Мартин Бубер - Хасидские предания
именно в тех модификациях, которые характерны для него и для
начинающегося при нем нового образа жизни. В последующих
поколениях ученики и ученики учеников подчас отступают от
этой модификации, когда начинает главенствовать доктрина,
ставшая эпигонской, но уже в ближайшем поколении она может
обрести возобновленную жизненность и силу.
Можно проследить в деталях, что именно так обстоит дело
с хасидизмом и его отношением к каббале* (главным образом,
к более поздней, "лурианской"*). Тот, кто верен своей особой
задаче действовать "избирательно", определенно знает, что ему
нужно включать в свою работу, а что, бесспорно, предоставить
исследователю, следующему закону исторической точности.
Были высказаны возражения по поводу того, что мое изобра-
жение и истолкование хасидизма в значительной мере основывает-
ся на собрании его легенд и что оно пренебрегает теоретической
литературой, возникшей задолго до них, а именно в период
"действительной продуктивности хасидизма"; выражением его
продуктивности якобы как раз и была теоретическая литература,
тогда как сборники легенд возникли по большей части почти
пятьдесят лет спустя после периода "творческой продуктивности".
Чтобы проверить утверждения о позднем появлении легенд
в хасидизме, необходимо, как мы вскоре поймем, более подробно
рассмотреть религиозно-историческую и литературно-историчес-
кую форму, в которой нашло свое выражение данное проявление
хасидизма. Я характеризую эту форму как легендарный анекдот.
Речь идет о коротких и совсем кратких историях, которые почти
всегда основываются на высказываниях учителя - основателя
"мистического" учения; в них рассказывается о событии, давшем
повод для какого-нибудь высказывания.
В истории религий, насколько я знаю, есть только три приме-
ра полного проявления указанной формы: это собрания легенд
суфизма, дзэн-буддизма и хасидизма'.
Как суфизм, так и дзэн (хотя оба направления имеют значи-
тельные теоретические произведения) ставят легендарные рас-
сказы в центр религиозно-исторического процесса.
Необходимо решительно подчеркнуть, что я никоим образом
не веду речь об истории мистики как таковой, а лишь об особого
'Собрание францисканских легенд не упоминается здесь из-за особенностей
своего возникновения. Скорее можно было бы привлечь к рассмотрению оп-
ределенные даосские тексты. Однако они представляют собой, в сущности, при-
тчи, а не анекдоты.
рода явлениях в ней. С общими высказываниями этого рода,
к которым хотят присоединить мои собственные, я не могу
согласиться. Если, например, Тор Андре' заявляет об опасности
непонимания теологией религий, что представляется ему наи-
более убедительным, когда речь идет о мистике, то я усматриваю
здесь непонимание специфики. Кто отважится дать оценку клас-
сическим даосским рассказам, сравнивая их с текстами, которые
приписываются Лао-цзы, или столь смелым произведениям не-
мецкой монастырской мистики, как история сестры Катри*, срав-
нивая их с проповедью Майстера Экхарта? Эти примеры ясно
показывают, что надо проводить различие между двумя родами
мистики. Тот, который я имею ввиду, принадлежит к историчес-
ким явлениям, своеобразие которых обнаруживается самым не-
посредственным образом в их реализации, а вместе с тем и в собы-
тийной сфере.
Сравним между собой две представительные фигуры ислам-
ской мистики: богослова аль-Джунайда, сыгравшего определяю-
щую роль в эволюции доктрины, и аль-Халладжа, объявленного
еретиком из-за его учения об идентичности и на этом основании
казненного. Они были современниками. Что касается первого, то
сохранилось многое из созданного им учения. Второй помимо
своих стихов известен только в устной передаче. Эти устные
высказывания известны по сохранившимся рассказам о его жиз-
ни, которые полны его изречений. Не может быть никаких сомне-
ний в вопросе о том, кому из этих двоих суфизм обязан подлин-
ным вкладом в его развитие. И это касается как его раннего, так
и его позднего периода. На языке современной философии это
можно выразить так: почему у суфиев свойственное им отноше-
ние к Богу, в сущности, столь экзистенциально и связано с кон-
кретным существованием, что применительно к нему не уместны
никакие теоретические рассуждения. А ведь мы располагаем сви-
детельствами суфиев, которые намекали или же открыто предо-
стерегали о таящейся здесь опасности. Один из них сообщал:
когда Бог благожелателен к своему слуге, он распахивает перед
ним врата для деяний и закрывает перед ним врата рассуждений.
