Юлия Белоногова - Приходское духовенство и крестьянский мир в начале XX века
§ 2. Образование духовенства
С XVIII в. от ставленников, готовившихся к священству, требовались специальные образование и подготовка. «Закон положительно определял не возводить на священнослужительские степени неученых, помимо ученых»[86]. При определении кандидата было правилом учитывать его успехи в образовании. Указом 1808 г. предписывалось зачислять в духовное ведомство всех детей духовенства с 7 лет, и уже через 20 лет учащихся было гораздо больше, чем возможных вакансий на священнослужительские места[87]. Избыток детей духовенства послужил одной из причин замкнутости сословия: с одной стороны, кандидатов из самого священства было очень много, с другой – получить образование в семинарии лицам не духовного сословия в данных условиях было непросто. Все духовные лица были обязаны отдавать своих детей в духовные школы и не могли уготовить им другую участь. Беспрепятственный выход из духовного звания не возбранялся лишь безграмотным, недоучившимся или плохо учившимся детям: если они не попадали на место пономаря, они зачислялись в податное сословие и подлежали воинской повинности[88]. Молодому отпрыску оставался лишь единственный путь – получать образование и идти по стопам родителя-священнослужителя, учительствовать или стать синодальным или консисторским чиновником. По указу 1869 г. определение на службу в церковный клир предусматривалось только для лиц с полным богословским образованием, а в начале XX в. выход из сословия был возможен, но для коммерческих занятий, как уже было сказано выше, у детей духовенства не было соответствующих средств. Единственным верным путем проложить себе дорогу в жизни было получение образования. Характеризуя это время, митрополит Вениамин (Федченков) пишет: «В семинарию шли совсем не для того, чтобы потом служить в Церкви, а потому, что это был более дешевый способ обучения детей духовенства. Школы стали сословными. Но ученики их по окончании семинарии в огромном большинстве уходили по разным мирским дорогам: в университеты, в разные институты, в учителя, в чиновники и только 10–15 процентов шли в пастыри»[89]. Епископ Тамбовский Иннокентий (Молчанов) в своем отзыве также писал о том, что дети духовенства, как правило, поступали в пастырские школы ради общего образования, а лучшие из них выбирали затем светскую карьеру[90]. Из данной ситуации, по словам епископа Енисейского Евфимия (Счастнева), следовало, что «в священники идут не по призванию, не по внутреннему влечению и чувству, а просто потому, что так складываются обстоятельства, просто потому, что иначе некуда деться»[91]. По словам товарища обер-прокурора Св. Синода князя Н.Д. Жевахова, «за последние 25–30 лет перед революцией служение Церкви в России сделалось как бы привилегией для детей церковных причетчиков, зажиточных крестьян и мещан, потому что даже дети бедного духовенства, в особенности городского, получали обыкновенно образование в светских учебных заведениях и не шли по стопам отцов, а устраивали свою будущность на разных поприщах государственной и общественной деятельности»[92]. Уже к середине XIX в. больше всего чиновников-разночинцев приходилось на выходцев из духовного сословия, которые в московской администрации составляли 22 %[93]. В Москве был относительно высок образовательный уровень представителей бюрократии: 60 % чиновников и 64 % канцелярских служащих имели образование выше начального[94].
В Московской епархии существовало семь духовных училищ: Волоколамское, Дмитровское, Донское, Заиконоспасское, Звенигородское, Коломенское, Перервинское, – по окончании которых выпускники могли поступать в Свято-Троицкую Московскую или Вифанскую духовную семинарии. Для девочек в Московской епархии предусматривались шестиклассное с дополнительным классом Филаретовское училище, в котором обучалось около 600 воспитанниц (в 1904 г. было всего 634 воспитанницы, 598 духовного сословия и 36 иносословных; в 1910 г. – 622, 601 из духовного сословия, 21 иносословных) и в два раза меньшее по численности Мариинское шестиклассное епархиальное женское училище (по епархиальному отчету 1910 г. 290 воспитанниц: 277 духовного звания, 13 иносословных). Годичная оплата в 1904 г. за обучение и пансион для девушек составляла 150 руб., в 1910 г. была незначительно повышена до 156 руб., для духовенства других епархий – 200 руб., светских – 275 и 300 руб. соответственно. В Филаретовском училище К воспитанниц находились на епархиальном обеспечении, некоторые содержались на средства благотворителей[95]. Выпускницы названных училищ получали звание домашних учительниц.
