Дмитрий Морозов - Дваждырожденные
Узнав, что Ашваттхаман приходится сыном самому Дроне, Митра все время рассуждал о том, как бы хорошо податься к нему в ученики. Меня больше заинтересовала женщина, но я стеснялся даже спросить Учителя как ее звали.
Митра все не мог успокоиться:
— Вот это истинный властелин! Охранитель царств! И как почтительно он держался…
— О, Учитель, я только сейчас понимаю с каким великими людьми нас сводит карма, — благоговейно сказал Митра. — Каждое слово дваждырожденнных — шаг по тропе мудрости. В этом есть что-то нечеловеческое, непостижимое для нас.
Риши взглянул на Митру со снисходительной улыбкой:
— Просто ты научился слышать и понимать. Да и ореол величия вокруг властелинов и риши заставляет тебя сосредотачиваться на наших речах.
— Но вы своим существованием как бы заключаете мир в гирлянду из цветов, придает святость и возвышенность всему, чего касаетесь.
— Все в мире создано божественной волей. В любых, даже незначительных поступках и мыслях есть отблеск высшей истины. Неважно, кто изрек ее — я или Муни. Важно — готов ли ты услышать. Ячмень в котле — крестьянская пища, ячмень на алтаре — святая жертва. Если ты готов учиться, то твоим учителем может стать пальма у тропинки, тело горы, огонь и даже котелок с кашей. Мир полон учителей.
— …А мы сидим здесь, как связанные, — неожиданно сказал Митра, — я хочу в большой мир! Муни может все время блуждать по лабиринту собственных мыслей. А я уже готов к действию. Пошлите меня с каким-нибудь поручением к одному из властелинов. Я все выполню, клянусь…
— Митра хочет во дворец, — не очень любезно заметил я.
— Я хочу в жизнь! — огрызнулся мой друг, — да и тебе бы не помешало увидеть что-нибудь кроме деревни.
— Если б на то была моя воля, я не позволил бы вступать во дворцы ни одному юному дваждырожденному, — сказал Учитель. — Вы не готовы к столкновению, к подлости и предательству.
Брахма сделала вас чуткими и, потому, более уязвимыми. Ваша сила в тайном горении брахмы, в нарастающем напряжении тонких сил, невидимых лучей, протянувшихся от сердца, и других чакр к явным и еще не открытым для вас полям. Ваши силы подобны коням. Если неумелый возница не сможет удержать вожжи разума, то могучие силы, как взбесившиеся кони, разобьют колесницу. Вы будете страдать!
— Мы все перенесем! — весьма легкомыслен но ответил Митра.
Учитель опустил голову:
— Боюсь, и тебе и Муни все равно скоро придется покинуть ашрам. Время действий пришло. Не для собственного развлечения посланцы Высокой сабхи пересекают нашу землю с севера на юг.
— Но я так и не понял, что они хотели передать. Лишь какие-то туманные пророчества, — сказал Митра.
— Как же вы не поняли! Соперничество Пандавов и Кауравов грозит расколоть нашу общину. А патриархи еще надеются сохранить единство. Надвигается новый потоп, порожденный человеческой жестокостью. Нас ждут страшные испытания!
— Неужели, зная это, вы ничего не делаете? — спросил Митра, с тревогой оглядывая землю, на которую уже опустилась густая ночная мгла.
Звезды погасли, затянутые тучами. Ветер был наполнен ожиданием дождя, и мне показалось, что нашу гору обступают какие-то неясные мрачные формы, словно волны надвигающегося потопа. Митра смотрел вокруг с неменьшей тревогой. И только присутствие Учителя внушало нам спокойствие и надежду. В свете очага его белые одеяния и седые волосы, казалось, излучали серебристый свет. Такой же чистый и далекий, как свет звезд. Учитель был спокоен. И он устранял страх неторопливым рассказом о великих подвигах, о самопожертвованиях героев давно минувших дней.
— Наша община не бездействует. Мы ведем настоящую борьбу за свою жизнь. Три поколения назад у нас еще существовал закон, запрещающий убийство. Высокая сабха считала, что лучшей защитой странствующего риши будут кротость и смирение. Дваждырожденным предписывалось не носить оружия, не вступать в споры, ни при каких обстоятельствах не применять брахму в ущерб людям. Даже те из наших братьев, которые были советниками при царях в больших и малых государствах, и те подчинялись этому установлению. Этому же учили и в наших ашрамах. И вот однажды один раджа испугался, что дваждырожденные, обладающие большей мудростью, могут возжелать его трон. И он велел казнить всех брахманов, находившихся при дворе. Я думаю, что он сошел с ума. Ведь не было случая, чтобы дваждырожденные стремились к власти. Но он все равно боялся растущего влияния нашей общины. За убийствами советников в этом царстве последовал разгром нескольких наших ашрамов. Как повествуют легенды, брахманов сажали на колья вдоль дорог, закапывали по горло в землю, пуская на них стадо слонов. Тогда молодые дваждырожденные призвали использовать силу брахмы для спасения своих братьев. Но большинство патриархов не хотели предавать закона, завещанного предками.
