Бхагаван Раджниш - Манифест Дзен. Свобода от себя
Человек медитации, куда бы он ни шел, всегда движется к звездам, потому что он всегда движется к источнику насыщения. Когда он укрепился корнями в земле, у него нет проблем. Где бы он ни был, он движется все выше и выше, подобно ливанскому кедру. Эти древние деревья — им сотни, тысячи лет — по-прежнему растут вверх, к звездам. Красота этих деревьев просто напоминает нам, что таков же путь человеческого сознания: глубже в землю, выше в небо.
Вопрос Маниши:
Возлюбленный Ошо,
Д. Т. Судзуки описывает два различных типа «видения», обозначенные двумя разными китайскими иероглифами.
Я уже сказал вам, Д. Т. Судзуки все еще в уме; отсюда разделение. Даже видение разделяется на два типа.
Д. Т. Судзуки описывает два различных типа «видения», обозначенные двумя разными китайскими иероглифами. «Кан» состоит из руки и глаза и значит «наблюдать объект как независимый от наблюдателя» — объективное знание. Вы смотрите на дерево. Дерево отлично от вас, это один вид видения.
«Видимое и видение есть две отдельные сущности».
С другой стороны, иероглиф «Чин» составлен из одного глаза и двух распрямленных ног; он означает чистый акт видения, Судзуки рассматривает различие между этими двумя типами видения как «революционное в истории дзенской мысли».
Во-первых, дзен не есть мысль. Во-вторых, акт чистого видения вообще нельзя называть «актом чистого видения». Что вы видите? Для видения — для того, чтобы видеть — вам необходим объект.
Медитирующий выходит за пределы объекта и за пределы субъекта, за пределы первого китайского иероглифа, «кан», который означает двойственность — видящий и видимое, познающий и познаваемое — и второго иероглифа, «чин», который означает чистый акт видения. Однако само слово «видение» значит, что там есть что-то, иначе как вы можете видеть? Что вы увидите? Если ничего нет, видение исчезает, появляется бытие.
Потому я ни в чем не соглашусь с Д. Т. Судзуки. Эти два типа видения являются просто умом, логикой, рациональностью, но не медитацией, не дзен. Дзен выходит за пределы видения и за пределы видимого. Он входит в бытие — просто бытие, совершенно тихое, созвучное с существованием.
Там нет двойственности, нет также и единства — вы должны понять это — потому что если двойственности нет, вы не можете назвать это единством. «Один» немедленно предполагает «два»; потому Гаутама Будда не пользуется словом «единство». Он использует слово адвайта — недвойственность. Оно имеет огромное значение.
Когда вы говорите «один», тут же вы вспоминаете про «два». Как может один существовать без двух, трех, четырех, пяти, шести, семи?.. Один — это число; оно просто предшествует двум. Если существует один, тогда последуют тысячи чисел, миллионы, триллионы. Этому нет конца. Если вы начали с одного — значит, вы пустились в долгое путешествие без конца.
Чтобы избежать этого, был найден окольный путь: не говорить «единство с существованием», а говорить «недвойственность». Это в точности то же, что и единство, но из-за языка возникают трудности. Разве может существовать один без двух? Так что не говорите «один», просто скажите: «не два». Подразумевается единство, но говорить это не обязательно. Оно невыразимо, но сказав «не два», вы указали направление. Вы намекнули на него простым жестом — не поднимая никакого шума. Это просто намек.
Судзуки упускает суть. Революционный шаг — это не дзенская мысль, а опыт дзен. Этот опыт является «недвойственностыо». Там нет видящего и нет видимого, есть просто бытие.
Время Сардара Гурудаяла Сингха.
Дайте свет! Я люблю видеть, как мои люди смеются. Я категорически против серьезности, но, к несчастью, должен обсуждать серьезные вещи. Однако это хорошо — сделать вас сперва серьезными: тогда смех приходит гораздо легче. Тогда он дает огромное расслабление.
Малыш Альберт вбегает в сельский магазин и подскакивает к прилавку.
— Эй, мистер, — кричит он старому Джо, хозяину. — Когда мой папа чинил крышу, лестница выскользнула из-под него. Сейчас он висит, уцепившись пальцами за подоконник верхнего этажа!
— Сынок, — говорит старый Джо, — ты попал не туда! Тебе нужна полиция — и поспеши!
— Нет, — говорит Альберт, — вы не поняли. Мне не хватает пленки для видеокамеры!