Подавая прошения о переводе на более доходное место или о рукоположении, священнослужители как аргумент в свою пользу часто приводят необходимость дать образование детям. Например, диакон Михаил Зверев в прошении о замещении священнической вакансии при Покровской церкви села Покровского-Засекина Звенигородского уезда мотивирует свою просьбу следующим образом: «В семействе у меня 10 человек детей девочек… Старшие три девочки учатся в Филаретовском епархиальном училище, одна на средства благотворителя, другие две всецело на моем содержании; желательно и в нынешнем году отдать и 4-ю девочку в Филаретовское училище. Весь доход, получаемый мной, уходит почти что на содержание дочерей-учениц, сами же живем впроголодь. В храм Божий моя жена и некоторые дети не имеют возможности ходить, так как не имеют хотя бы сколько-нибудь приличной одежды – весь скудный доход уходит на образование дочерей»[96]. Такое же бедственное положение описывает диакон Никольской церкви села Черленкова Волоколамского уезда Иоанн Яковлевский, прося о месте священника. «Обремененный семейством, которое состоит из жены, двух дочерей и сирот свояченицы и племянницы, и имея бедный приход, я терплю крайнюю нужду. Одной из дочерей 11 лет, нужно образование как средство в будущем иметь кусок хлеба, но я не могу заплатить за ее обучение, получая в год от прихода около 400 рублей»[97]. Диакон объясняет причину необходимости образования: дочери духовенства, если не выходили замуж, должны были зарабатывать своим трудом, получившие образование могли преподавать, иным приходилось работать просфорницами или жить у родственников. Судьба дочерей духовенства, не получивших образования, оборачивалась перспективой замужества за мастеровым либо крестьянином или службы в качестве домашней прислуги[98]. Вдова священника София Парусникова пишет: «Будущее моей дочери безотрадно: по недостатку средств она не получила образования и не может занять какую-либо должность»[99]. Сама Парусникова работала учительницей церковно-приходской школы.
Образование детей было одной из главных статей расхода в семье клирика, оно являлось залогом будущего как детей, так и самих клириков. Священник Христорождественской церкви села Вишнякова Бронницкого уезда Алексей Беляев писал в прошении о переводе на другое место, что из 630 руб. казенного жалования только на обучение детей он тратит 330 руб.[100] Священник Николай Беляев Преображенской церкви села Верзилова Серпуховского уезда просил о переводе на новое место в церковь при фабрике Чернышевых, так как за обучение троих из шести своих детей ему приходилось платить 408 руб., а доход его, кроме обуви и одежды, составлял всего 624 руб. 99 коп.[101] Сходным образом обосновывал просьбу о переводе священник Сергей Успенский села Никольского Московского уезда: «Получаемое мною содержание (около 436 руб. – Ю.Б.) почти все расходуется на образование детей. Одного взноса приходится платить 228 руб., кроме того, дочь, обучающуюся в Мариинском училище, должен обуть, одеть и снабжать книгами, а сыновьям, обучающимся в семинарии, покупать чай с сахаром»[102]. Священник погоста Бобровок Серпуховского уезда Иоанн Смирнов так мотивировал свою просьбу о переводе: «Во-первых, многосемейность (9-ть человек детей), из коих пятеро уже учатся, почти на всем моем содержании»[103]. Священник села Петровского Звенигородского уезда Леонид Голубев просил о переводе, мотивируя также свою просьбу необходимостью обучать шестерых детей: две дочери учатся в Филаретовском училище, два сына в Звенигородской духовной семинарии – все на полном содержании родителей[104]. Точно такая же просьба имелась и у отца Михаила Малинина, священника села Никулина Подольского уезда, – шесть детей, пятеро обучаются, а денег на их содержание у него нет[105]. Диакон села Кудинова Богородского уезда Григорий Никольский ходатайствовал о назначении на священническое место по причине крайней бедности. Ему пришлось воспитывать семерых детей, четверо из которых обучались на собственный счет[106]. Интересны размышления свящ. Евлампия Честнова. Он просил о переводе на более доходное место, мотивируя ходатайство недостатком средств, а особенно отсутствием сбережений на черный день: «Будь дети сыновья, о будущем, конечно, не было бы нужды особенно беспокоиться: дал им образование – и делу конец»[107].
