А. Амман - А. Амман Путь отцов
Дело даже не в разуме, не в терпимости. Африканец апеллирует к высшей инстанции — к римскому закону. Время терпимости прошло, Тертуллиан требует прав. Он приезжает в Рим, который производит на него глубокое впечатление. До сих пор Церковь героически оборонялась, Тертуллиан придает ей отвагу и наступательность.
Кто был этот молодой полемист, ловкий, опасный и неистовый? Его зовут Квинтус Септимус Флоренс Тертуллианус. Он родом из Карфагена, города, который с высокого мыса глядит в море. Его отец, язычник и воин, позаботился о его образовании, в особенности юридическом, подобающем крупным чиновникам, а также и об обучении ораторскому искусству, с помощью которого можно прожить безбедно. Его любознательность столь же ненасытна, как жажда удовольствий и развлечений.
Молодой африканец, подобно многим своим соотечественникам, говорил на двух языках, одинаково хорошо писал по–латыни и по–гречески. Его блестящее образование закончилось в Риме, где, подобно Иерониму, он обрел и интеллектуальную среду, и наслаждения плоти. У Тертуллиана была бурная молодость. Он признается, что был грешником: intelligenti pauca, посещал спектакли, изменял жене. Затем он возвращается в Карфаген; как и большинство его соотечественников, он предпочел Африку.
Обстоятельства его обращения остаются неизвестными. Терпение и героизм христиан производят на него неизгладимое впечатление, евангельская мораль и тайна христианства покоряют его сердце. Он никогда не обладал духом стадности, но уважал тех, кто бросает вызов господствующему мнению. Чтение Писания и благодать довершают остальное.
Тертуллиан входит в молодую Церковь, уже весьма многочисленную, с развитой иерархией, входит со всем запасом своей культуры, со всем богатством своей природы, стремящейся к дисциплине, к строгости христианской аскезы. Он женат, и всю жизнь относится к своей жене с неутихающей ревностью, которая доходит до того, что он запрещает ей выходить замуж в случае его смерти.
ЧЕЛОВЕК
Он был скорее неистов, чем нежен и сердечен. Святой Иероним утверждает, что он был священником.
Тертуллиан жил в обществе, любившем шумную славу и власть. Он соединял в себе вспыльчивость, независимость, чувственность африканца с качествами римлянина, ценившего силу и пользу. Историки негодуют на его стиль, некоторые несправедливо называли его «плохим провинциальным диалектиком». Тогда потешались над латинским языком африканцев, как сегодня подшучивают над их французским.
Из его словесной кузницы латинский язык вышел обновленным и обогащенным. Он создал словарь понятий, выражающих истины веры, оказал громадное влияние на христианскую литературу. Он первым сумел сформулировать мышление латинской Церкви.
Он колдует над словом. Его формулы отточены. Такие выражения, как «душа по природе своей христианка» или «кровь христиан — это семя», запоминаются каждому. «Сколько слов, столько и мыслей», — сказал Викент Леринский. Тертуллиан проник во всей тайны риторики и софистики, он силен в казуистике, преград для него не существует. Если нехватает слова, он его создает. Если мешает синтаксис, он подчиняет его себе. Ловкий защитник, он для пользы дела манипулирует и теорией.
Кем бы он ни был — практиком, моралистом, юристом или теологом, — Тертуллиан весь в своих писаниях. Стремительный, буйный, необузданный, он попирает язык, как врага, наседает на слова, выкручивает фразу так, что порой затемняет ее смысл. Он злоупотребляет мыслью и словесными ухищрениями, у него совершенно отсутствует вкус и чувство меры. На каждом шагу человек как бы выпирает из текста, грозя разнести его. Фраза, несущая в себе клокочущие слова, дерзкие образы, кажется, вот–вот задохнется под напором мысли и чувства, рвется в куски, атакует и изматывает, никогда не дает передышки. Он приводит в отчаянье переводчиков.
Исследователи находят у Тертуллиана католические и монтанистские работы, но те и другие написаны одним пером: и там и здесь все та же смесь горечи и яда. Склонность к монтанизму проявилась уже в самом обращении, при этом церковный Устав привлекал его больше личности Спасителя. Редко услышишь от него возглас, призыв ко Христу.
Что особенно задевает у Тертуллиана — это не жестокая ирония или неистовый гнев, а страсть, которая не знает пощады. Человеку идеи и убеждения, ему не хватало отзывчивости. У него не было друзей, и сегодня он не вызывает симпатии. Это персонаж Альфреда де Виньи, он заставляет вспомнить «Моисея». Его можно сравнить с великим Арно. Он блистает, но не чарует, сверкает, но не греет.
