Джон Стотт - Послание к Римлянам
В каждом из этих эпохальных по своей важности решительных шагов Апостола совершалось одно и то же: иудеи отвергали Благую весть, а язычники принимали ее. Второе, естественно, следовало за первым, как и предсказывал Иисус (Мф. 8:11 и дал.; 21:43). Но здесь Павел превращает историю в богословие, когда говорит, что первый процесс создавал четкие предпосылки для совершения второго. Бог таким образом использовал греховное отступничество Израиля во благо язычникам, ради их спасения.
Этап спасения язычников (второй по порядку) уже состоялся. Но Павел направляет свое рассуждение дальше, к следующему этапу: спасение язычникам пришло, чтобы [eis] возбудить в них ревность (116; ср.: 10:19). В Деяниях Лука несколько раз свидетельствует о зависти иудеев (Деян. 5:17; 13:45; 17:5). Понятно, что иудеи, глядя на толпы людей, следовавшие за Апостолами, завидовали их успехам, их воздействию на людей. Но Павел видит в этом другую, более продуктивную разновидность зависти. Он знает, что, когда Израиль увидит те благословения, которые имеют верующие язычники (их мир с Богом и друг с другом, их прощение, их любовь, радость и мир, получаемые от Святого Духа), тогда они возжаждут этих благословений для себя и раскаются, и уверуют в Христа, чтобы их иметь. Таким образом, побуждаемые вначале завистью, они затем придут к обращению.
Но это возрождение Израиля станет лишь началом третьего этапа, потому что спасение, в котором возрадуется Израиль, будет сопровождаться такими обильными благословениями, что они выплеснутся за его пределы в остальной мир. Рассуждая о размерах необыкновенных благословений, Павел не удовлетворяется обычной арифметической прогрессией: падение — спасение — зависть (или от спасения язычников к спасению иудеев, стихи 11,14); вместо этого он задает геометрическую а fortiori прогрессию: Если же их падение несет богйтство миру, и их оскудение несет богатство язычникам, то гораздо большие богатства принесет полнота их! (12)[590]. В этом предложении заложены обе прогрессии. Первая касается Израиля, а вторая — языческого мира. В случае с Израилем аргумент a fortiori состоит в том, что если их «падение» и «поражение» или «оскудение» принесли благословения язычникам, то какие же благословения сможет принести их «полнота» (pleroma). Вероятно, имеется в виду не только их обращение и восстановление, но также их численное увеличение, которое будет происходить до тех пор, пока верующий остаток (leimma) не превратится в значительное большинство.
Что касается языческого мира, то благословения, получаемые ими вследствие отпадения Израиля, названы спасением или богатствами; благословения же, которые они обретут вследствие полноты Израиля, названы гораздо большими богатствами. Нам не сказано, что конкретно подразумевают эти «богатства»; Павел предоставляет нам лишь строить догадки.
Завершив данную в общей форме «цепочку благословений», Павел конкретизирует ее применительно к своему служению. Он вторично прибегает к уже известному логическому приему. Вам говорю, язычники, — пишет он, обращаясь к христианам из язычников Римской церкви, составлявшим, по всей вероятности, большинство, — как Апостол язычников, — продолжает он утверждать то же самое, что в 1:1, 5, и подтвердит эту же истину в самом конце Послания к Римлянам (15:16) (см.: другие ссылки на уникальное апостольское служение Апостола Павла язычникам: Деян. 9:15 и дал.; 22:21; 26:16 и дал.; Гал. 1:1, 16; 2:7 и дал.; 1 Тим. 2:7). И далее: …Я прославляю [doxazo — «прославляю»] служение мое (13). «Он полностью и без остатка отдает себя ему» [591]. Он «исполняет его со всей своею силою и преданностью»[592].
Далее Павел разъясняет, почему он «прославляет» свое служение, отдаваясь ему с такой энергией и упорством. Дело в том, что надежда придает ему силы. Он знает, какую цель он преследует в своем служении. Не возбужу ли ревность в моем народе[593] и, убедив их уверовать в Христа, не спасу ли некоторых из них?(14).
Это заявление замечательно по нескольким причинам. Во–первых, обращение к Христу вследствие действия такого чувства, как зависть, вероятно, может показаться недостойным. Но это не так. Не всякая зависть замешана на эгоизме, то есть не всегда в ней присутствует злобное недовольство или греховная алчность. Буквально слово «зависть» означает «желание обладать чем–либо, принадлежащим другому», и природа зависти (то есть заряжена ли она добром или злом) определяется тем, что является желаемым объектом и имеет ли желающий право на него. Если это нечто само в себе несет зло или принадлежит кому–то другому и мы не имеем на него никаких прав, тогда такая зависть греховна. Но если объект желаний сам по себе есть благо, если это благословение от Бога, которым Он хочет одарить весь Свой народ, тогда «алкать» его и «завидовать» обладающим им не может быть недостойным. Такое желание хорошо само по себе, и возбуждение его в людях представляет собой реальный стимул служения.
