Владимир Файнберг - Скрижали
Запивая обед стаканом клюквенного морса, Борис отвечал на вопросы, затем начал спрашивать сам.
Оказалось, что хозяева — пенсионеры. Седобородый, очкастый Климентий Викентьевич — бывший инженер–электрик, его жена Нонна Генриховна, очень полная, говорящая почти басом, была директором детского сада. Здесь же присутствовала их дочь Изольда, на вид начинающая старуха, несмотря на свои тридцать восемь лет.
Чуть позже пришёл Ашот — сутулый человечек с недоверчивыми глазами.
— Вы тоже с созвездия Орион? — спросил он затравленно.
Это и была вся группа — четыре человека, возглавляемые Нонной Генриховной, которая сразу же сообщила, что, стоит ей положить перед собой лист бумаги, взять в руку карандаш и отключиться, настроиться на созвездие Орион, рука сама начинает писать или послание от какого‑то существа, называющего себя Куратором Земли, или записывать диктуемые им же ответы на вопросы.
— Спросите про меня! — опрометчиво вскричал Борис.
— Спросим, — вмешался Климентий Викентьевич. — Все выясним, ваше прошлое, будущее, теперь же, сегодня. Но сначала нам необходимо найти автора этой книги. У нас проблема. Нам кажется, Артур Крамер смог бы помочь…
— В чём проблема? В чём? — Борис испугался, что сейчас речь зайдёт о «Скрижалях»; к тому же, ни к чему было, чтоб эти люди знали его прошлое…
— Где ваш Крамер? — в упор спросил Климентий Викентьевич.
— В Средней Азии. Я его скоро увижу. На днях. В чём дело? В чём? Должен же я ему сказать!
— Изольда, объясни! — приказал Климентий Викентьевич.
— Только не скрывай никаких подробностей, — добавила мать. — Говори все как есть, не стесняйся.
— Я больше об этом слышать не могу! — Ашот, до сих пор молча сверливший глазами Бориса, вскочил со стула, потом опустился на него, подозрительно спросил: — Конечно, это вас женщина? Ногтями?
Борис провёл ладонью по исцарапанному лицу.
— Ашот! Ведите себя прилично! — пригрозила Нонна Генриховна. — Это не он. Не он. Изольдочка, гость ждёт, когда же ты наконец начнёшь.
— Некоторое время тому назад, — начала Изольда, нервно вытаскивая сигарету из пачки.
— Полтора месяца! — поправил её отец.
— Да, почти два месяца назад здесь, в этой квартире, по ночам кто‑то стал приходить, дышать… У нас квартира двухкомнатная. В этой — родители, в той — я. Комнаты раздельные. Сначала шаги были в коридоре, потом в моей комнате. Всегда ночью. Где‑то после двух… просыпаюсь, включаю электричество — никого. Входная дверь заперта. Родители ничего не слышат. Думала: кажется. Но вот однажды, две недели назад, почувствовала: кто‑то садится на постель, давит на моё лицо, отворачивает к стенке. Хотела закричать — не могу. В общем, он овладел мною. С тех пор приходит каждую ночь.
— Кто он? Кто?
— Мы и хотим узнать это! — сказала Нонна Генриховна. — Мы очень беспокоимся.
— Так что ж вы не спросите у своего Куратора из созвездия Орион?
— С самого начала Нонне было сказано, что на вопросы, касающиеся нашей семьи, ответы не даются. — Климентий Викентьевич указал на книгу Крамера: — Вот почему мы решили связаться с этим человеком…
— А я уверена, это сам Куратор! — сказала Изольда, выпуская дым из ноздрей.
— В церковь надо ходить, — заявил Ашот. — И позвать сюда священника, чтоб освятил квартиру.
— К врачу, к психиатру не пробовали обращаться? — осторожно спросил Борис.
— Наша дочь здорова! — возмутилась Нонна Генриховна. — Изольда работает старшим редактором научно–технического отдела отраслевого журнала. Недавно была реорганизация и сокращение, а её оставили, даже повысили в должности, вот так! Может, ещё посоветуете обратиться в милицию?
«Тогда ждите девять месяцев», — подумал Борис, а вслух произнёс:
— Не понимаю, зачем вам нужен Артур Крамер? Вы же в душе уверены, что сами знаете, кто это приходит по ночам.
— Изольду избрали для создания новой расы людей на планете, — подтвердил догадку Бориса Климентий Викентьевич.
— Нет, я больше слышать об этом не могу! — Ашота словно прорвало. — Скажите им, скажите, это дьявол, злой дух, об этом написано в Библии, всюду… О том, как ангелы входили в дочерей человеческих.
— Но ведь ангелы, — криво усмехнулась Изольда, хищно облизнула коричневые губы.
Борису стало не по себе. «Ее губы в сущности — продолжение её кишечника. — Это наблюдение поразило его. — Священник крестит бабу и тут же приходит её насиловать, какой‑то похабный Куратор лезет в постель к старой деве. Нет, чесать, драть из этой страны!»
Между тем Климентий Викентьевич объяснял:
— Ашот просто ревнует к Куратору. Не обращайте внимания. Годами ходит в наш дом, но так и не сделал предложения. Теперь уже поздно, Ашотик!
— Ну хорошо, — миролюбиво сказала Нонна Генриховна, — если увидите Крамера, спросите — может быть, он все‑таки согласится остаться в комнате Изольды, при помощи своей биоэнергии ощупать Куратора, посмотреть, как он выглядит, в конце концов, это интересно.
— Спрошу, — пообещал Борис. Он уже хотел было встать и откланяться.
— Куда вы? Я ведь обещала сделать запрос на созвездие Орион. Сейчас все о себе узнаете. Изольдочка, там на буфете моя тетрадь. — Нонна Генриховна придвинулась ближе к столу, раскрыла перед собой поднесённую дочерью тетрадь. Взяла авторучку, завела вверх глаза, произнесла нараспев: — Как вверху, так и внизу, как вверху, так и внизу… Иат, ха, ай, ху, вай, рио… Здесь Борис. Что можем мы знать о Борисе, который здесь?
Рука потянулась к тетрадной странице. Тишина стояла вокруг. Даже Ашот оцепенел.
— Связь слабнет, слабнет связь! Помогайте! — закричала Нонна Генриховна.
— Иат, ха, ай, ху, вай, рио, — разом забормотали Климентий Викентьевич с Изольдой.
Авторучка забегала по тетради. Строчки налезали на строчки. Борис поймал себя на том, что волнуется.
Вдруг Нонна Генриховна откинулась на спинку стула. Потом поднесла тетрадку к глазам.
— Сообщение Куратора в ответ на мой вопрос о Борисе: «Воля в квадрате. Сопротивление материала. Жестокий ошейник. Тупиковый трамплин. Разбитое сердце. Топкое болото. Но будет узкий проход в ущелье. Песчаная отмель. Вы, Боря, Ганнибал улыбки. В прошлом воплощении вы были плясуном на канате, сорвались. И стали пастырем греховной обители. Впереди у вас колокол победы над человеком без маски. Весна того человека близка», — сказал Куратор. Давайте пить чай.
— Подождите! Чья весна близка? Моя? Или человека без маски?
— Всё! — отрезал Климентий Викентьевич. — Сеанс автоматического письма кончен.
Изольда уже ставила на стол чашки, стоя, разрезала пирог с вареньем.
— Людей без масок не бывает, — прошептал Ашот. — Все в масках.
Отведать пирога Борису не удалось.
Сам толком не зная зачем, то ли из чувства благодарности за сытный обед, то ли движимый желанием повысить свою значимость в глазах «орионцев», он предложил:
— Хотите — попробую через Изольду увидеть того, кто приходит ночью? Думайте о нём, думайте! — Борис вскочил со стула, протянул руки к её седеющей голове.
— Мы не мешаем? Может, нам выйти? — спросила мать.
— Смотрите, учитесь! Только тишина в комнате!
Он вспомнил, как Крамер рассказывал, что у больных шизофренией чувствуется плотный энергетический обруч, стискивающий череп. Что концентрацией энергии, мгновенным усилием его можно взломать, отбросить! Однажды в присутствии всей группы Артур именно таким образом вырвал из тяжёлой болезни комиссованного из армии солдата, родственника Леонида–букиниста. Солдат сказал, что услышал щелчок и разом исчезла постоянная головная боль, исчезли навязчивые мысли, безволие.
Чувствуя себя в центре внимания, Борис «шаманил» руками и одновременно думал о том, что сейчас представился редкий случай провести эксперимент — вылечить эту дуру от шизофрении, что, получив «Скрижали», он будет вот так же целить в Израиле, а после, быть может, и в Америке, во всём мире.
Никакого обруча ладони не ощущали. Он приподнялся на цыпочки, сделал эффектное спиралеобразное движение правой рукой вокруг макушки стоящей перед ним Изольды.
— Думайте! Думайте о Кураторе! — прикрикнул он. — Вы перестали думать!
Изольда шатнулась, стала валиться назад. Отец успел подхватить её. Из губ Изольды запузырилась пена.
— Перестаньте! Прекратите! — крикнула мать. — Пусть будет как будет!
— Не умеешь — не берись. Отстань от неё, — прошипел Ашот, бережно помогая усаживать Изольду на стул.
Все были перепуганы.
«Опозорился! — думал Борис, вырвавшись из спёртой атмосферы «орионцев» в свежесть мартовского вечера. — Может, не шизофрения, а эпилепсия? Ну и оставайтесь в своём мирке! Ощущайте собственную значимость! Сходите с ума. Имеете право».
…Он ехал в Юркин офис. Ехал опять раньше назначенного срока. Чувствовал себя выпотрошенным, не оставалось никаких сил думать, действовать, чего‑то хотеть. Словно присутствие при сеансе связи с Куратором вытянуло всю энергию…
