Франсин Риверс - Вирсавия. Неподсудная
Но никто не приходил к Вирсавии.
Когда жены Давида собирались за вечерней трапезой, они не разговаривали с Вирсавией или просто не замечали ее. Его старшие сыновья многозначительно поглядывали на нее: Амнон, самый старший, смотрел на Вирсавию с вожделением, а Авессалом — с презрением. Эти женщины и их дети теперь были ее семьей. В тот день, когда Вирсавия появилась на женской половине, Ахиноама сказала другим женам:
— Вот царская шлюха!
Вирсавия вспомнила, как дедушка однажды посоветовал ее отцу.
— Не доверяй никому, только своей семье.
Но Вирсавия знала, что она никогда не сможет довериться ни одной из жен Давида или их сыновьям и что ее ребенку всегда будет грозить опасность.
Медленно тянулись дни. Вирсавия все больше замыкалась в себе. От сплетен, ходивших по дворцу, веяло холодом, они раздражали ее, и ее характер менялся. Вирсавия была одна, она утешалась любовью к ребенку, которого носила под сердцем. Когда он родится, она не отдаст его глупой кормилице или няньке. Она оставит ребенка у себя и будет любить его. А если родится девочка, то она будет сама оберегать ее и лучше вырастит ее такой же женщиной, какой была сама, чем доверит ее воспитание чужим людям. И Вирсавия ждала. Пусть это будет сын, чтобы Давид мог гордиться!
Прошел месяц, прежде чем Вирсавия позволила окружающим ее людям узнать, что она носит царское дитя. Некоторые обитатели дворца были настолько глубоко преданны царю, что отказывались плохо думать о нем, невзирая на все слухи, передаваемые шепотом. Они радовались, что скоро в семье Давида родится еще один ребенок. Однако многие бросали на Вирсавию косые взгляды и язвительно усмехались. Многие вообще не смотрели в ее сторону.
Каждый день жены царя развлекались играми, музыкой, разговорами. Некоторые коротали время за рукоделием. Каждый раз, когда им сообщали, что Давид проведет вечер в их обществе, они сосредотачивали все свои усилия на подготовке к его визиту. Каждая старалась превзойти других в своих стараниях быть красивой. Они наряжались и суетились, посылали своих служанок узнать, что могло бы привлечь внимание Давида. Ахиноама наносила на беки египетскую краску, а на ресницы и брови — персидскую тушь. Мааха хной красила ногти на ногах и надевала ножные браслеты. Все расчесывали волосы и умащивали свои тела благовониями. Вирсавия искупалась, до блеска расчесала волосы и распустила их по плечам, надела простое платье. Пусть Давид увидит ее такой, какой она когда-то была, а не такой, какой стала теперь.
Когда Давид вошел, сердце Вирсавии забилось сильнее. Она наблюдала, как он оглядывался по сторонам. Его взгляд ненадолго задержался на ней, и его глаза потеплели. Но Давид тут же посмотрел в другую сторону и заговорил с Ахиноамой, которая гладила его руку и с улыбкой глядела на него так, будто он был луна и звезды. Давид долго не засиживался в своем гареме, однако он прошелся по комнате, уделяя внимание каждой женщине.
С возрастающей болью в сердце Вирсавия внимательно наблюдала за Давидом. Каждую жену он приветствовал улыбкой, с каждой любовно разговаривал, каждую радовал своим прикосновением. Он был так красив, разве можно было не любить его? Всякий раз, когда Давид касался приподнятого женского личика, брал руку женщины и целовал ее, говорил нежные слова или смеялся, Вирсавию пронзала боль. Женщины смело кокетничали, и некоторые настолько смело, что у Вирсавии появлялось желание закричать и выдрать сопернице все волосы. Но она оставалась на своем месте, притворяясь спокойной и равнодушной. Когда Давид сел, жены окружили его и начали ласкать. Он посмотрел на Вирсавию только еще один раз, и она заметила, как при этом потемнели его глаза, однако это мало утешило ее, потому что Давида тут же снова отвлекли.
Итак, это была та самая боль, о которой мать предупреждала ее! Разве она не пыталась втолковать Вирсавии, что значит быть женой Давида? «Одна из многих». Может ли быть что-нибудь мучительнее, чем видеть, как мужчину, которого ты любишь, ласкают и балуют шесть других женщин? Вирсавия подвинулась так, чтобы не видеть всего этого.
Потом Давид подошел к ней.
— Все в порядке, Вирсавия?
Она была слишком расстроена, чтобы отвечать ему, и боялась, как бы не сказать того, что даст женщинам повод поиздеваться над ней после того, как Давид уйдет.
— Вирсавия? — произнес Давид шепотом и опустился на корточки, поворачивая ее лицо так, чтобы она невольно взглянула на него. Жадным и тревожным взглядом он искал ее глаза. — Постарайся понять меня. Я не могу дать волю своим желаниям и забыть обо всех.
