Александр Лернет-Холенья - Пилат
Но нам здесь не следует размышлять по поводу того, считают ли иудеи Иисуса первым иль вторым Спасителем, мессией бен-Иосифом или мессией бен-Давидом, или должны ли были считать, — для нас он и тот и другой; и предание действительно потом дает его отцу имя Иосифа, и тем самым и сам Иисус становится представителем рода Давидова, хотя и зачат святым духом непостижимо таинственным образом. Во всяком случае, можно измерить, какое огромное значение имела вера в то, что мессия происходит из рода Давида, для динамики возвышения народа. Брожение, которое является предпосылкой каждого подъема, присутствовало и в то время критического пасхального праздника, и этот подъем действительно произошел. Когда к этому напряжению всех душ добавилось также убеждение в появлении мессии, должен был произойти весьма мощный подъем. Но восстание оказалось вскоре подавленным. Возможно, это восстание было предпринято без учета реального соотношения сил, вроде так называемого детского крестового похода, и это в том или ином случае можно понять, если воодушевленные повстанцы считали, что на их стороне будет чудо. Во всяком случае, и то и это движение выдохлось. Но если мы о детском крестовом походе, хотя и с известным недоумением, кое-что знаем, то восстание в Иерусалиме оказалось таким незначительным событием, что мы, не говоря о кратких упоминаниях у Марка и Луки, в хронике того времени никаких сведений о нем не находим.
Мессия обозначает свое появление знамениями и чудесами; пророк из Галилеи явил много знамений и чудес. Весть о том дошла до Иерусалима, разрастаясь как снежный ком, как это бывает в случае распространения неконтролируемой информации. В принципе, для мировоззрения того времени в сообщениях об Иисусе чудеса присутствовали как нечто само собой разумеющееся. Нарушение законов природы сверхъестественными силами для людей того времени отнюдь не означало искажение картины мира, ведь они чувствовали себя окруженными божествами и демонами. Сообщения о чудесах Иисуса можно было в том или ином случае не подвергать сомнению. Как правило, в них верили даже люди, которые еще долго не верили в божественную миссию Христа. Сам Иосиф Флавий, иудей, который явно противостоял учению Христа, говорит об Иисусе как о чудотворце; и современные, и более поздние приверженцы иудейского учения считали Иисуса, по крайней мере, заклинателем демонов и душ умерших, они утверждали даже, что он мертвых поднимал из их могил к жизни, а в конце он и самого себя вызвал из могилы своим заклинанием. Фарисеи и книжники, интеллектуально образованные люди, какими они уже были тогда, сомневались в воскрешении до воскрешения, после воскрешения в этом никто более не сомневался. Лишь называли предосудительными причины этого воскрешения.
Так выявился образ, с которым могли связываться мессианские надежды; и поэтому неудивительно, если в критической фазе национального сопротивления души страстно открывались такому представлению, которое, казалось, их смелому устремлению гарантировало успех».
«Однако, несмотря на это, не забывайте, — сказал кардинал, — что, по свидетельству евангелистов, Господь ни разу не сказал ни слова, которое можно было отнести к политической деятельности мессии. Господство мессии должно было начаться лишь с Parousie — воскрешения, с его появления в облаках, которое становится видимым лишь после крушения земного мира. В этом мире он не должен был выступать на полях сражений в блеске победителя, а должен был спасать людей и вести их в Царство Божие; таким образом, это полностью согласуется со словами, которые он потом произнес перед Пилатом».
«Вы, конечно, видите, Ваше Высокопреосвященство, — сказал верховный судья, — что при жизни Христа даже его ученики не могли составить о нем чисто спиритического мнения, и это четко видно из того, что он сам снова и снова уличал учеников в несовершенстве их понимания. Однако полностью исключено, что возбужденное население Иерусалима свои мессианские надежды облекло в такой образ, который соответствовал терпеливому служению Иешуа. В смысле своей тайной миссии он являлся возвышенным, но по внешним признакам — жалким явлением, «его образ был менее привлекателен, чем образы других людей, и его внешность была более жалкой, чем внешность других детей человеческих, он был самый презираемый и самый недостойный, он был полон мук и болезней, да, его настолько презирали, что лицо прятали от него…»
«Да, — сказал кардинал, — всем этим Господь был перед Пилатом, по пути на Голгофу и на самой Голгофе, где Господь висел на кресте, и я прошу Вас не забывать, что всем этим он был для нас».
