Барбара Картленд - Женщина в мире мужчин. Курс выживания
Нет, движение в защиту прав женщин не родилось в одну ночь, оно набирало силу более двадцати пяти лет. За это время билли об избирательном праве женщины в шести случаях были приняты во втором чтении, а потом сложены на полку.
Явное лицемерие всего этого подливало масла в огонь женского гнева, и точно так же, как теория выливается в кампанию, кампания превратилась в крестовый поход. В истории нет ничего, что можно было бы сравнить с этой кампанией жестокости, мученичества и абсурдности, до которых дошли тысячи женщин, посвятившие свою жизнь лишь тому, чтобы представительницы их пола получили право поставить крестик на клочке бумаги!
Эммелин Пэнкхерст, вдова ланкаширского адвоката, проявила талант к политической агитации и заразила свою дочь Кристабель страстью к реформам.
«Мы с Кристабель политики, – провозглашала обычно миссис Пэнкхерст. – Кристабель родилась политическим деятелем».
Это означало, что Кристабель никогда, в отличие от большинства женщин, не позволит эмоциям отвлечь себя от своей жизненной цели.
Кристабель тоже любила борьбу.
«Когда придет победа, сражающиеся возрадуются, – писала она восемь лет спустя, – и все-таки их радость будет смешана с сожалением, что самая чудесная глава в истории женского движения закрыта, и борьба приверженцев закончена, закончена, в то время как многие так и не познали восторга и экстаза сражения».
Неистовство суфражисток накапливалось и привлекало постоянное внимание общественности. Политики, которые совершили фатальную ошибку, презирая своих оппонентов, обнаружили, что общественность, хотя и была шокирована новоявленными воинствующими женщинами, восхищалась их отвагой.
За два года до Первой мировой войны мягкие, ласковые, хорошо воспитанные женщины превратились в стаи разъяренных фурий, настроенных затерроризировать страну.
Они рвали письма в почтовых ящиках, дезорганизовывали работу пожарных ложными вызовами, бродили по улицам с молотками в муфтах и разбивали витрины, поджигали незаселенные дома и различные общественные здания.
Происходили патетические сцены, когда, к примеру, одна из пострадавших женщин, чьим единственным средством к жизни был сожженный чайный павильон, рыдала в суде перед жестокими, безжалостными взглядами виновниц ее несчастья.
На политиков велись беспрестанные атаки. В экипаж мистера Асквита был брошен топор, мистер Черчилль был унижен ударом хлыста одного из соратников женщин, дом мистера Харкорта был подожжен, и даже сам король был оскорблен выкриками: «Ты, русский царь!», когда направлялся в театр.
Сегодня мужчины любят говорить о том, что женщины обрели право голоса в награду за их помощь мужчинам во время Первой мировой войны, когда доказали, что они тоже «достойные граждане». Это не верно.
Кампания в защиту женских прав закончилась в 1914 году, потому что суфражистки, несмотря на все их мелодраматичные голодовки, заковывания в цепи и самоубийства, были ответственными женщинами и патриотками. Война дала лишь отсрочку, но это был еще не конец.
Если бы правительство не предоставило женщинам избирательного права, когда конец войны уже был близок, кампания возобновилась бы с новой силой.
Основные силы посчитали необходимым избежать такого риска социальной нестабильности, когда стихла вражда. США предоставили женщинам избирательные права в 1920 году (хотя некоторые штаты сделали это гораздо раньше), канадские женщины обрели политические права в 1918 году, а побежденная Германия поспешно эмансипировала своих женщин в 1919 году.
Важно то, что странам, где католическая вера была сильна, Франции и Италии, странам, придерживающимся догмы о второсортности женщин, потребовалась еще одна мировая война, чтобы уравнять женщин в правах. Италия предоставила своим женщинам право голоса в 1945 году, а Франция – в 1946-м.
Чтобы понять причины, из-за которых движение за права женщин стало столь сильным, нужно понять положение, в котором находилась женщина сто лет назад.
Бедность и дискриминация были потенциальными источниками волнений рабочих масс, но еще более важными были нескончаемые выпады против отношения общества к женщинам. Вскоре это было подхвачено прогрессивными писателями, такими, как Уайльд, Шоу и Уэллс, и множеством менее талантливых, но довольно популярных писательниц.
