Виктор Острецов - Статьи разных лет
Мы же, Православные, только и желаем, чтобы находиться во Христе. Надо признать, что это выражение «под прикрытием Христа» — есть все же некое новшество в современной лексике. Но позволю оставить эту приятную тему и пойти дальше. А дальше г. Шумский с совершенно партийной прямотой заявляет, что: «У автора этих строк давно возникало неприятие буквально всего, что натужено внушает читателям публицист В. 0стрецов и особенно на страницах газеты „Черная Сотня“, которая по существу стала его рупором».
Мне кажется, эти строки могли быть написаны только человеком, который давно не заглядывал в календарь и перепутал 1997 год с 1967-м. Ну кто же заставляет в наше время читать то, что тебе не нравится? И, кажется, какое кому дело, кто, где и сколько кого печатает. Как читатель, я и сам решу, какую газету мне брать в руки, а какую нет. Времена обязательного для партийцев чтения газет прошли. Что хочу, то и читаю. Газета «Черная Сотня» принадлежит г. Штильмарку. Какое до него дело г. Шумскому? Но г. Шумский, видимо, до сих пор уверен, что все газеты принадлежат, как и прежде, ЦК КПСС. И поэтому дело бдительного персонального партийного пенсионера в том и состоит, чтобы вовремя «отреагировать». Но самое поразительное, что, направив письмо с жалобой на Острецова г. Штильмарку, он, видимо, забывает действительно, кому направил письмо и в какой-то момент, очевидно, решил, что оно пойдет на Старую площадь. Высчитав, сколько газетных полос в одном из номеров редактор отдал какому-то гнусному «богоборцу» Острецову, он возмутился. Старая привычка приносить свои челобитные в ЦК КПСС так укоренилась, что человек забыл о том времени, в каком находится.
В.С. Шумский строго указывает на необходимость разделения литературы на «литературу высокую, истинную» и «литературу оккупационную, сионизированную, ожидовленную». Надо признать, что в этом вопросе все карты в руки г. Шумскому. Ведь это он, а не я, занимался пропагандой этой «оккупационной» литературы, работая в АПН и прочих большевистских издательствах. Хотя и не совсем понятно какая литература может называться «оккупационной». Если речь идет о той, что распространяли немцы на оккупированных территориях, то ее днем с огнем не найдешь, а если марксистско-ленинской… В этом вопросе опытному работнику идеологического фронта, бывшему рупору идей Маркса и Ленина можно было бы снизойти до нас и объяснить попроще — что же он имеет в виду.
Облагораживающее влияние истинной литературы на самого г. Шумского лучше всего это видно на тех эпитетах, которыми он меня награждает. Итак, кто же такой этот самый Острецов, от которого надо спасать «самую одаренную и нравственную литературу в мире?» «Острецов, словно злобный тюремный надзиратель за уголовниками, загнал в число тех, кто духовно разлагает народы, Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Чехова… Как видно, Острецов из тех, кто через труп матери перешагнет, не моргнув глазом».
Кроме того, Острецов-«мракобес», «злобствующий пигмей», но что самое страшное, уже успели появиться «образчики острецовского зомбирования». Острецов «гнусно и лживо утверждает, что великая русская литература не прибавила читателям благородства и духовности».
Здесь прерву обвинительную речь г. Шумского и признаюсь: именно так и считаю — не прибавила. Более того, так считал даже Гоголь и даже граф Толстой Лев Николаевич. Точно так же считали и епископ Феофан Затворник, преподобный Иоанн Лествичник, архиепископ Никон Рождественский и многие другие замечательные духовные писатели. Впрочем, никого из Православных в этом убеждать и не надо. Я только лишь приведу суждение упомянутого архиепископа Никона Рождественского, который в статье «О религиозных мудрствованиях Меньшикова» (известного русского публициста из газеты «Новое время») соглашается с ним в том, что древне-языческая литература была не лишена оттенка благородства: «И там были великие нравоучители вроде Достоевского, но они не спасли цивилизацию, а погибли вместе с нею. Идеи Достоевского, — пишет архиепископ, — зачастую только зрелище ума, игра ума, они, как кинематографические картины, сменяют друг друга, развлекают воображение, слегка волнуют и ничего больше».
Не отрицая глубоких мыслей писателей, владыка продолжает:
«Ни сам Аполлон Григорьев, ни даже Достоевский не стали подвижниками в деятельном осуществлении своих христианских убеждений».
Что касается мнения Гоголя относительно пользы читательского дела, то оно очень любопытно. Николай Васильевич был убежден, когда писал свои «Выбранные места», в необходимости писательства для нравственного воспитания, но… только для одних мелких чиновников, «которые занимают разные мелкие места и, не имея никакой нравственности, несмотря на небольшую грамотность, вредят всем затем, чтобы жить на счет других». Сегодняшний день демонстрирует нам заблуждение замечательного писателя. Сегодня мы видим, что больше всех воруют как раз самые начитанные. И лгали нам, внушая идеи марксизма-ленинизма, тоже ведь не безграмотные мужики или бомжи, а все кандидаты и доктора всяких наук по части истории, литературы и философии.