«Я не забываю об этом, Ваше Высокопреосвященство, — сказал верховный судья, — примите во внимание также и Вы, насколько противопоставлено это явление тому представлению, которое мы сами себе создаем о еще живом Христе, о его пронзительном воздействии на окружающих и обаянии его личности; и насколько для тогдашних жителей Иерусалима это явление могло соответствовать пришедшему из старых времен победоносному представлению о мессии».
«Может быть. Я не хотел бы высказывать никакого мнения по этому поводу — но откуда у Вас уверенность, что именно тогда на персону Господа обрушился такой вал мессианских упований? Ни какое-либо свидетельство, ни вероятность не говорят за то, что в Иерусалиме образовалась вокруг него значительная община учеников. Из Галилеи доходили кое-какие слухи, но почему Вы уверены в решительном расположении также и жителей Иерусалима приветствовать Господа как мессию?»
«Способ, каким образом в Евангелиях изображен въезд Иисуса в Иерусалим, не оставляет в этом никаких сомнений. Более того, народ расстилал перед ним одежды, бросал пальмовые ветви перед ним на дорогу, и те, кто шли перед ним и позади него, кричали: «Осанна сыну Давидову! Благословен Грядущий во имя Господне! Осанна в вышних!» Отношение к мессии в Ветхом Завете нигде не выражено столь ясно и четко. Это было импровизированное триумфальное шествие всемогущего с типичными чертами экзальтации. Вы, конечно, правы, когда говорите, что это не могло быть спонтанным выражением приятия учения Спасителя. Скорее всего, в этом можно увидеть запланированную акцию со стороны тех элементов, которые были заинтересованы в высвобождении обычно скрытых инстинктов массового сознания».
«Все это — сказал кардинал, — я пока воспринимаю как positum non concessum — произвольное допущение. Постепенно выясняется, к чему Вы ведете и что Вы в начале нашего разговора имели в виду под Вашим тезисом, а именно, что Господь в определенное время своей земной деятельности засомневался относительно духовной миссии Спасителя и склонился к мысли о мирском достоинстве мессии. Однако Вы ни разу не предприняли даже попытки доказать это. Более того, Вы осветили эту проблему исключительно с точки зрения иудеев и ничего не сделали для того, чтобы согласовать мировоззрение Господа с мировоззрением иудеев, которое Вы излагаете».
«Это я сейчас и сделаю. В Евангелиях есть места, которые я могу использовать. Прежде всего, я могу сослаться на историю об ослице, на которой Спаситель въехал в Иерусалим. Когда он приблизился к городу, он послал двух своих учеников в ближайший поселок с поручением доставить ему ослицу, которую они там найдут привязанной, и что, если кто-либо будет противиться, следует ответить: «Она надобна Господу». После чего им ее отдадут без дальнейших возражений. Ученики выполнили это поручение, хотя, конечно, могло произойти все что угодно, и в том числе то, что животное могли просто украсть. Таким образом, речь должна идти о подготовленном, обеспеченном паролем мероприятии, то есть способ, посредством которого Господь должен был въехать Иерусалим, был запланирован, и Господь дал свое согласие на это».
Кардинал замотал головой:
«Я так не думаю», — сказал он.
«Почему Вы так не думаете? — спросил верховный судья, который не мог скрыть легкого недовольства с того времени, как кардинал стал ему основательно возражать.
«Потому что места с аналогичным смыслом появляются в Святых писаниях достаточно часто, хотя смысл таких мест тот, что находят все подготовленным для определенного события, но не на основании человеческого планирования, а божественного; или другими словами, то, что герои только намереваются сделать, Богом уже предусмотрено. Понимаете Вы меня, милый друг?»
«Нет», — сказал верховный судья неуступчиво.
«Тогда прочтите, например, рассказ о призвании Саула, которому приходилось иметь дело с ослицами, а именно — с потерявшимися ослицами своего отца; также и в последнем въезде Христа в Иерусалим нужно искать не сговор людей, а ожидание небожителей, склоненных, чтобы увидеть въезд Сына Божьего в свою столицу. И то, что Господь знал, что ему для этой цели предоставят ослицу таким необычным способом, можно, если Вы хотите утвердиться на почве реальности, рассматривать лишь как искусный прием евангелистов, чтобы подготовить читателя к чудесным событиям в Иерусалиме».
