Дмитрий Морозов - Дваждырожденные
— Юдхиштхира считается самым лучшим знатоком закона. Даже в Хастинапуре его почитают как воплощение бога Дхармы, — смиренно заметил Учитель.
— Многие говорят, что он возжаждал власти и пошел против Высокой Сабхи, — сказал гость с севера.
— Майя уже занавесила правду о событиях десятилетней давности, — страстно возразила женщина своему спутнику. — Это враги Пандавов наговаривают, будто Юдхиштхира хотел покорить весь мир. Когда он получил царство со столицей Индрапрастхой, он совершил подобающие обряды — раджасую и ашвамедху. В глазах подданных без этих обрядов посвящения на царство никакая власть не будет прочной и долгой. Поэтому в древности раджасуя могла продолжаться больше двух лет. У Пандавов не было ни времени, ни возможности в точности соблюдать все ритуалы, но все же они постарались, чтобы обряд посвящения на царство прошел как можно более величественно и помог укрепить в подданных веру в законность и священность власти нового царя. Так предписывает традиция, и этого же требует здравый смысл. Юдхиштхира исправно приносил огню все надлежащие жертвоприношения, вел обязательные беседы с брахманами, бросал кости из камня вайдурья на резную доску в ритуальной игре, участвовал в колесничьих состязаниях и совершил жертвоприношение коня — ритуал, при котором лучшего коня царских конюшен выпускают бродить на свободе, а за ним следует царь, открывая для себя новые земли…
— А за царем следует войско, — криво улы баясь, добавил ее спутник. — И это войско взымает дань с той земли, на которую ступили копыта царского коня. Поэтому Высокая сабха и поняла планы Юдхиштхиры.
Женщина подняла руку отстраняющим жестом:
— Мы снова начинаем этот бесконечный спор. Я говорила Высокой сабхе и утверждаю сейчас: Юдхиштхира мечтает об объединении всех царств под благим зонтом нашего братства, он не ищет власти и славы. И ашвамедха с раджасуей хоть и дают царю титул «всепобеждающий», тем не менее, — всего лишь обряды. Куда пойдет освобожденный конь, не может предугадать никто. Разве так планируют военный поход? Следование за конем — такой же способ выбора, как и бросание игральных костей. В обоих случаях человек отказывается от собственной воли и целиком полагается на карму. Нет, не пути военных походов, а дорогу к объединению искал Юдхиштхира. Это Кауравы во главе с Дурьодханой готовы в любой момент прибегнуть к военной силе. Не случайно они так вцепились в казну и армию Хастинапура. А Высокая сабха все не может решить, кого выбрать.
Самым простым было бы поддержать Кауравов, — неожиданно для меня сказал Учитель. — Они и так уже управляют Хастинапуром. Под их державным зонтом благоденствуют дваждырожденные. Ты сама сказала, что у них власть и деньги. Поддержав же Пандавов, Высокая сабха может вызвать междоусобицу. Кауравы могут не отдать трон своего отца, а тогда — война между дваждырожденными.
— Значит, вы, Учитель, допускаете, что Кауравы пойдут против Высокой сабхи! — воскликнула женщина. — И вы считаете разумным их поддерживать?
— Я сказал, что поддержать Кауравов было бы самым простым для Высокой сабхи. Я не сказал, что это было бы разумным. Скорее всего, разумного решения здесь быть не может. Все равно — раскол. Мы действительно в потоке кармы. Это — воздаяние за то, что мы обагрили руки кровью, разрешили брахманам взяться за оружие.
— Так распорядилась жизнь, — пожал плечами воин. — Если бы дваждырожденные не стали воинами, то сейчас от нашего братства остались бы только светлые легенды.
— А теперь, я боюсь, эти легенды будут черными, — тихо молвил риши, — Мы не сможем противостоять карме, которая из века в век умаляет ряды дваждырожденных. Лишь зря прольем невинную кровь…
— Невинную? — глаза воина гневно сверкнули, но он смотрел не на Учителя, а куда-то вдаль сквозь стены пещеры, словно в пламя минувшей битвы. — Вы не видели брошенных ашрамов?! А разгромленные обители лесных отшельников?! Вы не испытывали жуткого одиночества в городах, где не осталось ни одного дваждырожденного и угас свет благой человеческой мысли! Мы должны защищаться! Высокая сабха тоже так считает. Патриархи поняли, что необходимо поставить во главе государства дваждырожденного из царского рода. И тогда община получит могучую поддержку.
— Когда-то Высокая сабха осудила Аурву за подобные же планы, — сказал Учитель.
— Со времени жертвоприношения ракшасов многое изменилось в мире.
Жаль, что в братстве не осталось никого способного, как Аурва, сжигать города огнем подвижнического пыла. Теперь дваждырожденным приходится использовать силу войска и сокровищ.
