Виктор Острецов - Статьи разных лет
Но с другой стороны, а если бы не было этой легенды, чтобы оставалось делать нам, простым обывателям? А только одно. Ясно и без экивоков сказать:
— Братцы, а ведь это элементарное вредительство, проводимое этой самой партией и ее правительством!
Но этой мысли боялись как огня. Не то, чтобы она вовсе не приходила в голову, но боялись. К тому же возникала мысль: «И все же нелогично получается. Ну зачем это им нужно, вредить?»
Уж очень примитивно нас воспитывали на уроках истории. И вот где могучая сила марксизма себя и обнаружила. Все искали нелепицы в нем и до сих пор ищут. Все анализируют соотношения базы и надстройки, а главного не видят. Мы твердо усвоили из этих уроков по истории, что революцию делают голодные народные массы. Есть царизм, высасывающий все соки из крестьян и рабочих, есть царские прихвостни — дворяне, помещики и капиталисты. Эти живут хорошо. А те, что внизу — плохо. Бедные против богатых. Доступно и ясно. На пальцах можно объяснить любому. И совершенно не знали, что именно богатые и делают революции. И сколько бы потом не было фактов самых банальных и известных, ум отказывался их принять и как-то переварить. Сотни, тысячи томов всевозможных исторических исследований призваны были доказывать марксистскую схему о бедных и богатых. И хотя факты, начиная с тех же декабристов, были у всех перед глазами, наш брат, задействованный на этой схеме, ничего другого не видел. Ему, объясняли, что, есть исключения, ну тот же Ленин, например, но он-то на стороне бедных выступал, как и Чернышевский. «А-а! — мычали мы, — ну тогда конечно…»
И так воспитанные, мы не могли вместить в свой темный мозг совершенно очевидную, бросающуюся в глаза истину: «Партия и правительство занимаются самым активным экономическим саботажем на всех уровнях управления, обложив страну тысячами соответствующих инструкций, запрещающих, не рекомендующих и не позволяющих сгнаивать продукты, не устраивать дефицита, но одновременно приказывающих не реализовывать ни под каким видом нужного и полезного промышленного изобретения. Приказывающих при мало-мальском стабилизировании в системе управления проводить реорганизации министреств и ведомств. Как хорошо работала эта система, как слаженно! Мы-то видели хаос, неразбериху, а система работала прекрасно и точно по плану, отслеживая малейшее улучшение хоть в каком-то секторе народного хозяйства. И тут же следовала соотвествующая инструкция, поражающая кого-то глупостью, но на самом деле имеющая большой смысл. Ну, например, „запретить продавать в частные руки песок“. Без песка нет бетона, без бетона нет фундамента, а без него нет у вас и маленького домика на отведенном участке. Домики у всех были, бетон лежал в основании, но все это изначально было незаконным, все это надо было „доставать“, и всякий строитель волей-неволей становился вором. Его не ловили, но он должен был знать, что висит на крючке. А он и радовался: как хорошо, что у нас все эти законы не соблюдаются. А они и были предназначены не соблюдаться. Все воровали, неразбериха, „страна дураков“. И все довольны. И все боятся и чувствуют свою зависимость от партии и правительства. Как боялись правители того, что страна станет жить сытно и богато, показывает такой факт.
Рассказывает один из участников „правительственного задания“: „Надо было рассчитать такое количество земли в расчете на семью их трех человек, чтобы с этого участка нельзя было собрать, при самом передовом методе агрономии, такой урожай, который бы превысил насущные потребности семьи.“ Мысль понятна: чтобы как бы невзначай в стране не появилось избытка продуктов, полученных с дачных участков. Рассчитали, и оказалось, что это в среднем шесть соток. Та же картина и с парниками: не более определенного размера. А мы? Мы опять говорим, что у нас „страна дураков“. А тут мысль работала четко: как сделать, чтобы богатейшая страна, в которой и без всякой техники появлялось на свет такое количество продуктов на полях и в садах, что она могла и без всяких „ударных пятилеток“ накормить себя и еще пол-Европы. Технология искусственного обнищания страны лежала перед глазами. И мы знали и об инструкциях, и о многом другом, но боялись смотреть правде в глаза, да и не было соответствующего мыслительного и познавательного аппарата.
Кстати, вспомним, какая тема была самой закрытой, о чем вообще практически не писали? О масонстве. Было две-три публикации о масонах как о передовом отряде имперализма, а Коммунистическая партия — вроде бы первый и главный враг масонства.[4] Но сама тема, с подачи наших академиков, вроде незабвенного Минца, надо полагать масона немалых градусов, казалась большинству какой-то несерьезной. Особенно в таком отношении к ней усердствовали вечные медиумы вечного прогресса — иудеи. Они почему-то не любили и не любят эту тему. Почему?
