Владимир Крупин - Время горящей спички (сборник)
Может, вернуться к Иван Иванычу, успокоить его? Но никаких сил. Ладно, завтра. Я швырнул в сенях загремевшие лыжи, резко рванул дверь и гаркнул:
— Вам было сказано — не пить!
И опешил. Они и не пили. На столе, на белой, расшитой красными узорами скатерти, стоял самовар, на расписных тарелках лежали пироги и баранки, пряники и конфеты. Во главе стола восседала Юлия, вся в белом, и Генат, весь в черном. Остальные не сказать, чтоб были нарядны, но и следов запустения не было. Приличный народ.
— Хозяин, — поднялся оборонщик. Он был в зеленом кителе. — Вы скомандовали: встать на просушку, мы и встали.
— А я легла, — объявила пьяненькая Людмила. — Доченьку взамуж отдать, да не напиться! Живу я лучше всех, но никто не завидует.
— А я не лег, мужаюсь! — отчитался веселенький Аркаша. — Хотя, чувствую, хорош.
— Загадка русского языка, — это выступил Ильич, я его, хоть и переодетого, узнал. — Аркаша пьян, но мы ему говорим: ну ты, Аркаша, хорош. А завтра: ну, Аркаш, ты вчера был в полном порядке. Хотя он, как можно лицезреть, в полном беспорядке.
— А нам что пожелаете? — поднялась невеста. — Я надеялась на тебя, так надеялась! Завилась, борщ стряпала. Борщ не ел, на завивку ноль внимания, а мне что? Так и молодость пролетит золотой пчелкой. А ты все седеешь и седеешь. А Гената стало жалко, ведь человеческая единица, подлежит сохранению, так ведь?
Генат, не вставая, серьезно на меня посмотрел и кивнул головой:
— Устал я, блин, греться, на фиг, у чужого огня. — Этим он как бы объяснил переход в свое новое состояние. И добавил: — Тут зарыдать способна и корова. Но ты-то, что ж игнорируешь? На следующую свадьбу чтоб не опаздывать. Задробили?
— Совет да любовь, что еще говорят в таких случаях, — пожелал я и скомандовал: — Ближайшие родственники и Аркаша остаются на месте, остальные на выход!
Сам встал за порогом и, когда они проходили возле меня, негромко говорил:
— К Иван Иванычу.
Старался читать Иисусову молитву, но получалось плохо. Вспомнил краткое правило преподобного Серафима Саровского. Но и оно не говорилось. Думалось почему-то, что тут и на березах, и на крышах — всюду телекамеры. Неужели начинаю бояться?
Военный полночный совет
Шагали молча.
— То есть со вчерашнего дня не пили? — спросил я рядом шагавшего.
— Вы ж приказали. Мы и рады стараться. И курить заодно бросили.
Казалось, Иван Иваныч даже и не удивился. Я сразу объяснил ему, что источник таинственного электронного писка был у меня в кармане.
— Мы у тебя позаседаем?
— Да ради Бога. Все ж свои.
— А Лева где? — спросил кто-то. — Леву потеряли. Или потерялся?
— Если он стукач, — стал я размышлять вслух, — то пока ему нечего сказать. Он тогда бы тем более стремился на совет. Ладно. Алеша, читай «Царю Небесный».
Перекрестились, расселись. У Иван Иваныча было довольно свежо, поэтому сидели в пальто и шубах.
— Итак, братья без сестер, — начал я, — вы не оправдали надежд тех, кто вас сюда завез. Я тоже не оправдал, поэтому… поэтому мы все обречены. Не спились — будете отравлены, не отравят — значит, утопят или просто выведут в лес и пристрелят. Или, скорее всего, просто чем-то заразят, усыпят и так далее. Меня, например, когда повезли сюда, усыпили, чтоб я не видел, куда везут.
— Да ведь и мы понятия не имеем, где мы.
— Как? — потрясенно спросил я. — А местные?
— Тут нет местных.
— А Аркаша, а продавщица, а Генат? Людмила?
— Если они и местные, то у них отбили непонятным образом память.
— Не будем терять времени. Коротко, по кругу, сообщите, какие выводы вы делали по своим направлениям. Вы? — Ближе ко мне сидел агроном Вася.
— Выводы у всех у нас были одни — без Бога ни до порога. Так, братья?
— Ты короче, тебе велено про свои опыты доложить.
— Опыт был в том, что засеивались сразу по два участка каждой сельхозкультуры. Уход один и тот же, одни и те же погодные условия. Но поразительный результат: те, которые сажались с молитвой, над которыми свершался молебен, не были подвержены ни вредителям, ни сорнякам.
— Священника приглашали? Откуда? — Я почему-то вспомнил «старца».
— Нет, Алеша окроплял.
Смущенный Алеша поднялся:
— Может, это самочиние у меня, самоуправство, ревность не по разуму? Но результаты подтверждаю.
