Сергей Фудель - Записки о Литургии и Церкви
«Вернии об оглашенных помолимся, да Господь помилует их, — взьшает и в наше время диакон. — Открыет им Евангелие правды. Соединит их святей Своей, соборней и апостольстей Церкви…»
Чтобы понять, что в древности эти «оглашаемые», эти люди, которые были обязаны покинуть храм на виду у всех, как недостойные еще в нем находиться во время дальнейшего священнодействия, — были люди уже высоко христиански просвещенные, достаточно прочесть некоторые строки из литургической молитвы об оглашенных эпохи Златоуста (IV век): «Помолимся прилежно об оглашенных, чтобы премилосердый Бог услышал молитву их, отверз их сердца к разумению того, что око не виде и ухо не слыша и на сердце человеку не взыде. Да научит их учению истины… Ангела мира просите, оглашенные. Просите о том, чтобы все предлежащее вам было мирно, мирен настоящий день и все дни жизни вашей. О христианской кончине молитесь. Предадите себя самих живому Богу и Христу Его» [90]. В древности на литургию верных не могли оставаться не только оглашенные, но и те христиане, которые за свои грехи находились под церковным запрещением участвовать в принятии Таинства — иногда на очень длительный срок.
Апостол Павел запретил «сообщаться с тем, кто, называясь братом (верующим. — С.Ф.), остается блудником, или лихоимцем, или идолослужителем, или злоречивым, или пьяницею, или хищником, с таким даже и не есть вместе… Извергните развращенного из среды вас» (1 Кор. 5, 11, 13). «Какое общение праведности с беззаконием? Что общего у света с тьмою?» (2 Кор. 6, 14). В христианстве вера неотделима от нравственности, от исполнения заповедей. Исполнение заповедей есть действование любви. «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди», — сказал Христос. Вера не может быть не действующей, не любящей. «Все… прекрасно, если веруете с любовию», — писал в начале II века св. Игнатий Богоносец [91]. «Старайтесь… благоуспевать плотью и духом, верою и любовию» [92]. «Вера есть Плоть Господа, любовь — Кровь Иисуса Христа» [93]. Как в литургии мы принимаем и Плоть, и Кровь Господню, так и в своей христианской жизни мы должны осуществить не одну веру, но и любовь, или, по слову апостола, «веру, действующую любовью» (Гал. 5, 6). Действование любви и есть христианский подвиг. Вне его, вне любви обескровленная плоть веры умирает. Нераскаянный грешник сам отлучает себя от Тела Христова, от Его Церкви, и тем самым не может участвовать в ее таинствах.
«…Будем жительствовать достойно Главы нашей… — пишет преп. Феодор Студит, — как сотелесники и соучастники и сонаследники Христовы… Оскверняющий тело уже не член Тела Христова, то же злопамятствующий или другой какою–либо страстью обладаемый, и потому недостоин причащаться Святых Тайн» [94].
Недопускаемые к причастию грешники выходили из храма перед началом главной части литургии.
Так было в древней Церкви. Но еще в ее средние века, в XI веке, преп. Симеон Новый Богослов советовал людям грешным, хоть уже принесшим покаяние и не находящимся под церковным запрещением, но еще недостаточно себя освятившим новой, чистой жизнью, воздерживаться от причастия, пока, — пишет преп. Симеон — «помысел твой и расположение твое не отложатся от злых дел греховных, пока не стяжешь твердаго намерения никогда уже не оставлять Добрых дел и… (пока. — С. Ф.) совершенно не возненавидишь грех». Пока же этого нет, «когда совершается Божественная литургия и священник или диакон скажет: «Елицы оглашеннии, изыдите», выходи из церкви, и становись в преддверии храма, и,., вспоминай о грехах своих, и плачь. Потом, когда кончится Божественная литургия, можешь опять входить в церковь» [95]. «…Тебе следует стоять за дверьми церкви, как оглашенному… Ибо оглашенным следует называть не толь ко невернаго (еще не крещенного. — С.Ф.), но и всякого, кто не зрит славы Господа откровенным лицем ума своего» [96].
