Григорий Курлов - Путь к Дураку. Книга 2. Освоение пространства Сказки, или Школа Дурака
— Отчего ж вы сразу хозяина своего не разбудили? — удивлялся старик посреди народа стоя. — Ещё малость — и пропал бы человек.
— А не велено было, — отвечали ему. — Наказ у нас такой — сон хозяйский ни за што не тревожить.
Изумился было старик нестарый, да вдруг вспомнил, в какую он сказку попал. Присмотрелся тогда Петя внимательнее к люду вокруг него сгрудившемуся, в глаза заглянул, да самому себе не поверил — спал народ. Спал стоя, спал с открытыми глазами, спал разговаривая и с вёдрами бегая.
Смотрел на это старик да всё никак разобраться не мог — что же делало людей этих спящими?
Долго смотрел, но так и не понял ничего. Со стороны если глянуть — так обычные люди. А стоит в глаза всмотреться — спят все, спят без зазрения совести просто, и всё тут!
— Ладно, — решил старик, — погуляю я пока по сказке этой, погляжу да послушаю, как народ здешний живёт, а там, глядишь, и разберусь, в чём дело.
Цельный день Петя нестарый по царству спящему бродил, чего только ни насмотрелся, чего ни наслушался.
Лекаря на площади базарной приметил. Народу к нему стояло — не протолкнуться просто.
— Доктор, — услышал старик краем уха разговор, — что-то я слышать последнее время плохо стал. Стыдно сказать — пукну и не слышу.
— Пустяки, — отвечал доктор, — вот вам таблеточки, попьете, и всё в порядке будет.
— Я стану лучше слышать?
— Нет, громче пукать.
Подивился старик такому лечению. В глаза лекаря рыночного глянул — спит бедолага. Спит так же, как все, но сон видит свой, особый — про то, как лечить полагается, про то, как правилам врачебным соответствовать надобно.
Пошёл старик дальше, вдруг видит — хоронят кого-то. Народу собралось тьма-тьмущая.
— Кого хоронят-то? — поинтересовался старик.
— А вон, видишь мужика в гробу? Его и хоронят. Протолкался Петя поближе да видит — покойник-то не лежит в гробу, как ему полагается, а сидит. Сидит, да ещё по сторонам с любопытством озирается.
— Эй, — окликнул его старик, — ты што там делаешь? Ведь ты ещё живой?
— А кому это интересно? — отозвался покойник. — Сказали пора,
значит, пора.
Старик от удивления остолбенел просто. Пока стоял так, с открытым ртом, разговор рядом услышал.
— Судьба, видать, такая у человека…
— Подумаешь, судьба. Судьба — это когда кирпич на голову падает. Вот это я понимаю — судьба.
— А если не на голову, а рядом?
— Ну, тогда, значит, не судьба.
Всмотрелся старик в лица говорящих да в который раз на глаза спящие наткнулся. Начал он понемногу понимать, что же именно спит в народе здешнем…
— Ум, — подумал он, — это всего лишь способность находить оправдание собственной глупости. А глупость — это неумение слышать свои ощущения, свою внутреннюю мудрость. Это следование чужому научению, чужим правилам и законам, всему тому, что в ум человеческий кем-то вложено было.
— Вот и выходит, — думал он дальше, — что царство ума — это мир, в котором спят отвергнутые ощущения, спит неуслышанная и непризнанная мудрость, спит радость.
— Отчего только я раньше сна этого умственного не замечал, — удивлялся старик, — ведь и в наших сказках всё так же — в угоду уму делается.
Захихикал в голове Петиной голосок противный, словно в ответ на мысли его.
— А ну-ка, ну-ка… — подозрительно пробормотал старик, колпак дурацкий с себя стаскивая.
Походил он немного без него уже, промеж людей опять потолкался, разговоры их послушал… И точно — будто в обычной сказке сразу оказался, люди все вокруг него как люди, живые и неспящие. Но как только колпак на голову напялил — всё как прежде стало.
— Вот оно что, выходит, чувствительнее меня колпак Дурака делает, — с удивлением сказал себе Петя, — вот так подарочек… Теперь бы им распорядиться как следует…
Двинулся старик дальше. Шёл, любопытство проявляя особое — во все закоулочки, да тупички заглядывая, к людям присматриваясь да к словам их прислушиваясь. Уж больно хотелось ему ещё одну загадку решить — отчего это царство здешнее лабиринтовым кличут?
