Сергей Желудков - Литургические заметки
Как перевести это иначе? «Претворяя в песнь»? Это будет не лучше, ибо еврейское «Аллилуйя» («слава Богу») остается все равно ведь не переведено. Надо примириться с тем, что глубочайший смысл этих слов будет доступен только тому, кто услышит их разъяснение. Подобным же образом пение «вечная память» будет воспринято случайным посетителем храма только как «вечная слава» и тому подобная похоронная ложь. Истинное значение «вечной памяти», как вечной жизни со Христом в Боге, может быть усвоено только в церковной проповеди.
Не умножая больше примеров, в общем должно признать, что в лучших, простых, наиболее употребительных песнопениях церковно-славянский перевод достаточно понятен, отдельные же трудные места их должно разъяснять и комментировать в церковной проповеди. Музыка и проповедь — только в сопровождении этих искусств живет и сегодня для нас греческая церковная поэзия в славянском подстрочнике. Приведенные выше драгоценные тексты звучат в полную силу только в хорошем пении. По сути дела, мне надо было бы писать их на нотах, а если читать вслух — то только в распевной мелодии... Подобным образам и смысл их может быть до конца раскрыт только в хорошем комментарии. А так как «живая» проповедь для столь многих из нас сегодня не по силам, то встает насущная потребность в церковном учительном чтении. Об этом — потом, ниже.
Совсем другое дело — византийская поэзия позднейших времен с особенно сложной грамматической конструкцией. Здесь церковно-славянский подстрочник часто совершенно непонятен нашему слушателю в храме, и он воспринимает, например, чтение тропарей канона просто как звуковой аккомпанемент в церковной молитве из каких-то благоговейно произносимых слов с каким-то неизвестным священным смыслом... Если это текст глубокого содержания, то его ценность может пригодиться в церковной школе, в философском сочинении — но только не в церковном Богослужении. Однако при такой ревизии обнаруживается, что эти трудные тексты очень часто бывают и совершенно ничтожны по содержанию. Только один пример — Экзапостиларий X из воскресной всенощной:
Тивериадской море с детьми Зеведеевыми,
Нафанаила с Петром же и со другима двема
Древле, и Фому имяше на лове: иже Христовым
повелением одесную ввергше, множество извлекоша рыб:
Его же Петр познав, к Нему бродяше, имже третие
явлейся, и хлеб показа и рыбу на углех.
Что это? Это непонятное и, по всей видимости, и в оригинале бездарное изложение евангельского текста (по Иоанну, гл. 21). Очевидно, что оно не заслуживает никакого объяснения, и можно уверенно предсказать, что текст этот просто выпадет из употребления, как и другие ему подобные, в процессе сокращения словесного содержания русского церковного Богослужения. Об этом — потом, ниже.
Есть еще церковно-славянские тексты, которые являются не переводами, а сочинениями русских авторов. Обычно они более или менее достаточно понятны, но по содержанию представляют собою только посредственные стилизации и перепевы. Дело в том, что неоценимо прекрасный для переводов с греческого, церковно-славянский язык оказывается совершенно непригоден для оригинального творчества. За тысячу лет русский человек не написал на церковно-славянс-ком языке ничего подлинно художественного, гениального. И вперед не напишет. В качестве курьеза привожу только один пример — сочинение одного нашего благочестивого современника. «Тропарь преподобному Франциску Ассизскому»:
Яко луна пресветлая, слава твоя, отче преподобие прииде от Запада даже до Востока. Ты бо нищете святой обручился еси, любовь Христову проповедал еси, благодать Святаго Духа стяжа. Темже вся вселенная на Западе и на Востоце славят тя, отче Иоанне Франциске (так), пречудне, любве и благодати сосуде благоухание.
Новое русское литургическое творчество, достойное этого имени, может осуществиться только на русском языке. Собственно, русский язык присутствует уже и сегодня у нас в храме — в церковной проповеди, а завтра должен появиться в учительных чтениях и в новых молитвах (об этом — потом, ниже). Конечно, это будет торжественный, несколько «славянизированный» русский язык. Но все это пока будет «проза». Говорить же о будущей русской церковной поэзии — это значило бы пытаться вообразить присутствие в Русской Церкви великих художественно-творческих сил, а также и какое-то неведомое нам изменение самого стиля и музыки русского церковного Богослужения.