Тех, кто желал перемен, возглавил некий молодой брахман по имени Аурва. Его отец несколько лет назад был убит во время стычки с кшатриями из-за того, что не захотел применить оружие брахмы и смиренно ждал смерти. Аурва сказал патриархам, что в изменившемся мире нельзя придерживаться старых законов. Тем не менее, Высокая сабха, очевидно, не понимая размеров бедствия, призвала Аурву отказаться от мести. Он ответил патриархам так: «Когда злодей нигде не встречает карателя, тогда много их стоит на свете в злых делах. Кто, обладая силой, не пресечет зла, хоть и знает о нем, тот становится причастным ко злу». И многие молодые брахманы поддержали его, требуя покарать убийц. И еще Аурва сказал: «Если я, став властителем, не пресеку зла, у людей вновь возникнет великий страх перед насилием». Эти слова донесли до нас Сокровенные сказания как первый шаг дваждырожденных в борьбе за власть. Аурва, собрав несколько десятков своих единомышленников, пришел в то царство, где избивали брахманов. На огромной поляне перед крепостью, где засел раджа, они развели три высоких костра, и Аурва сел посередине пылающего треугольника в позе глубокого сосредоточения. Он смог впустить в сердце жар трех костров и сделался сам подобным огню. В это время из ворот крепости выехал многочисленный отряд кшатриев и направился к дваждырожденным. Против них и обратил Аурва первую волну своей брахмы. Те, кто видел это, потом рассказывали, как могучие воины катались по земле, вопя от боли. Они срывали со своих голов шлемы, зажимали уши руками, извивались, будто ужаленные змеями. Потом Аурва бросил огонь своего гнева на дворец раджи. Охранники и слуги, жены и танцовщицы падали без чувств, бились на мозаичном полу, на четвереньках ползли из покоев на улицу. Над городом стоял рев обезумевшей толпы. Тогда к Аурве пришли посланцы Высокой сабхи с призывом прекратить мучения людей. «Это не люди, — сказал им Аурва. — Это ракшасы. И то, что я делаю, — жертвоприношение ракшасов во имя спасения людей.»
Но посланцы Высокой сабхи наделили его дивным оком, чтобы увидел он как много невинных гибнет в огне брахмы. Когда Аурва понял весь ужас последствий своей мести, он уже не в силах был остановить огонь разбушевавшейся брахмы. И, чтобы отвести его от города, Аурва направил огонь на близлежащий лес. И, говорят, лес вспыхнул…
— А что стало с раджой? Ведь это из-за него пострадали невинные, — спросил Митра.
— С раджой? Его разорвали на улице приближенные. В отчаянии они решили так умилостивить брахманов. Что ж, он пожал плоды своей кармы. Но наша община тогда отвратилась от Аурвы. Еще раз Высокая сабха повелела не применять брахму против людей. А этого уже больше и не требовалось. Ведь страшные рассказы о гневе дваждырожденных разнеслись с быстротой лесного пожара по всем сопредельным царствам, и кшатрии с тех пор стали кроткими и предупреди тельными со странствующими риши.
Так, за прихотливым узором вымысла, за дымкой времени вдруг появлялись живые люди и дела их. Струящийся по руслу нашей памяти ручеек сказаний вдруг превратился в бездонный омут. Словно в ровной монолитной стене открылась потайная дверь, ведущая в солнечную долину или черный бездонный колодец. То, что казалось близким дном лесного ручейка, вдруг обернулось только бликами света на воде, а дно ушло, растворилось, открывая бездну, скрывавшуюся за иллюзией. Я невольно поеживался, представляя себе жизнь в большом мире. А Митра, казалось, не был обескуражен. Судя по его горящим глазам, он уже представлял себя в блещущих доспехах на несущейся колеснице. Я, не имевший власти ни над одним живым существом кроме, пожалуй, быков, на которых пахал землю, не очень понимал рассказы о соперничестве царей и тонкостях управления государством. А Митра изо дня в день обсуждал с Учителем хитросплетения военных союзов, линии наследования престолов, столкновение великих армий. Меня эти разговоры о властелинах, доблестно посылавших тысячи преданных воинов на смерть, совсем не радовали. Слишком уж легко представлял я себя в этом кровавом месиве. А Митра, словно забыв, что он дваждырожденный, увлеченно рассказывал, что в такой-то славной битве были зарублены сотни кшатриев, и люди стояли по колено в крови, как крестьяне в воде рисового поля.
