Фома Аквинский - Сумма теологии. Том V
Этому противоречат слова [Писания]: «Похоть развратила сердце твое» (Дан. 13:56).
Отвечаю: страсть чувственного желания не может непосредственно понуждать к действию или подвигать волю, но она может делать это опосредованно, и притом двояко. Во-первых, посредством своего рода отвлечения. В самом деле, коль скоро все душевные способности укоренены в единой сущности души, то из этого необходимо следует, что когда одна способность сосредоточена на своем акте, другая способность ослабевает или даже полностью утрачивает возможность действовать – либо потому, что энергия в целом утрачивает силу вследствие разделения, либо потому, что, будучи сосредоточенной на одной вещи, она не способна отвлекаться на другую, поскольку душе в ее деятельностях необходимо некоторое внимание, и если оно уделено чему-то одному, то всему прочему его уделяется гораздо меньше. Таким образом, когда движение чувственного желания обусловлено какой-либо страстью, любое надлежащее движение разумного желания или ослабевает, или полностью утрачивает возможность действовать посредством своего рода отвлечения.
Во-вторых, это может случаться со стороны желаемого объекта, который является схваченным разумом благом. В самом деле, суждение и схватывание разума может встречать препятствие со стороны страстного и неупорядоченного схватывания воображения и мнения оценивающей способности, что хорошо видно на примере полоумных. Но очевидно, что схватывание воображения и мнение оценивающей способности последуют страсти чувственного желания подобно тому, как приговор вкуса последует расположению языка. Действительно, мы не можем не заметить, как трудно отвлечь воображение того, кто охвачен какой-либо страстью, от объекта его эмоции. Вследствие этого суждение разума часто последует страсти чувственного желания и, следовательно, последует ей и движение воли, поскольку воля по природе склонна следовать за суждением разума.
Ответ на возражение 1. Хотя страсть чувственного желания и не является непосредственным объектом воли, тем не менее, как было показано выше, иногда происходит своего рода подмена в суждении относительно объекта воли.
Ответ на возражение 2. Более возвышенный двигатель не движется менее возвышенным непосредственно, однако он может быть движим им опосредованно, о чем уже было сказано.
Подобным же образом можно ответить и на возражение 3.
Раздел 2. МОЖЕТ ЛИ СТРАСТЬ ПОБОРОТЬ РАЗУМ ВОПРЕКИ ЕГО ЗНАНИЮ?
Со вторым [положением дело] обстоит следующим образом.
Возражение 1. Кажется, что страсть не может побороть разум вопреки его знанию. В самом деле, тот, кто слабей, не может побороть того, кто сильней. Но знание благодаря своей несомненности является тем, что в нас сильнее всего. Следовательно, оно не может быть преодолено страстью, которая слаба и недолговечна.
Возражение 2. Далее, воля стремится только к благу или к тому, что кажется таковым. Но когда страсть склоняет волю к тому что действительно является благом, она не влияет на разум вопреки знанию, а когда она склоняет ее к тому, что только кажется благом, хотя и не является таковым, она склоняет ее к тому, что кажется благом разуму. Но то, что находится в разуме, находится в знании разума. Следовательно, страсть никогда не влияет на разум вопреки знанию.
Возражение 3. Далее, если нам скажут, что она склоняет разум вопреки его знанию о чем-то общем путем формирования противоположного суждения о чем-то частном [этого общего], то мы получим противопоставление общего и частного суждений, причем противопоставление, основанное на взаимном отрицании, например, «всякий человек» и «не всякий человек». Но если два мнения отрицают друг друга, то, как сказано в [книге] «Об истолковании»[479], они противолежат друг другу. Таким образом, если кто-либо, зная о чем-то общем, в частном случае [этого общего] выразит противоположное суждение, то у него будет два противолежащих мнения одновременно, что представляется невозможным.
Возражение 4. Далее, знающий универсальное также знает и частное, а именно как такое, которое содержится в универсальном; так, знающий, что любой мул бесплоден, знает, что это вот конкретное животное бесплодно, если он знает, что оно – мул, как это явствует из сказанного в первой [книге] «Второй аналитики». Но тот, кто знает нечто общее, например, что «всякое прелюбодеяние беззаконно», также знает, что это общее суждение содержит некоторое единичное суждение, например, что «это вот акт прелюбодеяния». Следовательно, похоже, что его знание простирается на частности.
Возражение 5. Кроме того, согласно Философу, «слова выражают мысли ума»[480]. Но часто случается так, что человек, находясь в состоянии страсти, тем не менее, сознает, что избранное им в данном конкретном случае является злом. Следовательно, он обладает знанием даже о частном.
Таким образом, похоже на то, что страсти не могут склонить разум вопреки универсальному знанию, поскольку невозможно иметь одновременно знание об общем и противоположное ему частное суждение.
Этому противоречит сказанное апостолом: «В членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного» (Рим. 7:23). Но находящийся в членах закон суть вожделение, о котором мы уже рассуждали выше. И коль скоро вожделение – это страсть, то похоже на то, что страсть склоняет разум вопреки знанию.
Отвечаю: по словам Философа, Сократ утверждал, что знание никогда не может быть преодолено страстью, поскольку, по его мнению, всякая добродетель есть своего рода знание, а всякий грех – своего рода неведенье[481]. В этом он был отчасти прав: действительно, коль скоро объектом воли является благо или то, что кажется таковым, она никогда не подвигнет к злу иначе, как только если то, что не есть благо, не представится разуму благом в некотором отношении, то есть воля никогда бы не склонялась к злу, если бы в разуме никогда не было никакого неведения или заблуждения, в связи с чем читаем [в Писании]: «Не заблуждаются ли умышляющие зло?» (Прит. 12:22).
Однако опыт показывает, что многое делается вопреки имеющемуся знанию, о чем свидетельствует и авторитет Святого Писания, в котором читаем: «Раб же тот, который знал волю господина своего… и не делал по воле его, бит будет много» (Лк. 12:47); и еще: «Кто разумеет делать добро и не делает, тому – грех» (Иак. 4:17). Следовательно, Сократ не был абсолютно прав, и нам, как указывает Философ, необходимо проводить различение[482]. В самом деле, коль скоро человек определяется к правильному действию двояким знанием, а именно универсальным и частным, то изъяна в любом из них может оказаться достаточно для того, чтобы, как было показано выше (76, 1), воспрепятствовать правоте воли и поступка. Ведь бывает же так, что человек, обладая неким знанием об общем, например, что любое прелюбодеяние беззаконно, тем не менее в конкретном случае может не знать, что этот вот акт, который является прелюбодеянием, никоим образом нельзя исполнять, и этого оказывается достаточно для того, чтобы воля не следовала универсальному знанию разума. Опять же, должно иметь в виду, что ничто не препятствует тому, чтобы вещь, которая известна по навыку, не подвергалась при этом актуальному рассмотрению, и потому человек, обладающий правильным знанием не только об общем, но также и о частном, вполне может не рассматривать свое знание актуально. И в таком случае отнюдь не кажется нелепым, что человек может действовать наперекор тому, что он не рассматривает актуально. Затем, то, что человек подчас не подвергает частному рассмотрению известное ему по навыку, может происходить вследствие простого недостатка внимания; так, например, знаток геометрии может не уделять внимания исследованию геометрических заключений, которые он готов исследовать в любое время. Иногда же человек оказывается не в состоянии актуально рассматривать известное ему по навыку из-за некоторого сопутствующего препятствия, такого, например, как какая-то внешняя занятость или телесная немощь, и в таком случае находящийся в состоянии страсти человек может оказаться неспособным рассматривать в частности то, что он знает в общем, а именно настолько, насколько этому рассмотрению будет препятствовать страсть, каковое препятствование может происходить трояко. Во-первых, посредством отвлечения, о чем было сказано выше (1). Во-вторых, посредством противоположения, поскольку страсть часто склоняет человека к чему-либо вопреки его универсальному знанию. В-третьих, посредством телесного превращения, в результате которого разум оказывается так или иначе скованным и неспособным действовать свободно, как это бывает во сне или в состоянии опьянения, когда определенные телесные изменения препятствуют пользованию разумом. То, что подобное имеет место в случае страстей, очевидно из того факта, что иногда, когда страсти накалены до предела, человек полностью утрачивает способность использовать разум; так, многие сошли с ума из-за избытка любви или гнева. Таким вот образом страсть может склонять разум к частному суждению, которое противоположно его универсальному знанию.
