Дэвид Фельдман - Заново рожденные
По мнению Соломона, Пищински и Гринберга, в процессе эволюции у людей сформировался сложный набор бессознательных механизмов защиты, помогающих им справляться со страхом смерти. Основной из них — обусловленная культурой картина мира. Например, согласно христианскому учению, Бог создал нас и наделил способностью выбирать между добром и злом, и если мы будем делать выбор в пользу добра, то окажемся на небесах. Если вы воспитывались в рамках этой традиции, вам наверняка говорили, что вы будете жить вечно, если соответствуете задаваемым культурой стандартам поведения.
Эта мысль может показаться странной, но одним из главных преимуществ нашей культуры может быть то, что она заставляет нас поверить в жизнь после смерти. Даже светская культура — культура потребительства, носителями которой мы все, хотим того или нет, являемся, — дает нам шанс на символическое бессмертие в таких формах, как наследство, которое мы оставляем после себя, предприятие, которое мы основали, произведения искусства, которые мы создаем, и дети, которых мы растим. Таким образом, наша культура помогает нам справиться со страхом, обещая бессмертие, но только при выполнении одного условия — мы должны соответствовать задаваемым ею стандартам. Пока мы делаем то, чего от нас ждут, то есть добиваемся успеха, одобрения, положения и денег, мы продолжаем существовать в той или иной форме. Мы можем сказать себе: «Я такой хороший человек / Я занимаюсь таким хорошим делом / После меня останется столько всего хорошего / Меня все уважают, а значит, я точно не умру молодым, и внезапная смерть мне тоже не грозит». Да, это не совсем логично, но и люди нелогичны. Тем не менее в этом есть некое подобие логики, которого достаточно, чтобы отвлечь нас от страха перед неизбежным концом.
Как показывают исследования, такое отрицание смерти может иметь серьезные последствия. Во-первых, мы оказываемся привязанными к картине мира, определяемой культурой. Если, например, я полагаюсь на обусловленную культурой веру в жизнь после смерти для защиты от переживаний, которые может вызвать осознание предопределенности смерти, тогда все, что может противоречить этой картине мира, рассматривается как потенциальная угроза. Эта идея привела исследователей к гипотезе, согласно которой напоминание о смерти, пусть даже и в ненавязчивой форме, чаще всего укрепляет уверенность людей в правоте картины мира, закрепленной в их собственной культуре, и заставляет их с пренебрежением относиться к другим культурам. Иными словами, они становятся еще более предвзятыми.
В 2005 году немецкие психологи Ева Йонас и Иммо Фриче совместно с создателем теории управления страхом Джеффом Гринбергом опубликовали в Journal of Economic Psychology удивительные результаты исследования, посвященного этой проблеме. Сказав участникам, что они изучают «потребительское и телезрительское поведение», они незаметно включили в анкеты также и ряд вопросов для оценки убежденности людей в превосходстве немецкой культуры — например, какую машину они предпочтут, если им придется выбирать между немецкой маркой и иностранным производителем, насколько, по их мнению, немцы внешне привлекательнее иностранцев и в какой степени немецкая кухня лучше других кухонь. И вот что особенно интересно: половина участников была опрошена в районе с большим количеством магазинов, остальные — в непосредственной близости от кладбища. Предполагалось, что вид кладбища должен был пробудить в респондентах мысли о смерти, то есть ввести их в состояние, которое ученые называют осознанием смертности. Никаких других различий, кроме того, что одна из групп состояла из людей, проходивших мимо кладбища, не было. Анализ ответов показал, что участникам, которых опрашивали рядом с магазинами, приблизительно одинаково нравились как немецкие, так и иностранные товары и традиции. Что касается людей, которых опрашивали рядом с кладбищем, то, как это ни удивительно, они с большей теплотой отзывались обо всем немецком, демонстрируя меньшую симпатию к иностранным товарам.
Между прочим, подобные результаты характерны не только для Германии. Схожие наблюдения были сделаны во Франции, Индии, Италии, Японии, Испании, США и других странах. Дело не в особом немецком мироощущении; речь идет о человеческом мировосприятии вообще. Также важно отметить, что, судя по всему, все это происходит автоматически, на бессознательном уровне, поэтому большинство участников исследования, возможно, даже не подозревали, что ведут себя как-то по-особенному.