В одно прекрасное воскресное утро на Чудную Полянку Веселеньких Придурков приехал старый отец Фунгус. Гость проповедовал в маленькой часовне приюта умалишенных. Он рокотал и бушевал на своей кафедре, он вопил о проклятии и адском пламени, он ворковал о Божьей милости и нежных эманациях Святого Духа... и вдруг Придурок Мелвин вскочил с места, воздел руки в воздух и закричал:
— Дерьмо собачье! Неужели мы должны выслушивать этого идиота?
Придурок Мелвин, улыбаясь, уселся обратно. Наступила зловещая тишина. Отец Фунгус в крайнем
замешательстве обернулся к директору госпиталя доктору Дерьмоуту.
— Боже мой! — сказал, заикаясь, священник. — Мне замолчать?
— В этом нет необходимости, святой отец, — позевывая, отвечал Дерьмоут. — Больше этого не повторится. Придурок Мелвин говорит что-нибудь дельное только раз в семь лет.
Два известных любителя музыки, кардинал Катзасс и Папа Польский потягивают вино и болтают о том, о сем в личных покоях Папы в Ватикане.
— Вы знаете, — говорит Катзасс, обращаясь к Папиному известному интересу к клубничке, — у меня есть очень необычная музыкальная знакомая.
— Правда? — говорит папа.
— Да, — продолжает Катзасс. — Я обращаюсь с ней, как с гитарой — прижимаю вверху, а играю внизу, и получается замечательная музыка!
— Что ж, — говорит Папа Польский, — должен признаться, что у меня тоже есть очень необычная музыкальная знакомая.
— Неужели? — восклицает Катзасс.
— Да, — продолжает Папа. — С моей я обхожусь, скорее, как с грампластинкой. Я укладываю ее, и мы занимаемся прекрасной музыкой. А минуты через три я переворачиваю ее!
Ниведано...
Ниведано...
Будьте безмолвны...
Закройте глаза...
и почувствуйте свое тело совершенно застывшим.
Это подходящий момент, чтобы заглянуть внутрь.
Соберите свою энергию, тотально соберите сознание и
устремитесь к самому центру своего существа. Он прямо под
пупком, точно на два дюйма ниже, внутри вас.
Но это получится только у тех, кто устремится так
настоятельно и интенсивно, как будто это последний миг
жизни. Вам надо сделать это сейчас или никогда.
Быстрее и быстрее... Глубже и глубже...
Вы приближаетесь к центру своего существа. Великое
безмолвие нисходит на вас подобно нежному дождю. Вы
чувствуете прохладу. Вместе с вами вся ночь становится
тихой.
Немного ближе к вашему центру — и великий покой
окружает вас, поглощает вас. Вы тонете в нем. Это покой,
который мистики назвали «покой, который превосходит
понимание».
Еще немного ближе... и цветы начинают осыпать вас
блаженством, восторгом. Вы начинаете чувствовать себя как
пьяный — но это необычное опьянение, это божественное
опьянение. И только в этом божественном опьянении вы
можете совершить последний шаг. Вступить в свой центр.
Он открыт запредельному, именно здесь вы соединены с
космосом. Вы встретите здесь свое подлинное лицо. Лицо
Гаутамы Будды было принято на Востоке как символ
подлинного лица.
Встреча с буддой — очень странное переживание, потому
что вы начинаете исчезать, сходить на нет. И когда вы
сходите на нет, будда становится все более и более прочным
и сильным. Это ваша истинная неотъемлемая сущность.
Единственное качество, которым обладает будда — это
свидетельствование. Вам надо становиться все более и более
созвучными с этим качеством, потому что только оно может
привести вашего будду из центра на периферию. Он может
стать всей вашей жизнью. Он есть высший и последний
танец.
Гаутама Будда — это Манифест дзен.
Свидетельствуя, вы начинаете исчезать.
Вот что я назвал свободой от себя.
Свидетельствуйте, что вы не тело.
Свидетельствуйте, что вы не ум.
Свидетельствуйте, что вы только свидетель — и все начинает
вставать на свои места.
Сделай это свидетельствование более ясным и глубоким,
Ниведано...
Расслабьтесь...
Это только вопрос расслабления, это не усилие. Просто опуститесь поглубже в свою собственную глубину, будьте в самом центре своего жизненного источника. Этот жизненный источник, этот сок, что струится повсюду вокруг вас, начнет потрясающую метаморфозу внутри вас. Вы будете чувствовать, как вы таете, таете, таете... Аудитория Гаутамы Будды становится океаном сознания. Десять тысяч будд исчезли в едином океаническом переживании.