Второе, что поражает в высказывании Апостола, это его надежда на спасение некоторых, что звучит, как кажется, не очень оптимистично. Но следует помнить, что мысль его сфокусирована на грядущей полноте Израиля, а его надежда на спасение «некоторых» относится только к его личному скромному вкладу в достижение видимой им цели.
И в–третьих, самое замечательное состоит в том, что Павел рассматривает побуждение своего (иудейского) народа к зависти как один из аспектов своего служения язычникам. Как же это возможно? Он видит это непрерывно продолжающееся взаимодействие между иудеями и язычниками, и этот феномен вплетается в стратегию его служения. Не исключено, что он испытывал некоторое неудобство оттого, что он, Апостол язычников, так много говорит им, Римской церкви, состоящей из бывших язычников, об иудеях. Но этим он демонстрирует их неразрывное единство. Ведь известно, что его служение язычникам начиналось в результате отвержения иудеями Благой вести; теперь он показывает, что его служение, направленное на возбуждение в них зависти, окажется благотворным для языческого мира.
Далее следует более детальный анализ. Что же представляют собой эти гораздо большие богатства, которыми будут благословлены язычники через полноту числа уверовавших евреев? (12). Павел отвечает: Ибо, если отвержение их примирение мира, то что будет принятие, как не жизнь из мертвых? (15). Заметно, как изменился язык этого стиха, став более сильным и выразительным по сравнению с рассмотренным выше. Вместо «падения», «отступления» и «поражения» появляется «отвержение» Богом, хотя Бог никогда не отвергал Свой народ полностью и навсегда (1–2); вместо «спасения» и «богатств», уже полученных язычниками, мы видим здесь «примирение мира», потому что Христос «разрушил разделяющую стену вражды»[594] как между ними и Богом, так и между ними и иудеями (Еф. 2:14). Вместо «полноты» Израиля присутствует их «принятие» как оборотная сторона их временного и частичного «отвержения». И здесь мы уже видим не «гораздо ббльшие богатства», получаемые язычниками от полноты числа Израиля, но «жизнь из мертвых». Эта последняя фраза вызвала немало толкований среди богословов. Рассмотрим три основных позиции.
Первый подход буквальный, согласно которому Павел говорит здесь о всеобщем воскресении в последний день, об «окончательном исполнении, воскресении мертвых и следующей за ним вечной жизни»[595]. Таким образом, обращение Израиля «станет сигналом к воскресению — последней стадии эсхатологического процесса, начало которому положено смертью и воскресением Иисуса[596]. Известно, что в иудейском апокалипсисе возрождение Израиля ассоциировалось с воскресением мертвых, и, естественно, Павел относит слово «жизнь» к человеческому телу (8:11). Однако если бы Павел подразумевал воскресение мертвых, он бы использовал слово anastasis, адекватно передающее это понятие, а не «жизнь из мертвых». Кроме того, неужели Павел в самом деле считал, что его служение иудеям и язычникам способно ускорить второе пришествие и воскресение? Вряд ли мы найдем хоть какое–то подтверждение этому.
Второй подход духовный, то есть Павел говорит здесь о нашем «воскресении» с Христом, что является одной из его любимейших тем (напр.: Еф. 2:1 и дал.; Кол. 3:1 и дал.). И ранее он говорил о нас как об «оживших из мертвых» (6:13). Но это статус и переживание всех христиан; это относится к «спасению» и тем «богатствам», которые христиане из язычников уже получили. Гораздо большие богатства наводит на мысль о чем–то совершенно новом, даже захватывающем, поэтому сведение мысли Апостола к новой жизни во Христе (которую мы уже имеем и в которой радуемся) не продвинуло бы нас вперед.
Третий подход можно назвать фигуральным. Согласно этой точке зрения, Павел предвидит «невообразимое благословение»[597], готовящееся сойти на язычников, — всемирное благословение, которое настолько превзойдет все прежние, что будет сравнимо лишь с новой жизнью из смерти. Возможно, Павел делает здесь косвенную ссылку на видение Иезекииля, в котором восстановление Израиля передано в образах оживающих мертвых, иссохших костей, обретающих плоть и жизнь (Иез. 37:3 и дал.). Может быть, Павел ассоциирует это видение с языческим миром? Может быть, он пророчествует о «мощном и энергичном возрождении истинной религии из противоположного состояния, которое было религиозной смертью» [598], или о «беспрецедентном возрождении всего мира вследствие широкой и успешной евангелизации»[599]? Если Бог использовал трагедию иудейского отпадения, чтобы дать спасение язычникам, то какими же несказанно богатыми могут быть Его благословения этому миру в результате принятия Израиля и его полноты?