Ирония, заключенная в словах Давида, заставила Вирсавию отвернуться. Разве она не забыла все ради него? Разве ее муж мертв не потому, что она уступила своему желанию, не подумав о последствиях?
— Вирсавия, — Давид снова позвал ее. В его голосе слышался мягкий укор.
Женщины наблюдали за ними, как стая львиц.
— Конечно, я понимаю, — сказала Вирсавия, глядя Давиду в глаза и надеясь, что он не заметил ее отчаяния. Это только увеличило бы ее страдания. Давид — царь, он выше всех. А у царя должно быть много жен, чтобы он мог укрепить свой дом сыновьями. Теперь, когда стало известно, что Вирсавия беременна, зачем Давиду звать ее в свою спальню? Вирсавия снова вспомнила слова матери. «Когда ты повзрослеешь, ты поймешь, что разумнее поклоняться Богу, а не человеку».
Ей пора повзрослеть и забыть свои фантазии! Она должна смотреть в лицо действительности! Если сейчас, когда уже стало известно о ее беременности, Давид позовет ее, пойдут еще более злые сплетни. Все знают, что царь посещает своих жен только с одной-единственной целью — чтобы они родили ему больше детей. Вирсавия и Давид не могут оставаться наедине до тех пор, пока не родится ребенок и не закончатся предписанные законом дни очищения: сорок дней после рождения сына и восемьдесят после рождения дочери. О, если бы родился сын!
При мысли о месяцах одиночества сердце Вирсавии упало. Жены Давида презирали ее, она была объектом их ревности, жертвой их постоянных сплетен. Но имела ли она право обижаться на них? Все, что они говорили, было правдой!
Давид коснулся щеки Вирсавии и встал. С тяжелым сердцем она посмотрела вслед мужу. Опустив голову, Вирсавия взяла свое вышивание и весь остаток вечера старалась не смотреть на Давида. Ее сердце бешено стучало, лоб покрылся холодной испариной. Она с точностью до секунды знала, сколько времени царь разговаривал с каждой из своих жен. Никогда Вирсавия не думала, что ее сладкие грезы о Давиде обернутся таким кошмаром! Она почувствовала облегчение и одновременно страх, когда царь в конце концов покинул своих жен. Она почувствовала, что Давид, уходя, посмотрел на нее, но не ответила на его взгляд. Вирсавия не переставала думать о том времени, когда он пел своим людям, собравшимся вокруг костра, переводя взгляд с одного человека на другого. Царь уделил ей внимания не больше и не меньше, чем любой другой своей жене. Она стала всего лишь одной из многих женщин, живших только им одним. Мать предупреждала Вирсавию об этом, но она училась на своем опыте.
Как только царь вышел и дверь за ним закрылась, женщины успокоились. Они больше не боролись за его внимание. Кто-то разговаривал, кто-то просто молча сидел, кто-то вернулся к своему рукоделию. Когда в комнату вошел евнух, все замолчали.
— Авигея, — позвал он. Женщина поднялась и, покраснев, последовала за ним из комнаты.
Никогда прежде Вирсавия не испытывала такой боли! Будто сердце вырвали у нее из груди! Мааха ухмыльнулась. Аггифа, прикрыв рот ладошкой, что-то шептала Эгле, и та со смехом оглянулась на Вирсавию. Неужели они заметили ее переживания? Вирсавия хотела вскочить и убежать. Она хотела закрыться в своей комнате и кричать от боли.
Ахиноама фыркнула:
— Почему Давид позвал Авигею? Он уже несколько месяцев не звал ее. Кроме того, она слишком стара, чтобы родить еще одного сына.
— Пусть лучше ее, чем другую, чье имя я и произносить не хочу, — Мааха бросила свирепый взгляд на Вирсавию. — Вероятно, Давид очень любит общество добродетельных женщин.
Резкие слова, которые Вирсавия могла бы сказать в ответ, словно огонь, жгли ей язык. Однако она проглотила их. Зачем еще больше накалять обстановку? Кроме того, чем она могла оправдаться? Она действительно была неверной. Вирсавия собрала свое рукоделье, поднялась и с опущенной головой спокойно вышла из комнаты, не желая давать этим женщинам возможность еще больше терзать ее сердце. Плотно затворив за собой дверь своей комнаты, Вирсавия опустилась на пол и уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить рвавшиеся из ее груди рыдания.
В ту ночь она спала мало, ее мучили мысли о Давиде и Авигее. Она рано встала и отправилась во внутренний садик. Сев под оливковое дерево, Вирсавия опустила голову, но молиться боялась. Зачем привлекать к себе внимание Бога, если наказание за ее грех — смерть? Вирсавия осторожно положила руки на живот, любовь к ребенку помогала ей забыть свои переживания. Внутри нее росла новая жизнь. Ребенок Давида. Вдруг кто-то позвал ее:
