Магомед Гамаюн - Homo Unus. Том 1
Впрочем, есть мнение, что, не было бы нефти, газа или норильского никеля, чиновники, подобно нацистам в годы Великой Отечественной, принялись бы вывозить на Запад пласты чернозема, снимая их с территорий оккупированной ими страны. А то и вырезанные у нас и наших детей внутренние органы – для пересадки платежеспособным западным клиентам.
Заметка на полях
«В нормальной капиталистической стране элита (т. е. капиталисты) наживается на труде рабочих, следовательно, элита заинтересована в существовании рабочих. В России элита обогащается за счет экспорта сырья и, следовательно, рассматривает население как своих конкурентов. Население потребляет энергию, которую элита могла бы выгодно продать. Т. е. элита и народ России – враги с экономической точки зрения».36
Прозвучавший тезис справедлив не только для России – его как ничто другое иллюстрирует происходящее сейчас бесчеловечное, варварское уничтожение ни в чем не повинного населения юго-востока Украины.
«Термин „ресурсное проклятие“ был придуман английским экономистом Ричардом Аути в начале 1990-х гг. для описания глобального феномена – беспрецедентного падения уровня жизни в странах-экспортерах нефти в 1970—1980-е гг. За два с лишним десятилетия, прошедших с момента введения нефтяного эмбарго в 1973 г., вызвавшего резкое повышение цен на нефть, до их рекордного падения в 1998 г., валовой внутренний продукт на душу населения в странах ОПЕК снижался на 1,3% в год, тогда как остальные развивающиеся страны росли больше чем на 2% в год».37
Почему добываемые в стране полезные ископаемые не приносят ей никакой пользы?
Ответ на этот вопрос дается в прекрасной статье «Забытые уроки прошлых успехов», написанной норвежцем Эриком Райнертом, предпринимателем, экономистом, экспертом ООН, опубликованной в онлайн-журнале «Эксперт»:
«С одной стороны, сырьевая специализация, ведущая к монокультурному профилю хозяйства, практически неизбежной конкуренции с другими экспортерами сырья и, главное, долгосрочно понижающейся отдаче (выделено мной. – М.Г.). Первыми, конечно, разрабатываются лучшие почвы и месторождения. Поскольку всякое сырье и почвы исчерпаемы и одновременно надо поддерживать хотя бы прежний уровень дохода, в дальнейшем приходится переходить на места похуже, с более высокими издержками и более низкой отдачей.
Этот тупиковый путь со временем ведет к кризису, когда издержки превышают отдачу. По имени английского экономиста Томаса Мальтуса (1766—1834) это называется мальтузианской ловушкой. Такова беда со всеми аграрными обществами, где мальтузианские кризисы регулярно приводили к голодному вымиранию части населения, высвобождению ресурсов (покойникам, увы, требуется совсем мало земли) и оттого к следующим подъемам – покуда в очередной раз не достигался мальтузианский предел роста и не наступал голод.
С другой стороны, Южная Корея (как и Европа начиная с позднего Средневековья) преодолевает мальтузианскую ловушку за счет перехода к новым отраслям с повышающейся38 отдачей (выделено мной. – М.Г.), то есть к инновационной промышленности, и усложняющемуся разделению труда.
Это шумпетеровский путь не простого количественного роста, а качественного развития. Государство при этом не просто сотрудничает с бизнесом, а берет на себя роль «командных высот» и сознательно делает выгодными инновации.
Со временем это оказывает эффект на сельское хозяйство и сырьевые отрасли, где под воздействием соседства с индустриальным сектором начинают расти техническая вооруженность и реальные зарплаты.
Примером служит моя родная Скандинавия, где животноводство и деревообработка приносят совсем иные доходы, нежели в Монголии и Габоне, хотя монголы знатные скотоводы, а габонское черное дерево вроде бы ценнее северной сосны и березы».39
Комментарий
Картина будет неполной, если не указать, что происходит с вырученными за сырье деньгами. Компрадорская, предательская элитка, вступившая в негласный, неформальный сговор с элитами стран—импортеров сырья (по всему спектру, от саудитов до отечественных чекистов), оставляет вырученные от продажи сырья деньги в самой стране-импортере. Деньги остаются за границей, а чинуши нам радостно рассказывают, что у страны есть аж два фонда. Да еще каких! Один – Резервный, другой – Фонд национального благосостояния!
Средства обоих почему-то инвестируются опять-таки в экономику страны-импортера, в форме покупки ее государственных ценных бумаг. Инвестируются также в форме частных банковских счетов, на которых отечественная быдло-элитка держит наворованное «тяжелым трудом».
Именно поэтому страна-импортер демонстрирует указанный рост экономики, в то время как страна, экспортирующая сырье, вместо того чтобы вкладывать полученную выручку в отечественные отрасли с повышающейся отдачей, все ниже опускает в нищету Народ, обеспечивая своим властям животноподобное процветание.
Впрочем, наблюдая в зомбовизоре за заседаниями начальства, понимаешь: им тоже приходится ой как нелегко. «Колонией руководить легко и приятно, обратная сторона медали – вот такие заседания. Приходится устраивать спектакли для аборигенов, дабы прикрыть истинное положение дел. (…) Все комиссии и заседания колониального правительства есть всего лишь операция прикрытия для вывоза денег из Раши…»40
Обратите внимание: добыча нефти и сельскохозяйственный сектор экономики обладают одной и той же спецификой – отдача как от того, так и от другого в долгосрочной перспективе понижается.
«За 150 лет человечество успело израсходовать 65% мировых запасов нефти. Ежедневно в мире расходуется нефти почти в пять раз больше, чем удается найти ее в новых месторождениях. Нефть Персидского залива, вероятнее всего, последний большой резерв этого вида топлива. После 2005—2010 гг. предполагается необратимый спад мировой добычи нефти. Наличие пика производства определяется „энергетической стоимостью“ добычи41. Если на поиск и извлечение топлива затрачивается столько же энергии, сколько ее содержит добытое горючее, дальнейший процесс теряет смысл. Денежная стоимость в данном случае не имеет никакого значения. Учитывается только энергетическая целесообразность. Как ни странно, это простое соображение осознается далеко не всеми и не всегда. После Второй мировой войны энергетическая эффективность (нефти. – М.Г.) составляла 50:1; в середине 1980-х она понизилась до 8:1, а для импортной нефти, с учетом доставки, до 5:1».42
Другим явлением, объединяющим оба сектора (аграрный и добычу ископаемых ресурсов), является возможность для властей страны, экономика которой имеет эти секторы в своей основе, установить и удовлетворяться общественным строем не сложнее феодального. Оба названных сектора прекрасно функционируют в стране без промышленности, науки, высоких технологий.
А также без парламентского способа принятия решений43 и, как следствие, без законов, обязательных к исполнению всеми гражданами страны без исключения. Тракторы и комбайны (обсадные трубы и вышки) можно купить на выручку, полученную за реализованное зерно (нефть). Для того чтобы выкачивать нефть и транспортировать ее за границу, населения нужно не много, образование ему потребуется не выше уровня ПТУ, а будущее начальство – отпрысков чиновников и олигархов (признаться, давно перестал улавливать разницу между первыми и вторыми) – всему в Лондоне обучат.
Заметка на полях
Вот как об этом пишет Сергей Игоревич Щеглов:
«Воспользуемся моделью СУ (Система Управления. – М.Г.) для ответа на еще один «вечный» вопрос современности: что же произошло с СССР в 1985—1993 гг.? Какой была эта «революция» – буржуазной? феодальной? номенклатурной? Оценив системы управления, сложившиеся в большинстве бывших союзных республик, а также во многих областях Российской Федерации, мы с легкостью ответим на этот вопрос: конечно же, феодальной! Как часто бывает в истории (вспомним 1930-е гг. в Европе), СУ-344 не справилась с кризисной ситуацией и разрушилась, уступив место более устойчивой СУ-2 – режиму личной диктатуры.
Что послужило экономической причиной такого события? На наш взгляд, ответ и здесь очевиден: нефть. Добыча нефти (и других природных ресурсов) не требует развитых рыночных отношений и точно так же, как сельскохозяйственное производство, порождает феодализм (выделено мной. – М.Г.).