— Ну, хорошо, — спрашивали, — ну, вредительство. Но зачем?
Наивные люди, они думали, что все такие же простаки, как и они, как и все мы, такие же безыдейные обыватели, живущие куском хлеба и простенькими утехами в виде любви, дружбы и рыбалки со славной выпивкой на берегу речки. Малые дети… Мы не знали, как трудно руководить обществом, как трудно вести его по пути прогресса, как трудно выбивать из нас „дурь“ национальной психологии, нашего исторического прошлого и наших славных привязанностей к патриархальной тишине и дружелюбию. „Там наверху“ знали, что на самом деле мы — еще сила, с которой „им“ приходится считаться. И именно поэтому „они“ не могли сказать нам откровенно:
— Вы — сырье для атлантических стран. Ни вы, ни ваши дети прогрессу не нужны. И чтобы можно было вас гробить, нужно уничтожать все то хорошее и нужное, что вы делаете и что выращиваете. Вы с вашей психологией опасны всемирной демократии, а мы делаем то, что ей нужно. И именно для этого мы и пришли к власти в 17-м году.
В этом смысле характерен один эпизод, который поведал в перестроечные времена один партийный бонза:
„В середине пятидесятых, — рассказывал он, — над страной нависло мрачное облако голода, весьма очевидного и тяжелого. Надо было предпринимать срочные меры. Самым разумным и экономически выгодным было вложение средств в сельское хозяйство Центральной России. Но, — замечает он без комментариев, — такой вариант исключался изначально. Решено было взяться за казахскую целину.“… И там угробить половину национального дохода страны, подрывать русскую демографию и получить быстро первый хлеб, а заодно осуществить давнюю программу социал-демократов, принятую еще на 3-м съезде: развивать национальные окраины за счет Великорусской нации.
Когда заходит разговор на эти темы и вообще на тему „страны дураков“, то на вопрос: „Почему все законы, инструкции направлены против наших крестьян, и отчего так хищно и зверски власть к крестьянам относится?“, следовал стереотипный ответ: „Политика, брат!“ В ответ ему: „Вредительская?“ Раздражение: „Ну почему так сразу — вредительская?“. И — в сторону. А что тут скажешь: „Масонов нет, вредительства нет, а откровенный саботаж есть!“ Нищета Центральной России, самой работающей, кстати, очевидна. Что тут скажешь?
Теперь мы продолжаем разоблачать плохого Сталина и плохого Ленина. А если бы они были бы хорошими, то что?
И кажется, надо было бы уже понять, что и все обещания большевиков, и вся показная сторона их пропагандистской деятельности имели в виду совершенно свои, внутренние цели и задачи, с которыми они справились блестяще. Что это за цели — можно сказать, глядя сегодня в окно и наблюдая происходящее. Это еще не вся энтелехия, как говорил Аристотель, не вся еще завершенность, но все главное видно.
Куда в одночасье пропала большевистская армия пропагандистов или для чего России навязали марксизм?
Насколько марксизм был создан для текущего, так сказать, момента, говорит тот факт, что сегодня нет даже намека на его присутствие. А где, скажите пожалуйста, все эти тысячи тысяч убежденных марксистов и „научных атеистов“? Где? Ведь от убеждений, да еще философских с историческим материализмом, да еще с диалектическим, так просто не отказываются, в одночасье. Не сразу и не все. Не может быть, чтобы сразу все наши идеологи, писатели, публицисты вдруг забыли целую систему своего мировоззрения, перестали даже употреблять слова из марксистского лексикона. Целые поколения выросли со словами о переходе количества в качество, о единстве противоположностей, о неизбежности победы коммунизма, о том, что „Бога нет“, а есть только „поповские выдумки“. И что религия враждебна науке и зовет нас в прошлое.
Давно ли это все красовалось на многочисленных стендах в учреждениях, давно ли об этом писали наши могучие философы и армия наемных работников политпросвещения? Ну хорошо, изменились времена, но почему так вдруг, сразу, и ни одной больше строчки на эту тему? Где, скажите, наши воинствующие атеисты? Почему они-то вдруг забыли, что „Христа никогда не было“, и что все это выдумки. Куда делся, скажем, незабвенный то ли иудович, то ли соломонович, но Крывелев — это точно, столь яростно, а главное, „научно“, разоблачавший христианство? Кажется, сейчас-то им самое время было бы вступить в решительный бой с „мракобесием“. Ведь оно, „мракобесие“-то, теперь цветет и пахнет. И как раз теперь, когда „попы вновь дурят народ“, им бы и выйти на арену борьбы за свет и правду. Ан нет. Как какие-то болотные лешие, они исчезли все разом, при свете солнечного дня. И в этом феномене, не таком простом, как кажется, можно увидеть очень простой факт, даже не один.