6
«Чтения из священного Писания» — древнейшая и важнейшая часть церковного Богослужения. У нас на Руси мы сохранили чтения, но в огромной степени утратили слушание, то есть понимание чтений. Обычно совершенно непонятны ветхозаветные паремии. Чтения псалмов понятны только местами, причем тогда в распевном церковно-славянском чтении они звучат лучше, чем это был бы русский перевод с еврейского. Огромное же количество текстов церковно-славянской Псалтири непонятны и представляют собою словесный балласт, который, по всей вероятности, должен будет выпасть в будущем развитии русского церковного Богослужения.
И чтения из Нового Завета в нашем церковно-славянском подстрочнике понятны только местами. Редкое чтение в храме Евангелия и особенно Апостола проходит без того, чтобы тебя — читающего — не посетило ясное сознание, что тебя не понимают или понимают даже превратно:
Мф. IV, 10: Иди за Мною, Сатано
Отойди от Меня, Сатана.
Мк. IX, 15: И абие весь народ видев Его ужасеся, и пририщуще целоваху Его.
Тотчас, увидев Его, весь народ изумился, и, подбегая, приветствовал Его.
Мк. X, 22: Он же дряхл быв о словеси...
Он же, смутившись от сего слова...
Мк. XIV, 4: Почто гибель сия мирная бысть?
К чему сия трата мира?
Лк. V, 29: И сотвори учреждение велие в дому своем.
И сделал Левий в доме своем большое угощение.
Лк. XIV, 2: И се человек некий, имый водный труд, бе пред Ним.
И вот, предстал пред Ним человек, страждущий водянкой.
Лк. XX, 46: Внемлите себе от книжник...
Остерегайтесь книжников...
Ин. VI, 55: ... и кровь Моя истинно есть пиво.
... и кровь Моя истинно есть питие.
Ин. XXI, 12: Ни един же смеяше от ученик истязати Его...
Из учеников же никто не смел спросить Его...
Деян. II, 42: Бяху же терпяще во учении Апостол...
И они постоянно пребывали в учении Апостолов...
Деян. XVIII, 3: ... и зане единохудожником быти им, пребысть у них и делайте: бяху бо скинотворцы хитростию.
... и по одинаковости ремесла остался у них и работал: ибо ремеслом их было делание палаток.
Деян. XIX, 9: ... отлучи ученики по вся дни стязаяся во училищи Мучителя некоего.
... отделил учеников и ежедневно проповедовал в училище некоего Тирана
I Кор. VII, 12: Аще который брат жену имать неверну, и та благоволит жити с ним да не оставляет ея.
Если какой брат имеет жену неверующую, и она согласна жить с ним, то он не должен оставлять ее.
I Кор. XI, 30: Сего ради в вас мнози немощни и недужливи, и спят доволни.
От того многие из вас немощны и больны, и немало умирает.
И т. п.
Один благочестивый христианин рассказывал мне, как, живя в Эстонии и посещая эстонско-русский храм, он с живейшим интересом ожидал всякий раз чтения Евангелия на эстонском языке, который для него, русского человека, был понятнее церковно-славянского перевода... Приходится признать таким образом, что русский народ — это единственный в мире народ, который не слышит в храме Писания на вполне понятном ему языке.
В стиле русского церковного Богослужения — распевное чтение, и всякому ясно, что это должно быть чтение церковно-славянское.
Полезно было бы положить его даже на ноты (об этом — потом, ниже). Но как сделать его понятным? Никакие возможные улучшения церковно-славянского текста этой проблемы полностью не решат, потому что главная трудность понимания церковно-славянского перевода — не в отдельных словах, а в его общей конструктивной близости к греческому священному тексту. Ни одна церковь в мире не имеет такого точного перевода Нового Завета. Но именно поэтому он и непонятен русскому человеку.
