Элдерсон Дуг - Хранители откровений. Странствия во имя коренных американцев и Земли
Ко мне наклонился один из старейшин и вежливо предложил объяснить происходящее. Наверно, он заметил, что я шокирован зрелищем.
— Клоуны изображают поведение, которого индейцы хопи должны всячески избегать, — начал он. — Их шутки и кривляние меняется время от времени — в зависимости от того, какие тенденции внешнего мира влияют на жизнь племени. А танец все это время остается практически неизменным, он поддерживает наше достоинство. Танец, конечно, тоже эволюционирует, но очень медленно, как и сама природа.
Энергия пульсировала, скакала от непристойности дурачащихся клоунов к сосредоточенному порядку танцоров. На фоне возникшего между ними контраста можно было в полной мере ощутить и понять характер и значение каждой из групп этого шоу.
Во время одной из шуток клоуны затащили на сцену несколько человек из нашей группы. Я был одним из счастливчиков — или лучше сказать несчастных? Мужчины и женщины разделились. Каждому мужчине дали игрушечный лук и стрелу с присоской, что сделало нас похожими на купидонов-переростков. Клоуны показали нам, как танцевать. Мы должны были преследовать женщин, исполняя этот в высшей степени дурацкий танец. Женщины должны были убегать, вытанцовывая при этом свои па. Нужно было приседать поочередно на каждую ногу и раскачиваться при этом. Я покраснел от смущения и не смог сделать ни одного движения.
Клоуны принялись неистово кричать и стучать в барабан. Они вынуждали нас начать, наконец, это безумное действо. Толпа держалась за животы от смеха, наблюдая за нашим танцем. Большинство из нас, оказавшихся на «сцене», покраснело от стыда, но все продолжали улыбаться. Один человек, судя по его реакциям, слишком серьезно воспринимал все происходящее. Глядя на него, я улыбался все больше и больше, и совершенно перестал нервничать. Все это было шуткой. Возможно, это было также и очередное испытание: умеем ли мы смеяться над собой? В целом, после продолжительных трудностей пути этот эпизод стал для нас настоящей отдушиной.
После танца клоуны проводили нас на места, наградив несколькими «пики» — кексами, свернутыми из тонкого как бумага рисового теста. «Сверху» нам дали буханку магазинного хлеба и несколько сладких булочек. Мы разделили их с теми, кто оказался рядом. Один из старших хопи вежливо отказался.
— Это хлеб белого человека, — сказал он, нахмурив свое коричневое и как луна круглое лицо.
Многие индейцы до сих пор сами пекут хлеб в специальных уличных печах. Его отказ только проиллюстрировал общую критику в адрес «грязного смешения» западных привычек и индейской традиции.
— Некоторые хопи приходят танцевать, — сказал другой старец, — но перед этим они не готовятся и не очищаются. Некоторые забыли, зачем вообще нужен этот танец. Не так много осталось и тех, кто выращивает кукурузу...
Стоило нам вернуться в свой лагерь в резервации, как нас тут же пригласили принять участие во всенощной церемонии индейской церкви, которая должна была совершиться в соседнем вигваме. Для многих это был новый опыт, согласились лишь десять человек. Наше появление несколько шокировало навахо, прибывших позже. Один человек даже отпрыгнул в ужасе в сторону, когда увидел нас, зайдя в вигвам. Вскоре, однако, различия любого порядка нивелировались.
Эта церемония была последней в серии из четырех обрядов, посвященных, в первую очередь, оплакиванию одного из сынов племени, погибшему в автомобильной катастрофе. Песни и молитвы звучали на языке навахо, и яркий огонь посреди вигвама принимал каждое слово. Молитвенные песнопения эхом разносились по округе. Иной раз было трудно понять, кто именно поет. Присутствующие едва шевелили губами. Многие из нас начинали сутулиться и даже немного клевать носом — все-таки было тяжело всю ночь сидеть перед жарким костром и внимать молитвам. Но под утро в собрании установилась атмосфера праздника.
Джону разрешили спеть песню, которая пришла ему в голову в начале похода: «Ты должен согнуть свой лук, пусть энергия льется...» Женщина-навахо помолилась за всех нас перед чашей воды, и вскоре лучи солнечного света стали пробиваться сквозь занавесь внутрь вигвама. Начался праздничный обед: внесли ягненка, жареный хлеб и овощи. Мы рассказывали разные истории и шутили — делились сладким лекарством смеха.