В совершенно другой, значительно более трудной для пони-
мания форме существует аналогичное основополагающее отно-
шение в дзэн-буддизме. Здесь возник, без всякой связи с заимст-
вованными основополагающими теоретическими трактатами, со-
вершенно своеобразный тип дзэнской литературы - коан*. Это
передаваемое обычно посредством "примера" высказывание, ко-
торое, впрочем, можно более точно характеризовать как "про-
возглашение". По существу, это немногословные сообщения
о встречах, обрамленные вступительными "указаниями", сопут-
ствующими "прояснениями", утонченными поэтическими "пес-
нями" и т. д. Их общая особенность заключается в том, что
в рамках "провозглашения" обнаруживается, что прямо или кос-
' Andrae Т. lslamischeMystiker: Uberzetzung des Н. С. Crede. Stuttgart, 1960. S. 9.
300
венно поставленная фундаментальная проблема оказывается не-
разрешимой в речевой и даже в мыслительной форме, представ-
ляется парадоксом, с которым нельзя справиться с помощью
научных положений. А ведь это, пожалуй, проявление сущност-
ной структуры человеческой личности, целиком лишенной поня-
тийной сферы. Особенно характерны сообщения о встречах учи-
теля с учеником, во время которых последний на свой вопрос
получает либо, по всей видимости, абсурдный ответ, либо слы-
шит в качестве единственного возражения особый выкрик* тра-
диционного свойства, либо его бьют, выталкивают и прогоняют.
Мы постоянно читаем, что в тот самый момент, когда ученика
решительно отвергают, он получает "просветление", вызванное
тайной именно этой неописуемой ситуации, о которой и сообща-
ется, отмечая все здесь происходящее, как бы рассказывая о том.
В суфизме, как и в дзэн-буддизме, раскрывается самая глубо-
кая суть: все, с чем мы хотя бы однажды сталкиваемся в истории
мистики, в рассказанных событиях - будь то в легендах об
общении наставника с Богом, которое приводит к их "единению",
будь то в коане, - все это каждый раз указывает нам на истинно
происходящее*. Предпосылкой имеемой в виду сущностной
структуры {человеческой личности] является отказ от всякого
"прихотливого выбора", а также от предпочтений теоретического
утверждения теоретическому отрицанию либо, наоборот, второ-
го - первому.
Третья форма легендарных анекдотов, встречающихся в ис-
тории мистики, является хасидской. Во всех трех центральное
место в описываемой ситуации занимают высказывания действу-
ющих лиц. В суфизме - это высказывания наставника при его
общении с Богом или высказывания, являющиеся следствием
этого общения. В дзэн-буддизме - это высказывания наставника
при общении с учеником, вызывающие в последнем глубокие
изменения, раскрывающие ему истинный смысл жизни. В хасиди-
зме - это высказывания наставника, различающиеся по своему
характеру, адресатам и обстоятельствам: высказывания, обра-
щенные к ученикам, к членам общины, к посторонним, но переда-
ющие также и сентенции, обращенные к Богу. Несравнимо силь-
нее, чем в суфизме и в дзэн-буддизме, выражена здесь воспита-
тельная направленность анекдота. Часто повествование пред-
ставляет собой многоступенчатый процесс, однако почти всегда
он увенчивается либо поясняется одним высказыванием. Исклю-
чения составляют "чудесные истории"; однако рассказ о чуде
также часто представляет собой лишь высказывание, наставле-
ние, выраженное в этой особой форме.
'Теперь существует немецкий перевод Вильгельма Гувдерта первой трети
древнего собрания коанов "Изумрудной скрижали" Юань-ву* (Meister Yuan-wu's
Niederschrift von der Smaragdenen Felswand. Munchen; Carl Hanser Verlag, 1960).
Оно было названо спустя приблизительно двести лет после завершения "самым
знаменитым произведением нашего вероучения". Изучение этого произведения
дает возможность непосредственного ознакомления с природой коана.
Этим трем мистическим движениям, которые я типологически
