Феодор Студит - Преподобный Феодор Студит. Книга 3. Письма. Творения гимнографические. Эпиграммы. Слова
22. Что же [касается] досточудного Фаддея, подвиг которого увенчала кончина, ему достаются победные венцы. Так как ты хочешь знать о его страдании, я поведаю о нем, как, когда его привели пред лицо карателя и обнажили его иссохшее тело, он не вострепетал, не испугался, видя одесную от себя Господа, приуготовляющегося вместе с ним на предстоящий труд, Господа, Который и первомученику явился с неба, и Павлу предстал, и никого другого, приходящего к Нему с усердием, не оставит без помощи.
23. О, благо тебе, доблестный воин Христов, ты ушел из нынешней жизни. Благо тебе, сияющее светило правоверия. Благо тебе, светящаяся звезда церковная, тебя мы по достоинству хвалим. Ты – печать Христова подобия, успокой еретическую бурю к тишине правоверия, спаси же и меня, недостойного, вместе с творящими верно твою память. Богу же нашему слава ныне и присно и во веки веков. Аминь.
[PG. T. 105. Col. 864] Житие блаженного отца нашего и исповедника Николая, игумена чтимой обители Студийской[2044]
[Риторы], состязающиеся на Олимпийских играх и желающие на них стяжать почести, стараются возносить похвалу посредством риторических словес, всем жертвуя ради силы слова и красоты выражения, чтобы хвалился за безукоризненность скорее закон искусства, нежели истинный закон [воспеваемых] дел, ведь то, чего страстно желают, как правило, предпочитается всему прочему. Те же, кто дивится добродетелям великих мужей и желает восславить их, превозносят их доблестную борьбу не риторическими убеждениями и не ухищрениями философии, но, изложив лишь правду и посредством нее неким образом представив дело, они ведут рассказ о добродетели, тем самым раскрывая величие подвигов.
Так давайте же и мы, поскольку предметом этого слова является великий светоч благочестия и речь пойдет об общем отце нашем Николае, опишем по возможности немногие из дел его, чтобы для пользы читателей воспламенить память о нем, пусть и безыскусно, но с любовью к истине извлекая должным образом для потомков то, что сокрыто долгим временем в умолчании и неразличимо в глубинах забвения. Ведь никакому праведнику нет пользы от того, что [Col. 865] ему многими возносится похвала, даже если она в высшей степени красноречива, но [другие] люди радуются, рукоплеща пользе от услышанного для их душ. Ибо памятью о праведнике возвеселятся люди многие (ср. Притч. 29:2), особенно же мы, народ Христов, паства святая: слывущие отцелюбивыми, как и боголюбивыми, мы ежедневно наслаждаемся радостью сего пиршества, пребывая у гробниц и припадая к священным и духовным изображениям [тех], для кого было достаточным и одного образа добродетели – что мы гордимся ими паче других.
Но да предводительствует Христос Бог, Слово Отца, Премудрость и Сила Божия, исправляя падшее и легкомысленное [состояние] страстного нашего разума, и да произведет слово при открытии уст, и да подвигнет руку к написанию рассказов о сем отце и, как Слово, да примет на Себя во всех отношениях распоряжение этим словом.
Сей муж – чтобы немного уделить нам внимания вскормившей его родине – происходил со славнейшего острова критян, который в то время был оплотом свободы во Христе; он всё еще славится крепостью и величиной построек, хотя ныне на нем [засели] древние гнусные выродки Агари, и негоднейший отпрыск служанки Исмаила, раб бичуемый, поработил произошедшую от Исаака в образе Христа новоизбранную паству, ополчившись на нас оружием злодеяний наших[2045]. Отречением от заповедей отторгнувшие помощь свыше и увлечением наслаждениями отчужденные от благородства души, мы были переданы, по слову Писания, народу бессмысленному (Втор. 32:21) и из-за пролития крови друг друга оказались в рабстве[2046].
Чтобы слово наше, продвигаясь, заключало пользу, да будет выведен на всеобщее обозрение первый принявший здесь на себя кормило сего благочестия – великий апостол Тит[2047], и да будет показано, что рассказывают о нем, сосуде избранном, жители острова, запечатлевая словом закон Духа. Ведь когда стало ему видно, что из-за неумеренности упорно [Col. 868] бесчинствуют они во всяком зле, он сказал про себя такие слова: Критяне всегда лжецы, злые звери, утробы ленивые (Тит. 1:12)[2048]. Смысл их он, конечно же, обращал не ко всему благочестивому народу критян, но к тем, кто по собственному выбору, подобно бессловесным животным, из-за низменности страстей оскорбляли чистоту души противоположной ей постыдностью чрева, а нечто подобное имеют в виду эти слова. Ведь Писание для обозначения скрытых и невидимых свойств души обыкновенно образно использует понятия желудка и чрева, как вмещающих и перерабатывающих пищу, поданную разумом; и здесь имеется в виду порок лености, ибо воистину души таковых людей были для апостола «ленивыми чревами», а «злыми зверями» они названы как способные скорее поддаться необузданности, нежели вместить дары Святого Духа.