— Это и есть знамение нашего ложного пути. Неужели вы не видите, что мы теряем власть над брахмой не случайно! Какой-то неведомый закон удерживает нас от самого страшного преступления! Вдумайтесь: огонь прозревших сердец обращен в оружие! Еще три века назад мы могли остановить ураган, отвести тучу саранчи от полей, даже погасить начинающуюся войну. Да, теперь мы, кого в народе считают полубогами, вынуждены учиться разрубать плоть мечом. Споры возникают внутри общины, волны устремленной воли гасят друг друга, и наша брахма истаивает, как туман под лучами солнца.
— А могло ли быть по-иному? — неожиданно вырвалось у меня. Гость повернулся ко мне и покачал головой:
— Невозможно требовать от мужчин, даже если они дваждырожденные, чтобы они не сопротивлялись попыткам забрать их жен и детей, уничтожить ашрамы, надругаться над законами. Мы не можем винить наших предков за тот выбор между смирением и борьбой, который они в конце концов сделали. И вы не правы, Учитель, осуждая нас за то, что мы взялись за оружие. Брахма, направленная на уничтожение, несет смерть, не разбирая дорог. И мы знаем это. Именно для того, чтобы не прибегать к брахме, мы учимся владеть луком, мечом, колесницей. Мы учимся этому у кшатриев.
— Да, вы сражаетесь не хуже кшатриев, я знаю, — сказал Учитель. — Подчас невозможно понять, с кем имеешь дело — то ли с брахманом, превратившимся в кшатрия, то ли с кшатрием, поднявшимся до овладения брахмой. Многие кшатрии из дваждырожденных начинают считать войну чуть ли не своей дхармой — разумеется, справедливую войну. Но, боюсь, скоро вы назовете любую войну справедливой. За пределами наших ашрамов все реже звучит запрет убивать. Остерегайтесь: оружие, взятое для самозащиты, может разрезать руку, держащую его. Пока ваши мечи обращены вовне. Но стоит произойти расколу — и пойдет брат на брата.
Я заметил, что женщина зябко передернула плечами. Пламя очага почти потеряло силу, и густые тени тянули свои щупальца из углов пещеры. Но по-прежнему неукротимым огнем сияли глаза воина, и спокойная сила мерцающим ореолом окутывала Учителя и женщину.
— Так каков же ваш совет? — спросил наш гость, — Что передать сабхе?
— Передайте, что великий океан имеет приливы и отливы, вслед за весной неизбежно приходит осень, несущая увядание всему живому. Может ли трава противиться приходу холодов? Я думаю, что наша раса стареет. Поэтому любые мудрые планы оказываются тщетными. Нам придется уступить эту землю новой расе. И чем скорее уйдут ученики из дворцов в заповедные леса и тайные убежища, тем лучше. Может быть, удастся кого-то спасти…
Гость с севера склонил голову:
— Ваше мнение будут знать патриархи. Но я думаю, нам надо принять вызов времени. Уклониться уже не удастся, так давайте примем созревшие плоды нашей кармы. Молодых дваждырожденных ждут просторные залы дворцов и боевые колесницы.
Я увидел, как глаза Митры зажглись радостным нетерпением. Он уставился на воина, словно ждал команды. А я вдруг ощутил острое нежелание покидать ашрам. Раньше я не встречал дваждырожденных кроме Учителя. Но он был подобен пришельцу из другого мира. А эти двое были такие же люди, как и я. И все-таки, они как будто принадлежали к другой расе. И дело было не только в более светлой коже и совершенных линиях тел. Я почти физически ощущал жар силы, окутывающей их подобием панциря. Но, может быть, они со страхом ждут будущего? Внешне это не проявлялось, но я вдруг ясно понял, что так оно и есть. А что ждало меня? Крестьянину надлежит оставаться в своей деревне, где сама земля и души предков охраняют его от зла. А я пошел наперекор дхарме и уподобился щепке в водовороте. Не случайно эти дваждырожденные обращают на меня внимания не больше, чем на корявые тени в углу. Грустные мысли настолько заполнили мое сознание, что я перестал слышать разговор. Впрочем, беседа сама собой вскоре угасла, как угли в оставленном очаге. Гости с севера переночевали в ашраме и утром, оседлав коней, вновь отправились по неведомому мне пути…
Посещение нашей обители дваждырожденными нарушило ровную спокойную жизнь, к которой мы так привыкли. Я с некоторым удивлением заметил, что мои сны стали короче и неспокойнее, к тому же, в них время от времени появлялось женское лицо, окруженное серебряным сиянием. Митра тоже не находил себе места. Он теперь чаще выходил из пещеры и с карниза устремлялся взором на затянутый тучами горизонт. Я понял, что моего друга позвал большой мир, и границы ашрама стали тесны для проснувшейся в нем жажды действия.