Викторианство, прекрасно дожившее до XX века, ужаснулось, когда сами основы женского царствования были названы мошенническими. Дом больше не был другом женщины, но ее врагом. Он был не крепостью, а тюрьмой.
«Не думаю, – говорил У. Л. Джордж, – что есть более заклятый враг феминизма, чем домашнее хозяйство, атмосфера более смертоносная для всех идей свободы и равенства, чем утонченный, сладкий запах домашнего очага».
Ранее Флоренс Найтингейл пришла к выводу, что вся беда с дамами из состоятельных семейств в том, что им нечего делать. Жизнь для них – сплошные пустые забавы, ведь все за них делали многочисленные слуги.
«Я не знаю ничего хуже, чем мелкая, изнурительная тирания порядочного английского семейства, – говорила она. – За что я не поддерживаю Евангелистскую партию, так это за то, что они подняли для женщины семью на такую высоту, что сделали из нее идола. Это – один из вариантов фетишизма. Счастье и права женщина не может обрести нигде, кроме как в семье.
Подавление эмоций, – продолжает она, – вело к женской истерии: «Когда приходит ночь»… накопление нервной энергии, которую не на что расходовать днем, давало женщинам ночью, когда они отправлялись спать, ощущение, что они сходят с ума. Им приходилось оставаться в постели почти до полудня, чтобы эта энергия испарилась и не вырывалась наружу. Пустота и скука подобного существования подслащивались фальшивой сентиментальностью…
Женщины осыпали друг друга сантиментами и учили своих дочерей тому, что «у женщин не бывает страстей…»
Именно это самое чувство собственной бесполезности и раздражало «современную женщину». Она получила на удивление хорошее образование. Глаза на мир ей открыли романы и пьесы, которые ей не всегда разрешалось читать или видеть, но о которых она была наслышана во всех подробностях.
Она была во всеоружии, чтобы сыграть свою роль в смелом новом веке, но ей не позволяли этого сделать мужчины, которые ее окружали.
Впервые в истории человечества смелые мыслители провели параллель между половыми различиями мужчины и женщины и перспективой обрести гражданские права. Пол вовсе не определяет глубину ума или характер человека. Выражение «женский ум» столь же абсурдно, как и словосочетания «женская печень» или «женские легкие».
Приводились даже цитаты из Библии. Сам Уилберфори настаивал, что утверждение о том, что Ева была создана из ребра Адама, – просто неправильный перевод. Вместо слова «ребро» (rib) следует читать слово «половина» (half).
Ева не была существом второго сорта лишь потому, что была создана из незначительной частички Адама, а была его равноправной половиной, основательницей человеческого рода.
Из чего следовало, что женщина имела Богом данное право на пятьдесят процентов всех мужских привилегий и обязанностей. Это означало, что даже катехизис в действительности не требовал слепого подчинения, когда провозглашал, что «мы посвящаем себя смиренному и преданному служению всем тем, кто выше нас».
Тех, кто «выше», кому следует подчиняться, много, однако это не означает, что все женщины должны платить всем мужчинам покорностью и подчинением.
В 1891 году дело Рэкса И. Джексона дало всем женщинам право поступать по своей воле. Жена оставила его, но он заручился решением суда, которое предписывало ей вернуться. Когда она не повиновалась, он со своим адвокатом поджидал ее у церкви.
Ее схватили, затолкали в экипаж, причем ее ноги высовывались из дверцы. Муж привез ее домой и удерживал там силой.
К счастью, какой-то родственник миссис Джексон увидел ее у окна до того, как успели опустить занавеску. Он выдвинул habeas corpus16. Суд приказал ее освободить, и с этого дня больше ни один муж не имел права лишать свою жену свободы.
Обретшие свободу женщины были обеспокоены условиями, в которых влачили существование их сестры, когда деньги стало так нелегко зарабатывать. Конечно, до сих пор оставались щедрые дамы, которые отправлялись навещать бедных, раздавая немногочисленные подарки и многочисленные брошюры, считая это неким воспитательным долгом.
Но все больше и больше обеспокоенных разумных женщин стало понимать скрытое значение бедности, существующей бок о бок с блеском высшего света.
В начале XX века заработная плата рабочего в Британии составляла от 3 до 4, 5 американского доллара в неделю, и женщины, проживающие в приличных условиях, больше не думали, что бедняки каким-то загадочным образом ухитряются прожить на такой доход. Они делали простые подсчеты и понимали всю невозможность этого.