Николай всему вышеупомянутому нисколько не был причастен и был далек от этого; скорее, став честью своей родины, он всем принес славу. Ведь как тьма является противоположностью свету, а смерть – жизни, так добродетели противоположны пошлым душам и наоборот. (Известно, что это выражение принадлежит не апостолу, а Эпимениду, прорицателю и уроженцу Крита)[2049]. Впрочем, как бы между делом упомянув об этом, обратим теперь перо к самому Николаю, если Бог дарует нам слово к раскрытию уст.
Итак, родной землей для него стала, как мы уже сказали, страна критян, а поселением – Кидония[2050]. Это славное название[2051] соответствует источнику, изливающему блага: ибо [это место], со всех сторон орошаемое чистыми потоками, в избытке изобилует хлебом, вином и различными плодами. Отсюда происходил и честнейший мученик Василид, из числа славных десяти мучеников[2052]. Здесь же жили и родители [святого], которых молва величала не за знатность рода, но за благочестие, ведь как железо за магнитом, так и похвала многих обычно следует за людьми добродетельными. Стяжав благочестием и добрый дар благочадия, родили они великого Николая. И как младенца во Христе воспитывали они его вместе с прочими его славнейшими [Col. 869] единокровными [братьями], способствуя возрастанию тела для служения в духе, ведь с младенчества нежное и податливое по природе [дитя] ни в самой малой степени не противится наставнику, чего бы тот ни желал. И потому сугубая воздержанность здесь к лучшему; но еще важнее и достойно внимания, чтобы воспитуемыш наставлялся не иначе, как должным образом. Сами воспитанники Церкви, они с ее помощью воспитывали и его, уча грамоте и правилам благочестия; так что благодаря родителям изначально придается ему склад наилучший и чистейший, который удачно называет божественный Давид дневным, противоположным ночному (Пс. 138:16)[2053].
Когда цветение возраста сочло, наконец, первую десятку лет и постижение основ дало отроку достаточную начальную подготовку в науках, надлежало ему, призванному свыше Отцом светов, также вступить на первую ступень блаженств – нищенствовать духом и одновременно смириться телом. Он приходит в Византий[2054], поставленный над всеми городами, будучи отправлен родителями своими в училище всех знаменитых и славных добродетелей (я имею в виду великую Студийскую киновию) к дяде со стороны отца по имени Феофан, которому надлежало надзирать за ним и который упражнялся там в аскетической палестре и гимнасии, когда сиятельный светоч и великий поборник и проповедник истины Феодор[2055] правил сим духовным челном братии и осенял догматами благочестия всю вселенную.
Итак, этот соименник Богоявления[2056], благожелательно приняв племянника, облобызал его и привел под благословение к тому, кто носил имя дара церковного[2057]. А сей ярко горящий огнь благочестия, увидев пророческим оком образованность юноши и пригодность его к восприятию добродетели, благословил его и приказал ради юного возраста поместить в близлежащий к обители детский приют, чтобы общался он со сверстниками и наставлялся в изучении наук. Дети нарочно были поселены великим [Феодором] в здании неподалеку от монастыря во избежание возникающего от них для аскетов беспокойства: так он пекся [Col. 872] о них как наилучший попечитель о душах. Таким образом, стал [отрок] продвигаться в мудрости, возрасте и благодати, всегда отвращаясь от игр сверстников, ибо был он с малолетства очень опытен и сдержан. Ведь вышний Промысл, благоволивший увенчивать смертных различными дарованиями, дарует каждому свой собственный, как правило, соответствующий нам нрав, к уразумению видящих; как сказал один мудрец: «Наряд и поступь мужа, как и смех его, оповещают о его характере»[2058].
Когда же с возрастом он очень талантливо и трудолюбиво освоил вводные науки, надлежало ему наконец овладеть и грамматикой настолько, чтобы правильно писать. И ее он также усвоил, став самым толковым скорописцем благодаря природной хваткости, благодаря которой обыкновенно многие достигают в подобном деле особенных успехов. Затем, вскоре обнаружив для многих опытность своего обращения ко Христу, вызывал он всеобщее удивление; ежедневно возделываемый подле общего руководителя[2059] плугом заповедей на поле души, он стал приносить разнообразные плоды добродетели. Вступая прежде всех сверстников во святой храм Божий, где они размещались[2060], и выходя последним, приклоняя со вниманием слух к рассказам святых отцов и постоянно читая их жития, стал он в конце концов просвещаться, восходя к познанию наилучшего. Ибо как причина [роста] растения – полив, а для поддержания огня – обилие дров, так основанием для подчиненных в каком ни возьми отношении оказывается попечение управляющих.
