Кеннет Хаукинз - Опыты религиозных исследований
Нелегко дать определение чуду и сверхъестественному. Современный подход к этим проблемам до сих пор в большой мере обусловлен влиянием идей философа Дэвида Юма (1711 — 1776): он определяет чудо как нарушение законов природы. Учитывая, что законы природы обладают чрезвычайно высокой степенью очевидности (фактически очевидностью всего нашего опыта), почти совершенно очевидной оказывается невозможность чуда. Следовательно, Д. Юм дает такое определение чуду, которое исключает его всякую вероятность 2.
Придерживаясь этого принципа, мы можем дать определение сверъественному только тогда, когда определим, что такое естественное 3, а естественному можно легко дать такое определение, которое просто исключает возможность сверхестественного. Вместо того, чтобы пытаться дать точные определения, мы постараемся осмыслить основные понятия, касающиеся данного вопроса.
Библейская картина
Различие между естественным и сверхестественным в Библии не так очевидно, как это часто предполагается. И то и другое объясняется Божественным правлением. Бог Библии — это Бог живой, Который сотворил мир и все, что в нем, и Который продолжает им управлять. Он — Владыка сил природы, и Он же — Господь истории. Это цельная картина. Так, в 134 псалме автор объясняет Божиим правлением и обыкновенные явления, такие, как ветер и облака, и необыкновенные, связанные с Исходом. События, которые мы склонны называть чудесами, в Библии всегда просто объясняются как совершенные Богом без использования термина «чудо». Поскольку Он — Бог живой, Он постоянно действует в мире.
Таким образом, становится очевидным, что говорить о божественном вмешательстве с библейской точки зрения неверно, поскольку такое вмешательство подразумевает, будто мир обычно предоставлен самому себе, а Бог время от времени вмешивается, нечто в нем совершая. Библейская же точка зрения состоит в том, что Бог постоянно действует, и более правильно будет говорить о Его обычных и необычных действиях.
Тем не менее, идею «вмешательства» нельзя называть целиком ошибочной, хотя библейский термин иной: «посещения» 4. Под ним подразумевается, что, хотя Бог действует всегда, есть случаи, когда Он действует особенно значимым образом, либо милуя, либо творя суд, либо совершая то и другое вместе. «Нам необходимо вернуть исконный смысл понятию Бога живого, Бога Чермного моря и Синая, Властелина истории, посещающего нашу землю с властью и силой», — напоминает нам Алан Ричардсон 5.
Итак, библейский взгляд на чудеса и сверхъестественное не выделяет их в особую категорию как нечто отличное от природы, но саму природу относит к той же категории, а именно, к действиям Бога. Таким образом, вместе с Панненбергом, мы рассматриваем «законы природы как особые выражения верности Бога» 6.
Современный человек
«Современная наука не верит в то, что природный порядок может быть нарушен или, так сказать, перфорирован сверхестественными силами». «То же самое можно сказать и о современных исследованиях истории, в которых не принимается во внимание никакое божественное вмешательство…» «Современные люди считают само собою разумеющимся, что порядок природы и истории, как и их собственная внутренняя и практическая жизнь, никогда не нарушался вмешательством сверхъестественных сил». «Для современного человека мифологическая концепция мира — концепция эсхатологии, искупителя и искупления — является уже пройденным этапом». Так говорит Бультман 7. И тут же добавляет: «Можно ли предполагать, что мы должны пожертвовать своим пониманием, sacrificium intellectus (жертва разума-лат.), для того, чтобы поверить, что мы не в состоянии искренно считать истинным — только лишь потому, что такие понятия изложены в Библии?» Кёземанн вторит этим словам, полагая, что Иисус Евангелий с «чудодейственной аурой» «сверхестественности» может быть принят «только ценою sacrificium intellectus» 8. Р. Х. Фуллер в своей книге «Interpreting the Miracles» следует за своими наставниками: «Современный человек готов признать Иисусовы исцеления, объяснив их Его способностью к внушению; чудеса же природы — манна небесная, переход через Чермное море — он может только отвергнуть как святую легенду»; всякий, кто верит всем библейским чудесам, «требует жертвы интеллекта». Затем он добавляет (совершенно произвольно и не без некоторого интеллектуального снобизма): «Врачи и ученые, являющиеся христианскими фундаменталистами, — а таких много — принесли такую жертву, и в результате их религиозная и профессиональная жизнь стали целиком обособлены друг от друга» 9. Отметим, что он отвергает чудеса во имя науки, а затем отвергает ученых, с которыми не согласен, предполагая, что все, кто принимают чудеса — фундаменталисты, и что никто из них не осмыслил своих убеждений. Это необыкновенно авторитарный подход.