Другой учитель Церкви — Симеон, архиеп. Солунский (XIV—XV века), это правило о несмешении в общении Таинства членов Церкви с теми, кто сами себя из нее вывели своими нераскаянными грехами, относит и к выниманию частиц из просфор. «Будучи внесена в чашу, — пишет он, — (частица. — С. Ф.) соединяется с Кровию. Поэтому душе, за которую была принесена эта частица, ниспосылается благодать: общение духовное. Если душа благочестива или и согрешивши покаялась, невидимо приемлет (она. — С. Ф.) общение Духа, часто же и телесную обретает пользу. Но если кто совершает грех и от него не отступает, делая себя негодным для общения (в Таинстве. — С. Ф.), в осуждение тому будет и принесенная о нем жертва. Посему иерей должен внимать и не принимать приношения от такового и не возносить жертв за таких, которые грех бесстыдно совершают, чтобы и самому с ними не осудиться. От сего искушения и скорби происходят. «Сего ради, — говорит Павел, — многие из вас немощны и больны, и не мало умирает» (1 Кор. 11, ЗО)» [97].
При том духовном невежестве, которым отличается наша церковная эпоха, трудно предположить возможность соблюдения этого указания. Но надо хотя бы знать о нем и о всей той тревоге, которую проявили руководители Церкви в древности, начиная с апостолов, о том, чтобы святыня Церкви была в святых руках, чтобы в общении этого Таинства не оказалось среди учеников снова Иуды. На Тайной вечери он был попущен — «да сбудутся Писания». Но это попущение есть страшное предупреждение на будущее и призыв к бдительности Церкви. Это надо знать и для себя лично, «да не в суд или во осуждение будет мне причащение пречистых Тайн» [98]. Апостольским предупреждением об опасности недостойного причащения полны наши молитвы перед причастием и после него: «Да не опалиши мене, Содетелю мой!»
Древнее отношение к причастию созидается как бы из двух противоборствующих сторон: стремления как можно чаще соединяться с Господом и страха причаститься в осуждение себе, «в опаление себя». Первое — устремление к еженедельному, ежедневному причащению, второе удерживает от него иногда на долгое время. Чтобы понять правду божественного страха перед бременем Таинства, приведу рассказ о преп. Филимоне. «Удостоен будучи пресвитерства, давно–давно, и так преискренно коснувшись небесного и жизнию и разумом, он всячески избегал Божественных священнодействий, как бремени… И Божественных Тайн причащаться, несмотря на такую постоянно опасливую жизнь, не причащался, когда случалось ему входить в общение и беседовать с людьми… А когда намеревался причаститься Божественных Тайн, то пред этим долго Докучал Богу, умилостивляя Его молитвами, псалмопениями и исповеданиями. Ужасался он гласа иереева, который возглашает при сем, говоря: «Святая — святым». Ибо в это время, говорил он, вся Церковь полна бывает святых ангелов и м Царь сил, таинственно священнодействовав и хлеб и вино претворив в Свое Тело и Кровь, чрез святое причащение вселяется в сердца наши. Почему, присовокуплял он, надлежит нам лишь непорочно и чисто и как бы вне плоти бывая без всякого сомнения и колебания дерзать на святое причастие пречистых Христовых Тайн» [99].
У многих в наше время нет никакого страха перед Таинством. Поэтому, может быть, будет полезно знать, как святые убеждали не каких–нибудь мирян, а священников воздерживаться от Таинства и удаляться от священства во избежаниe осуждения за недостоинство. «Без очищения себя не дерзай прикасаться святых Тайн, чтобы не пожжену быть, как сено, Божественным нем, — пишет преп. Феогност. — Сподобившись Божественного и честного священства, прежде всего себя самого обязан ты всегда иметь принесенным в жертву умерщвлением страстей… если не имеешь извещения от Духа Святого, что ты благоприятный посредник между Богом и человеками, то на пагубу себе не дерзай на всесвятое и страшное священнодействие Божественных Таин, перед коим ангелы благоговеют и от коего «благоговейно воздерживались многие из святых… Всеконечно лучше по сознанию своей немощи и отказаться от высокого чина священства, нежели с сознанием своей нечистоты принять его и носить… Не осилив отстать и очиститься от страстного расположения, как дерзаешь ты, окаянный, касаться того, что и для ангелов неприкосновенно?.. Или достойно и чисто — чтобы не сказать равноангельно — пользуйся властью божественного Священства, или отступи от сего страшного служения» [100]. Евхаристия, пишет св. Димитрий Ростовский, «приносится… не только за всех… верующих, но и (за. — С. Ф.) неверных, чтобы они обратились» [101]. Это приношение за весь мир во второй части литургии — литургии верных — делается еще более дерзновенным, еще более могущественным, но именно для этого дерзновения нужно, чтобы теперь вокруг таинственного Приношения за мир оставались только посвященные в него, только те, кто и сами себя готовы принести Христу.
