмотреть, куда он пойдет; возможно, я сумел бы как-нибудь узнать, кто он и чем занимается. Но ничего не получилось. Я опять вернулся в город, очень огорчался, не мог ни спать, ни есть. До наступления нового месяца я так обессилил, что стал тонок, словно серп луны. Настал новый месяц, и я подумал, что завтра повторится то же самое. Нужно все хорошенько обдумать, чтобы никто не узнал о моих намерениях и не воспрепятствовал мне. В конце концов я пришел к решению: ночью, выбравшись из города, я уселся в камышах, через которые пролегал путь того юноши... Я сидел и ждал. Юноша промчался к своему постоянному месту и, исполнив все, как делал раньше, повернул обратно. Я тоже встал с места и двинулся за ним. Юноша все погонял вола. Когда я сделал за ним несколько шагов, он понял, что кто-то идет за ним следом. Поэтому он натянул узду. Когда увидел меня, он закричал и пришел в такую ярость, что на губах у него выступила пена, и, выхватив меч, погнал вола в мою сторону. Я сказал сам себе: «Будь готов к смерти, ибо бежать некуда!» А еще я подумал, что все дела сумасшедшего бывают шиворот-навыворот. Нехорошо и неправильно будет, если я убегу от его меча... Он еще больше разозлится. Я решил не убегать и, вынув из кармана орех — все достояние дервиша— положил его на ладонь и протянул ему, и, втянув шею, склонился под меч львоподобного юноши. Он приближался, суровый и непреклонный. Подъехав ко мне, он увидел, в каком я состоянии, удержал руку и сказал:
— Ой, да ты — дервиш! — и, вложив меч в ножны, добавил: — Проклятие этому заблудшему шайтану.
Он отвязал от пояса кинжал, бросил в меня и сказал:
— Эй ты, обреченный на смерть! Вернись обратно, ведь ты чуть не погиб понапрасну.
Повелитель! Меня словно заколдовали. У меня не было сил ни говорить, ни двигаться. А юноша отправился своей дорогой. Он проехал довольно большое расстояние и вот-вот скроется с глаз. Я вдруг опомнился и сказал себе: «Повернешь обратно? Это же верх трусости и глупости. Нет другого выхода, кроме как лишь идти к достижению своей цели. Или погибнешь, или добьешься своего». С этой мыслью я последовал за юношей.
Пусть не пускают тебя за завесу тайны,
Не теряй надежды и еще раз ударь в дверь надежды кольцом.
Юноша понял, что я следую за ним, опять повернул вола в мою сторону, замахнулся мечом, чтобы убить меня, и я увидел саму смерть на острие его меча и сказал:
— О храбрец! Не жалей для меня удара мечом. Избавь меня от горя и страданий, от странствий по пустыням, не скупись!
Выслушав, он сердито взглянул на меня, покачал головой и сказал:
— О безжалостный тиран! Зачем вынуждаешь меня пролить кровь... Не будь таким назойливым и возвращайся. И хватит... Я не хочу больше терпеть твоего упрямства.