Итак, мы находим, что «современный» человек не может признать чудеса из-за «современной науки». Каким же тогда должно быть наше отношение к библейским чудесам? Одна из возможностей — относиться к ним как к чистой бессмыслице и поэтому игнорировать их. Другая возможность — рационализировать их. Именно это и делает Фуллер в только что цитированной книге. Если чудо может быть объяснимо чисто естественными категориями (такими, например, как чудесные исцеления, которые он приписывает внушению), то оно принимается, потому что в действительности это не чудо. Фуллер полагает, что некоторые другие чудеса тоже можно будет объяснить впоследствии, в ходе развития науки 10. Так что и их можно принять. Однако «чудеса природы» отрицаются, и Фуллер, таким образом, не признает подлинно сверхъестественных событий. Тем не менее, он не отвергает «чудеса природы» совершенно, но, верно следуя за Бультманом, видит некоторую ценность библейских повествований о чудесах.
Мифы
Бультман считает, что чудесные истории (miracle stories) соответствовали мировоззрению авторов Нового Завета, но не соответствуют нашему мировоззрению. «Было бы наивно полагать, — говорит он, — будто древнее библейское мировоззрение может возродиться» 11. Поэтому он не просто отвергает чудесные истории, но интерпретирует их. Поскольку каждый истолкователь Библии исходит из собственных предпосылок, Бультман тоже провозглашает свои. Его интересует, что из того, о чем говорит Библия, актуально для нас сегодня» 12. Это помогает понять ход его мыслей; его действительный интерес обращен лишь к настоящему, а не к прошлому. Мы должны добавить, что первой и наиболее важной предпосылкой для Бультмана была экзистенциалистская философия, как ее излагал Хайдеггер. Она сосредоточена на настоящем состоянии человека и на понимании этого состояния. Поэтому для Бультмана важным предметом исследования является значение чудес для понимания человеком самого себя. Он не воспринимает Новый Завет как исторически достоверное повествование, потому что он не ставит перед собой такой цели. Он считает, что чудесные истории суть «мифы».
Употребление этого термина может вводить в заблуждение, так как он может заключать в себе совершенство различный смысл. Иногда под мифами подразумевают небылицы, то есть истории, которые вообще не могут считаться истинными. Но не в таком смысле использует этот термин Бультман, как и современная теология в целом. Миф, как объясняет Маккуорри, есть «образ мыслей, при котором потустороннее и божественное представляется потусторонним и человеческим». Но есть еще одно значение, которым Бультман наделяет это слово, когда, например, говорят, что плоская земля — миф, и, таким образом, в данном употреблении миф есть «примитивная наука или примитивное мировоззрение», которое «неприемлемо и невразумительно для современного сознания» 13. Последние два значения термина смешиваются, и поскольку считается, что мы не можем принять миф второго типа, предполагается, что мы не можем принять и первый тип. Например, Бультман утверждает, что воскресение Христово — «совершенно мифическое событие» 14.
Демифологизация
Коль скоро чудесные истории — мифы, остается только один способ их понять — демифологизировать. Это слово означает — «размифологизировать» эти истории, то есть увидеть истинную сущность внутри мифологической оболочки. Так «воскресение Иисуса, претерпев демифологизацию, становится творческим проникновением в Его смерть, ведущую человека к концу себя самого и своих собственных ресурсов и, таким образом, открывающую путь к новой жизни» 15. Тут может показаться, что из этой картины Бультман полностью устраняет Бога, а то, что остается, лишь символическая история, которая дает человеку возможность ныне жить жизнью иного рода. Но в действительности дело обстоит не так, потому что «Бультман настаивает на необходимости говорить о Божием определяющем действии во Христе» 16. Таким образом, процесс демифологизации неполный. Основная идея демифологизации состоит в отрицании историчности, то есть в утверждении, что события в действительности не происходили. Тем не менее, остаются некоторые незначительные элементы истории и Божественного действия, которые выражаются всего-навсего в том, что был Иисус из Назарета и что Бог действовал в Нем.