По городу можно было идти куда угодно без риска заблудиться в нём, так как прям он был и узок, шириной всего в одну улицу. Но совершенно одинаковые его домики, фонтанчики и скверики в какой-то момент создавали странное ощущение блуждания по кругу.
Выражения лиц у людей здесь тоже были одинаковые — значительные все и озабоченные. Даже нищие в этой сказке, и те носили лица серьёзные и значимые. Ощущалось, что люди здешние день за днём, год за годом делают одно и то же, именно то, чему были обучены с детства, то, что каждому было предписано раз и навсегда. И от этого жизнь их идёт размеренно, предсказуемо и скучно… Да и не идёт она никуда, а так… притворяется только, а на самом деле лишь на месте топчется…
Вдруг Петя двух стражников приметил, что к нему направлялись. Нацелившись пиками ему в живот, они спросили грозно:
— Ты что здесь вшиваешься? Чего вынюхиваешь? А ну, отвечай, пока в острог не посадили!
Удивился Петя, неужели он права не имеет по городу гулять? О том и сказать решил.
— Неужто я не имею права… — начал было он.
— Имеешь, имеешь, — нетерпеливо перебил его стражник.
— Да нет, вы ведь не дослушали… — попытался старик вопрос свой пояснить. — Я имею право…
— Да имеешь, сказали уже ведь, что имеешь, — перебил его второй стражник.
— Хорошо, спрошу тогда по-другому, я могу…
— А вот это — нет!.. — в один голос сказали служивые. — Даже и не думай… Права-то, они што — их у нас все имеют. А вот может один лишь царь. Причём прав ему для этого никаких не надо.
Тряхнул Петя головой в сердцах — звякнули в ответ бубенцы колпачные, да вдруг с рогами цветными наружу и вывалились.
Замерли стражники на мгновенье, как-то странно на старика глянув, а потом лицами отчего-то смягчились, заулыбались даже.
— Э-э, да что с дурака взять, — сказали они друг другу. — С дураком ведь если свяжешься — сам таким же станешь.
— Это точно, — усмехнувшись подумал старик, вслед стражникам глядя, — это я как раз по себе знаю…
И вдруг понял он всё, понял глупый смысл сказки этой. Ведь что такое лабиринт? Это место, из которого нет выхода. В лабиринте любой путь рано или поздно заканчивается тупиком, но в этой сказке народ хитро поступил, притворился он, что лабиринта не существует вовсе.
Оказавшись в тупике своих привычек, своего знания и своих обычаев, народец местный даже не стал пытаться из него выбираться, он просто начал обживать его, облагораживать и делать нормой существования. Так лабиринт внутренних проблем постепенно превратился в целое царство, с виду ровное, прямое и беспроблемное. Но совершенно безысходное внутри.
— Именно так оно и выглядит — царство умных, — подтвердил колпак догадки Петины. — Это, в самом деле, царство то ли слепых, то ли спящих, это царство лжецов и обманщиков. В нём всегда можно из тупика, в котором оказался, сделать уютный трактирчик под названием «Тупичок». А потом топтаться в нём до бесконечности…
— Выходит, любой тупик — это всего лишь знание спящего ума? — уточнил старик, приводя колпак в прежний вид да снова на голову водружая. — Всего лишь знание о жизни, а не её настоящее проживание?
— Вот, вот, — засмеялся колпак, — и об этом никогда не стоит забывать: любое знание, любая истина, пришедшая к тебе от других, — это не что иное, как приглашение уснуть, это сон, длящийся порой веками. Сон, который втягивает в себя всё новых спящих. Но существует он только потому, что люди позволяют ему сниться.
— Умственное знание убаюкивает… — продолжал голос, сладко позевывая. — Убаюкивает ощущения… Любое утверждение лишь утверждает человека в спящем состоянии. Задача любой правильности — править его сновидениями…
— Просто кошмар какой-то… — озадаченно сказал Петя.
— Ещё бы, — хмыкнул колпак, — но имей в виду — только во сне могут быть кошмары. Кошмар или проблема — всего лишь атрибут сна. Поэтому каждый несчастен ровно настолько, насколько глубок его сон.
— Помнится, Рыбка Золотая мне о том же говорила, — согласился старик. — Люди, говорила она, — это спящие боги. Просыпайся, говорила, лишь пробудившись, можно осознать, что спал.