Что же касается воздействия умных писателей на землепашцев, то Гоголь находил его вполне излишним:
«А землепашец наш мне всегда казался нравственнее других и менее других нуждающийся в наставлениях писателя».
(«Авторская исповедь»).
Да и сам землепашец не интересовался «выдумкой» — художественной литературой.
Пишу это не для пикировки с г. Шумским, а для продолжения темы, затронутой в № 9 «Черной Сотни». В той статье я позволил себе цитировать сочинение о. Михаила Труханова «О сочинительстве». г. Шумский смело пошел в бой на о. Михаила: «Острецов приводит нам несколько дебильных цитат кандидата богословский наук о. Михаила Труханова».
Только в таком отношении видно облагораживающее влияние «великой русской литературы» на г. Шумского. Виден и уровень его культуры.
С.Т. Аксаков в письме сыновьям о смерти Н.В. Гоголя, писал:
«Нельзя исповедовать две религии безнаказанно. Тщетна мысль совместить и примирить их. Христианство сейчас задаст такую задачу художеству, которую оно выполнить не сможет, и сосуд лопнет».
(«Русский Архив», 1890 г., № 8, стр.199–200).
Г. Шумский негодует:
«Какие две религии усмотрел Острецов у Гоголя?»
Честно сказать, этот вопрос я вправе был бы задать самому г. Шумскому, ведь это он всю жизнь просидел среди книг, в полном комфорте, имея доступ к самым закрытым темам, читая труды по русской литературе и владея соответствующей научной методикой ее освоения. Я вправе ожидать, что люди, которые учили нас «уму-разуму», должны владеть материалом прежде, чем вступать в препирательства и споры. Тем более, если объявляешь себя апологетом классической литературы и уверен в ее облагораживающем влиянии. Но г. Шумский наивно продолжает:
«Либо Аксаков зарапортовался, либо сам Острецов плутует».
И все-таки г. Шумский не зря десятки лет занимался идеологией. Он точно подсчитал, что в XIX веке в России было более 60 одних только гениев, которые «столько дали».
Дали, в частности, сионисту Эйнштейну… «Он был евреем, иудеем, и сионистом», — справедливо пишет г. Шумский. Так вот, этот самый Эйнштейн сам указал на Достоевского как на человека, который больше всего повлиял на него как на физика. Г. Шумский страшно горд: хоть и сионист и еврей, а все ж таки лестно. Конечно, каким был Эйнштейн физиком — не мне судить. Но известно, что сама его теория не столько физическая, сколько философская. И известно, что среди физиков отношение к ней было скептическое. Известно и то, что любая критика этой теории была в нашей стране категорически запрещена. Не знаю, стоит ли особо гордиться тем, что великий русский писатель, «разоблачитель сионизма и масонства» оказал положительное влияние на еврея и сиониста Эйнштейна…
Совершенно загадочным образом философа Н. Федорова с его оккультно-магической теорией воскресения всех умерших за все века не Божественным промыслом, а научным способом г. Шумский произвел в «наиправославнейшие» мыслители. Правда, в великие христианские писатели попал у г. Шумского и Гете, который, во-первых, никогда не скрывал своих языческих привязанностей, а во-вторых, был тайного общества — самого что ни на есть антихристианского масонского ордена баварских иллюминатов.
Следующий пассаж в письме невозможно объехать ни на какой козе:
«Сколько они (гении) дали не только России, но и всему человечеству и, прежде всего, Православной вере».
Замечу эту странность: не Православие дало гениям, а «гении — Православию». Надо сказать, что один из «гениев» — Н.В. Гоголь, пожалуй, из всех наших писателей был самым искренним в своих духовных поисках и терзаниях. И поиски, и терзания были у него самые что ни на есть настоящие и по-настоящему трагические. Он не играл в религию и для обращения к Церкви Христовой не ждал приказа сверху или того дня, когда обращение к Вере станет вдруг модой. Нет, он искренне мучился религиозными вопросами всю свою жизнь. В юности он прошел через масонскую ложу и был воспитан в соответствии с духом своего времени на либеральной литературе «разоблачительного» направления. Его любимыми писателями были мистики масонского толка вроде Фомы Кемпийского («О подражании Христу»). Но с годами он сильно изменился, а встреча с о. Матвеем довершила в нем внутренний переворот. Больше он так и не написал ни одного художественного произведения. Второй том «Мертвых душ» был им сожжен. Вместо него на свет появились «Выбранные места из переписки с друзьями». Но и относительно их сам Гоголь выражался достаточно самокритично. Уже в последний период своей жизни Николай Васильевич посещает Оптину пустынь. Его «Переписка с друзьями» была прочитана старцем Макарием, который дал о ней письменный отзыв. Вот, что пишет старец:
