Феодор Студит - Преподобный Феодор Студит. Книга 3. Письма. Творения гимнографические. Эпиграммы. Слова
По прошествии четырех дней, в следующее воскресенье, когда по-прежнему сидел блаженный муж и когда читано было сие самое оглашение, случилось, что он сделался гораздо бодрее и живее. Говорят, что труд доставляет здравие; бодрость душевная и напряженное усилие восставляет близких к смерти. Поелику же нужно было совершить священнодействие, к коему блаженнейший муж ежедневно показывал сильное желание, то он пошел в храм, желая очистить себя пред Господом и принести бескровную Жертву.
Совершив священнодействие, преподав животворящие Таинства присутствующим и окончив всё надлежащим образом, он зашел оттуда в трапезу и, поприветствовав многих находившихся там отцов и исповедников, и любезно приняв их, и напутствовав их словом и беседой о смерти, отпустил их. Впрочем, как вы знаете, он не теперь только поступал так, но и всё время жизни сего знаменитого мужа было не что иное, как помышление о смерти и желание разрешиться и быть со Христом (Флп. 1:23). А помышляя о сем, с какими искушениями он ежедневно боролся! Но нужно ли пред всеми и подробно возвещать о его преславных деяниях, когда они сами за себя говорят? Теперь же еще менее нужно говорить о сем, потому что он почти за год уже совершенно приготовлял себя к смерти. Хотя я часто и почти всегда был при сем человеке, который всё и делал, и говорил по воле Божией, однако и при такой близости по христоподражательному смирению не благоволил беседовать со мной об этом. «Не осталось ли, – говаривал он, – еще чего-нибудь из того, что мы необходимо должны были сказать? Не оставили ли мы без внимания чего-нибудь такого, что должны были сделать?» Так-то мыслила и действовала блаженная сия и многозаботливая душа! На следующий день – это был третий день, [Col. 1844] в который совершалась память великого исповедника Павла, – блаженный муж, как любящий Бога и святых Его и притом исполняющий апостольское установление, совершил Божественное священнослужение в память святого. По наступлении вечера он, побеседовав довольно со многими из братий, сидевшими с ним, по обыкновению пошел в келлию и, пропев положенные псалмы и молитвы, лег спать. Около четвертого часа начала мучить его обыкновенная болезнь, и он, позвав одного из братий, находившегося у его келлии, сказал о своей болезни ему и стекшейся тотчас всей братии. Впрочем, в сей день болезнь его была еще не в сильной степени, и потому на другой день, пригласив всех братий и как бы уже разлучаясь с ними, он повторил им прежние советы. Каким же братиям? Тем, к которым он не переставал говорить ежедневно и о которых заботился день и ночь. Он так говорил им: «Братия и отцы! Сия чаша есть общая. Ее испили все отцы наши, ее испью и я и отойду к отцам моим. Вот завещание, которое я оставляю вам: ненарушимо храните вашу веру и ведите жизнь беспорочную. Более сего я не имею ничего сказать вам, ибо я прежде сказал уже вам всё, что должен был сказать, и учил вас всему».
И как истинный сын мира и любви, он присовокупил и сие: «Передайте от меня со всем почтением и уважением приветствие и пожелание спасения господину нашему архиерею, равно и прочим отцам, иерархам и священникам Христовым и исповедникам, претерпевшим страдание ради Господа, всем братиям, друзьям и знакомым и тем, которые подвизались на одном с нами поприще веры, как малым, так и великим». О, блаженная и ревностная душа! Даже в этот предсмертный час он не помышляет и не заботится ни о чем более, как о том, чтобы угодить Богу и прославить Его. Наконец, когда я, смиренный, спросил у него, что прикажет он касательно тех братий и мирян, которые подверглись наказанию и находятся в числе кающихся, то он, как сострадательный врач и подражатель Христов, отвечал мне: Да простит всем им Господь (Ис. 26:13), и как сын веры, троекратно ознаменовав себя крестом, произнес молитву: «Господь мира да будет [Col. 1845] со духом вашим», и, облобызав всех присутствовавших, остался так. Между тем разнесся слух о его болезни, и стеклось множество народа. И сей блаженный муж целых два дня провел в благословении и приветствии приходящих, в тихом и кротком собеседовании с ними и в молитве и, преподав каждому незабываемое и спасительное напутствие, отпустил их с миром.
Потом, в воскресный день, когда совершается память мученика Мины, прочитав обыкновенные песни и псалмы и причастившись Святых и Животворящих Таин, по обыкновению ознаменовав себя крестом и подняв руки вверх, как бы для молитвы, около шестого часа начал он чувствовать в себе слабость и тихим, едва внятным голосом приказал зажечь восковые свечи, после чего мы начали петь псалмы. И лишь только дошли до стиха Во век не забуду оправданий Твоих, яко в них оживил мя еси (Пс. 118:93), и еще не кончили его, как он предал святым Ангелам блаженную и чистую свою душу. Вот вам краткое повествование о преставлении треблаженного мужа! Так-то подвижник окончил свое поприще! Смерть его была успокоением навеки от многих подвигов и трудов.
Но как я могу без слез представить вам то, что за этим последовало, когда мысли подобно огню жгут меня и когда пал я духом? Впрочем, да позволено будет мне продолжить несколько мое повествование. Таким образом лежал блаженнейший муж (ибо нельзя оставить без внимания и сего нового и необычайного зрелища), лежал достопочтенный муж, имея вид ангелоподобный, потому что душа, переселившаяся ко Господу, как бы отразила светлые лучи на священном теле, в котором и с которым она служила Святой Троице. Прежде всего стеклось к нему несметное множество как монахов, так и мирян, среди которых много было знатных, вместе с иерархами и священниками, и всякий из них принес, что только было нужно для погребения блаженного. Одни принесли белые и драгоценные свечи, другие – расписанные плащаницы, иные – сотканные покрывала, серебряные, сделанные из золота и серебра, и янтарные сосуды, ароматы и благовония; иные, кратко говоря, принесли многое другое, так что почти всякий из сошедшихся принес что-нибудь для погребения честнейшего тела. Но в этот день и в эту ночь восстала сильная буря, подобная той, какая была некогда при погребении великого Петра Александрийского. И здесь-то произошло удивительное дело, [Col. 1848] именно – все забыли и море, и бурю, и свирепость волн, и искушение от властителей, и всякий другой страх. Рабы в это время бросили служение своим господам, земледельцы оставили свои работы, блюстители порядка и начальники – свою власть и начальство, мореплаватели и купцы – свою торговлю, путешественники – свое шествие; все соединились и устремили взор свой на почившего, как на некое драгоценное ожерелье или, сказать точнее, как на живущего и еще могущего говорить.
Таким образом, при согласном пении псалмов и блеске светильников по совершении бдения и коленопреклонений, по отправлении обычного священнослужения, около седьмого часа он предан был священному гробу – впрочем, не без шума и беспокойства, потому что из множества стекшегося народа всякий желал получить что-нибудь из священных надгробных вещей или святых мощей. Блаженнейший муж предан был [земле] и погребен в той самой пещерной келлии, в которой он обыкновенно писал свои сочинения и молился Господу и, подобно апостолу, даже с ослабевшими силами, с худым здоровьем, изнуренный гонением и старостью, занимался рукоделием. Так отец приложился к отцам, священник – к иерархам, хотя и прежде помазания, исповедник – к исповедникам, мученик по своему произволению – к мученикам, учитель – к учителям, громогласная труба истины – к проповедникам. Но прибавлю и следующее: воздержник присоединился к воздержникам, чистый – к любителям чистоты, страннолюбец – к страннолюбцам, умеренный – к умеренным. Он, насколько возможно, богоприлично для всех сделался всем, дабы спасти, по крайней мере, некоторых (1 Кор. 9:22), утверждаясь на примере апостольском; и таким образом совершив поприще апостольское, он со славой взошел на небо и, ликуя с Ангелами в месте селения дивна, во гласе празднующих (Пс. 41:5), наслаждаясь вечными благами в Боге и милостиво призирая на нас, возносит за нас к Богу горячайшие молитвы. А мы, смиренные и уничиженные, оставленные надеждой, понесем с благодарением эту скорбь и вознесем сей преславный глас: Господь даде, Господь отъят: яко Господеви изволися, тако бысть (Иов. 1:21). Что случилось, то случилось по воле Господа, Который все устрояет ко благу; Ибо кто противостанет воле Его? – говорит дивный апостол [Col. 1849] (Рим. 9:19). Однако же мы, следуя влечению природы, подобно сиротам, со слезами рассказываем о деяниях отца, любившего Бога и чад своих. Мы каждый день видим, как братия наши, подобно птицам, из многих и различных мест, близких и отдаленных, стекаются ко гробу отца своего с лицом унылым, помраченным скорбью и печалью, проливают над ним слезы и тяжко вздыхают из глубины души, так что по одному виду всякий тотчас может понять состояние души их и то, какими отеческими благодеяниями многие из них пользовались. И вы, блаженнейшие [братия], конечно, чувствуете то же или еще более, скорбя и о том, что вам не удалось присутствовать при кончине сего блаженного мужа. Но утешьтесь тем, что вы услышали, и с упованием и новой бодростью неленостно проходите оставшееся благое ваше поприще, не переставая молиться и о нашем смирении, так как и мы, со своей стороны, молимся о досточтимой любви вашей, хотя, быть может, это слово и покажется вам дерзновенным. Чрез вас я братски приветствую всю прочую вашу братию. И вся наша братия любезно приветствует вашу святыню.