Поскольку механизмы защиты, основанные на отрицании смерти, работают на уровне бессознательного, вы можете усомниться в их существовании. Все это кажется не слишком правдоподобным. Но задайте себе вопрос: почему даже после прочтения последних нескольких страниц, на которых предсказывается ваша кончина, вас до сих пор не охватило чувство страха?
* * *По мнению еще одного человека, который не понаслышке знает, что такое страх смерти, есть еще один любопытный способ избавления от ужаса перед кончиной. Кинорежиссер Джон Карпентер утверждает, что способ этот — игра.
Карпентер, с его пышной копной седых волос и острым взглядом, не оставляющим сомнений в том, что он легко проникнет в наши сердца, обнажая самые глубокие страхи, сотворил несколько ставших культовыми персонажей, несущих смерть, начиная с серийного убийцы-психопата Майкла Майерса из «Хэллоуина» и заканчивая пришельцем-оборотнем из «Нечто». Режиссер и продюсер фильмов ужасов с более чем тридцатилетним опытом, он обратил внимание на интересный парадокс.
«Мы боимся смерти, но при этом нам нравится, когда она служит нам развлечением, — говорит Карпентер и называет ряд причин, почему это так. — Все дело в терапевтическом эффекте. Единственное, чего мы боимся больше самой смерти, — это мысли о смерти. Поэтому нам нравится думать о смерти, когда мы находимся в безопасности и точно знаем, что она нам не грозит. Мы всегда использовали и продолжаем использовать современные мифы и истории для объяснения мира. В этом смысле большой интерес представляют монстры. Представления о них уходят корнями в глубокую древность. В историях о монстрах смерть принимает сразу несколько обличий: другой, зверь — и живое существо, такое как мы. Все эти мифы и истории, которые мы распространяем, помогают нам выстроить отношения со смертью и понять ее».
Наблюдение, сделанное Джоном Карпентером, заслуживает внимания. Вы когда-нибудь замечали, как, вскрикнув от страха, зрители в кинозале начинают смеяться? Такие формы развлечения заставляют нас поверить, что смерть — это нечто безопасное, тем самым отдаляя нас от осознания собственной смертности. Это может быть связано с механизмом, для которого психологи придумали простое название — «нервный смех». Он срабатывает, когда мы оказываемся в стрессовой ситуации. Врач Алекс Ликерман из Чикагского университета утверждает, что нервный смех является защитным механизмом, оберегающим нас от избытка тревоги. «Способность посмеяться над травмой в момент ее возникновения или вскоре после этого является сигналом как для нас самих, так и для окружающих, что мы верим в собственную способность пережить ее (что, вероятно, и делает смех настолько универсальным источником удовольствия: он заставляет нас поверить, что все будет хорошо)», — пишет он в статье в Psychology Today.
Мы смеемся, потому что смех помогает нам установить своего рода символический контроль над смертью. «Фильмы, особенно фильмы ужасов, предлагают нам принять участие в сюжете, перенося нас самих на экран, — поясняет Джон Карпентер. — Но мы, зрители, всегда возвращаемся на свои места в кинозале живыми и невредимыми. Мы побеждаем смерть. Для большинства из нас смерть остается чем-то абстрактным».
Пока смерть остается абстрактной, мы можем спокойно продолжать жить, как будто у нас полно времени и его хватит для всех наших начинаний — то, на что Пол Уоткинс надеялся, когда был молодым.
* * *Оглядываясь на свою юность, Пол Уоткинс вспоминает, как он хотел сделать что-нибудь стоящее. Что именно он имел в виду, было не совсем понятно. Несмотря на разнообразие интересов, настоящих увлечений у него не было. Он подумывал о карьере ученого, менеджера, бизнесмена. Поступив в Университет Тулейна, Пол сначала специализировался на истории, потом — на административном управлении и здравоохранении, в итоге получив степень в области гуманитарных наук. По словам Пола, его образование было «настолько далеким от конкретной специализации, насколько было только возможно».
Эти карьерные зигзаги напоминали то, что его друг, пилот по имени Дэвид Шарлебуа, называл корректировкой курса во время полета. Пол несколько лет изучал одно, потом приоритеты менялись, и он брался за что-то совершенно другое. В итоге Пол прошел обучение по четырем разным специализациям. Он даже подумывал о карьере священника. Более того, он принял религиозные обеты. Но его не оставляли сомнения. Посвятить жизнь служению Богу — звучит благородно, но жертвовать приходится слишком многим.