В том возрасте, когда люди начинают полнеть и искать твердой опоры в жизни, он стал еще суше, жестче и сделался монтанистом. Монтанизм полностью отвечал его представлениям и инстинктам. Ясный и четкий ум попал в ловушку темной секты фригийских пророков и пророчиц. Устав от умеренности, стосковавшись по крайностям, Тертуллиан ищет и находит в монтанизме учение о духе и харизмах, которые льстит его чувству независимости, а также дисциплину, которая соблазняет его пуританством.
ПОЛЕМИСТ
Как можно видеть и поныне, самая непреклонная ортодоксия таит в себе опасность исказить вероучение, утратить чувство меры. Мерой служит смирение в мыслях, направляющее их к истине.
Монтанизм чреват компромиссами и непоследовательностью, он часто приводил Тертуллиана на позиции, слабость которых тут же становилась очевидна ему самому, и с тем большей яростью он обращался вспять на путь истинный; чересчур порывистый, чтобы обрести хотя бы временный покой, всегда готовый к бою, он не считался с соображениями справедливости или благородства и предоставил истории распутывать клубок собственных противоречий.
Литературное наследие Тертуллиана велико. Книга была его словом. Он весь распахнут в своих сочинениях, трактующих самые разнообразные предметы обычно в форме эпологии или обличения. Слово «против» повторяется во многих заглавиях: «Против евреев», «Против Маркиона», «Против Гермогена», «Против валентиниацев», «Против Праксея», «Против духовидцев». У всех сочинений были конкретные адресаты. Он был гонителем ересей своего времени и врагов христианства, в особенности евреев, весьма многочисленных и активных в Северной Африке. Если опровержений и обвинений нет в заглавии, значит они содержатся в тексте.
Вышеупомянутая «Апологетика» — один из его шедевров — сочинение энергичное и напористое: «Я не только опровергну выдвинутые против нас обвинения, я обращу их против самих обвинителей». Нечасто можно встретить в христианской апологетике столь строгую правовую аргументацию, столь свирепую иронию, столь убийственную логику: доводы обрушиваются, как удары молота, выковывая чеканные формулы и неотвратимые дилеммы; и все это без малейшей оглядки на власть или на философские авторитеты. Он жаждет не просто одолеть противника, но повергнуть, растоптать, унизить его — без сомнения, изрядная доля жестокости была у него в натуре.
Тертуллиан целиком проявился уже в своем «Апологетикуме». Он не только овладел к тому времени слогом и диалектикой, но вполне определил приемы своего полемического искусства, порой на грани софизма; здесь уже явственны его крайности, резкость, некоторое высокомерие, выразившееся в нежелании защищать христианскую справедливость и терпимость, христианское благородство. Книгу вскоре перевели на греческий, что случалось довольно редко и свидетельствовало о широком резонансе. Ее можно отнести к тем произведениям, которые стали вкладом в общую сокровищницу цивилизованных наций. Кое‑что в ней устарело, но в целом она не утратила ни своей выразительности, ни, увы, своей актуальности.
Воодушевленный успехом, Тертуллиан обратил перо против других врагов: евреев и еретиков. Книга «О началах еретичества» — одно из самых законченных и скомпанованных его произведений — остается и самой злободневной: здесь он размышляет о роли Предания в жизни Церкви и стремится активизировать взаимоотношения Писания и Предания. Перед фактом умножившихся ересей Тертуллиан отстаивает два постулата: Христос препоручил проповедь вероучения своим апостолам, и никому другому. Апостолы передоверили эту задачу лишь тем общинам, которые сами основали, следовательно, одной лишь Церкви принадлежит законное право разъяснять веру и толковать Писание. Автор отвергает незаконные притязания еретиков.
Апологетические сочинения составляют наиболее значимую для нас часть его наследия; но не менее важны и многочисленные нравственные и аскетические трактаты, где определяются основы христианского поведения в языческом обществе. Все они «одушевлены гневом и страстью». Подобно своему современнику Клименту Александрийскому, Тертуллиан убеждал христиан быть непримиримыми к язычникам. В начале III века Церковь высылала небольшие «десанты» для глубокой разведки общества. «Мы бывали на ваших собраниях, на рынках, в банях, в гостиницах, на ярмарках. Мы плавали с вами, и с вами служили в солдатах» (Апол 41, 3).