— Молодец. Садитесь. Следующий по кругу. — Встал музыкант Георгий. Я удивился: — Что, и музыка без Бога ни до порога?
— Она у меня в увлечениях, — разъяснил Георгий. — А так моя тема — сопоставление монархии и демократии. Вот квинтэссенции: выборная власть людей разоряет, ссорит, притупляет чувство ответственности за страну. Курс на благосостояние ведет к деньгам, от них к гордыне. Президентская власть держится угождением толпе, монархическая сильна исполнением заповедей Божиих. Власть не от Бога связана с силами зла и в конце концов неизбежно падает вместе с ними. Президент — временщик, царь — отец. Монархия сплачивает людей. Конечно, и она не идеальна. Время судей было для Израиля более благоденственно, нежели время царей. Но они сами просили царя.
— Гера, это ликбез, — перебили его.
Встал и Ахрипов:
— Социальные вопросы. Да ведь и у меня ликбез, потому что ни семьи, ни школы, ни заботы о стариках без веры в Бога быть не может. То есть может, но и школа будет растить англоязычных «фурсированных» егээроботов, и семьи будут распадаться, и старики будут несчастны. Болезни превращаются в средство наживы недобросовестных врачей. А недобросовестны те, кто живет без голоса Божьего в душе. Понимание того, что болезнь — это следствие греха, должно войти в сознание людей. Перенесение болезни без ропота — начало выработки терпения… Так что и я ничего нового сказать не могу. Но они ждали, что я буду оправдывать аборты, эвтаназию, телегонию, прости, Господи.
Он сел. Вскочил лысый Ильич:
— Для начала не удержусь, сообщу, что передовые либералы и демократы начали именно так называть дочерей: Эвтаназия, Телегония, Себоррея. Уже в детском саду воспитательница Аэробика Фитнес водит с ними хороводы и учит петь: «Как у нас нонче субботея, как у нас нонче диарея…»
— Ты о деле давай, — перебили его.
Лысый Ильич поморщился:
— Да ведь не знаешь, что интереснее. У меня, — он листал блокнот, — о социальных сдвигах и катаклизмах. Это наказания Божии. Более того, я писал в выводах, что как Атилла для Европы в первом тысячелетии, так и масоны со своими воспитанниками-большевиками для России были бичом Божиим за вероотступничество. Но что эти же события высвечивали и величие Божие. Явилось миру созвездие новомучеников начала двадцатого века. На одном Бутовском полигоне упокоилось более трехсот страдальцев, причисленных к лику святых.
Все перекрестились. Ильич продолжил:
— Позвольте позволить сообщение для улыбки. Исследование обезбоженного сожительства супругов. Коротко: кошку год корми — за день забудет, а собаку день корми — год будет помнить. Кошка в доме, собака во дворе. И идущее из глубины веков выражение о женщине: ребро Адама — кость упряма. Главное дело жены — загнать мужа в гроб, а потом говорить, что он был всех лучше. Если мужа жена не лелеяла, то открыл он закон Менделеева.
— Некогда уже комиковать. Да и не закон — систему. Садись, Ильич.
Ильич сверился по своему блокноту:
— Еще же о торговле при демократии. Только резюме: товары и продукты питания становятся все хуже и хуже и все дороже и дороже.
В тишине было слышно, как прогудела досрочно проснувшаяся муха.
— Шеф, — заговорил Иван Иваныч, — надо снять из твоего дома всю, к хренам собачьим, электронику.
— Так-то оно бы и так, — я стал рассуждать вслух. — Но ведь это тут же заметят, сделают выводы. А вы что, уже меченые? Не можете выйти за пределы круга? Почему Аркашу отбрасывало, когда он за мной устремился?
— Ну? — сурово вопросил Иван Иваныч. — Вас спрашивают, отвечайте! Меченые? Думаю, да, — сказал он. — Пить надо меньше. Вас подловили на пьянке и прочипили. Сделали с вами, как со всеми будут делать: вначале прикормили, как цыплят: цып-цып-цып, потом: чип-чип-чип. Точно так же будет. Прикормят, особенно молодежь, она сама побежит за печатью. Но это пока не печать антихриста, ибо ее принимать надо добровольно. А вы до этого не пали.
— Да если так, я эту печать с мясом вырежу! — взревел оборонщик.
— Будем рассуждать далее, — продолжил я. — Вас надо отсюда вывести и вывезти. Соберите мне паспорта. — Я вдруг заметил, что все они как-то виновато сникли. — Что, и паспортов нет? Ой-ой-ей. Передо мной беспаспортные яйцеголовые бомжи с залежами ума и глыбами интеллекта. И куда вас? Георгий, Василий, Георгий-старший, сейчас же в избу Аркаши, пока он на свадьбе. Обыскать. Думаю, именно он ваши паспорта выкрал. Догадка. Но надо ее проверить.