Я вспомнил пророческие слова Ворона: «Пейот будет присматривать за вами у Четырех Углов». Всем было ясно, что Ворон говорил о церемонии Индейской церкви, в которой мы только что приняли участие. Сейчас мы находились в той части страны, где сходились в одну точку все Четыре Угла — на стыке границ штатов Колорадо, Аризона, Нью-Мехико и Юта. Индейцы традиционно считали этот район местом силы, в котором сосредоточена мощная духовная энергия. Индейцы навахо обозначили границы своих земель четырьмя горными пиками: Бланка на востоке, Маунт Тейлор на юге, Сан-Франциско на западе и Маунт Геспер на севере. Хопи считают, что эти места являются центром мира. Они соорудили в горах несколько храмов и регулярно приносят к их стенам дары и читают молитвы, считая их вратами в царство духа. Впрочем, старейшины индейских племен уже давно смекнули, что священной является вся земля, а не отдельно взятые места.
Я смотрел, как мои товарищи празднуют за столом, и вспомнил о видении, которое пришло ко мне посреди ацтекских руин, когда я был там с Медвежьим Сердцем. Тогда мне открылось, что белый человек однажды — после столетий насилия — сядет с коренными жителями этой земли за общий стол и вместе они разделят пищу духовную. Медвежье Сердце тоже об этом говорил. Радовало то, что все мы стали частью этого движения к переменам.
Хозяин хижины, в которой мы гостили, отвел нас в Туба Сити, где мы могли найти подержанный микроавтобус. К сожалению, удача нам не улыбалась, зато старик показал нам след динозавра, сохранившийся в гигантской каменной плите.
— Не стоит связываться с этими следами, иначе однажды тебя может укусить ящерица, — сказал он.
Эти следы были отблеском далекого прошлого, вызывали в воображении образы гигантских трехпалых рептилий, тяжело и неуклюже бродящих вдоль доисторических рек.
Некоторые следы были в камне вырезаны — вероятно, кому-то не хватало интерьерной детали на домашней террасе. Интересно, приползли к ним домой ящерицы? Часто люди стремятся завладеть какой-нибудь диковинной вещицей из прошлого, предметом старины, чтобы в настоящем подпереть им обваливающийся забор своей раздутой самооценки. И не важно, что для этого приходится вырывать куски истории оттуда, где им уготовано место самим временем.
Мы снова свернули лагерь и отправились дальше. Индейские песни эхом отзывались в наших головах. Динозавров мы так и не увидели, но вряд ли мы удивились бы, попадись они нам на пути. Мы переживали гораздо больше новых впечатлений, ощущений и мыслей, чем ожидали. Моя вера в значимость путешествия в страну индейцев окрепла. Наш поход и наш личный пример служили важным мостом, соединяющим две отдаленные друг от друга культуры — индейскую и неиндейскую.
Глава 11
Койяанискаци
— Наши пророчества описывают последние этапы настоящего цикла Земли, — сказал Томас Баньясья на конференции душевного здоровья, организованной представителями хопи. — Наши предки предсказывали падение на землю калабасов, полных пепла (то есть, как считают они сами, предсказывалось падение бомб на Хиросиму и Нагасаки). Они предсказывали о появлении трех сил, которые сотрясут мир. Две из них уже пришли в мир в лице фашистской Германии и Японии (на глиняных дощечках, найденных в Орайби, можно отчетливо разглядеть свастику, вписанную в знак Солнца). Третья сила придет в этот мир в лице массы людей, одетых в красные головные уборы и плащи... Последние дни будут мрачными. Люди будут падать с неба дождем, разделяясь на праведных и грешных. Землю ждет разрушение, но сила его будет зависеть от того, насколько способны народы Земли жить в гармонии с природой, делиться друг с другом как братья и сестры, и смогут ли они свернуть с эгоцентричного пути.
Мы поняли далеко не все из того, что говорил Баньясья (например, для нас загадкой остались «люди, падающие с неба дождем»); думаю, речь шла о «битве последних времен».
Баньясья продолжил говорить.
— Наши пророчества были выгравированы на трех каменных табличках. Одну из них давным-давно забрал один человек, так давно, что кожа его стала белой. И вернет ее белый человек, чистый и честный. Он вернет недостающую часть пророчества.
Я сообразил, что раскололи каменную табличку на части довольно-таки давно. Только я не понял про белого человека. Должен ли он переродиться и снова прийти в эти земли и вернуть табличку, или же он является неким собирательным образом, символизирует группу или движение белокожих людей? С самой же каменной табличкой все было более-менее ясно — индейцы хопи имели обыкновение передавать пророчества методом наскальных рельефов.
