Владимир Крупин - Время горящей спички (сборник)
— Честно скажу, еще из-за того прошу, — объяснил я, — мне надо увериться, что не сплю, что все происходит у них и здесь в одно и то же время.
— Да ради Бога! Только замечу, это для них будет впервые. Пожалуйста, короче, несколько слов. — Николай Иванович опять ткнул куда-то в клавиатуру. В избе раздался сигнал, который звучит в аэропорту перед объявлениями. Все там прямо вскинулись и замерли.
— Слышно меня? — спросил я в микрофон.
— Так точно! — первым очнулся оборонщик.
— Поняли, кто с вами говорит?
— Д-да! — как выстрелил оборонщик. — Товарищи офицеры!
Все вскочили.
— Слушать и выполнять! — скомандовал я. — С этой минуты приказываю встать на просушку! Резко протрезветь! Как поняли?
— Так точно! — отрапортовал оборонщик.
— Конец связи.
Экран погас и стал обычным матовым стеклом.
— Лихо вы их, — подметил Николай Иванович. — Идемте.
Мы пошли по коврам зимнего сада, и Николай Иванович, как бы между прочим, спросил:
— А вчера, ближе к вечеру, вы куда-то прогуливались?
Я чуть не сказал про Ивана Ивановича, но что-то остановило меня.
— Проветривался. Там же дышать нечем. Их корпоративная пьянка пропорциональна интеллекту. Все по-русски — спиваются мастера, а подлецы никогда.
То есть, подумал я, Иван Иваныч у них не под колпаком. Зачем-то же мелькнула эта мысль?
Главный разговор
— Николай Иванович, — сказал я, — благодарю за откровенность и надеюсь на ее продолжение.
— К вашим услугам.
— Итак, зачем я вам?
Он на ходу поправил какое-то экзотическое растение в керамической вазе, потыкал указательным пальцем в землю цветка, покачал головой.
— Сухо. И неужели все время надо напоминать? Работнички. — И ко мне: — Вы говорили, что у России нет никаких секретов. Но согласитесь, это и есть секрет.
— То есть чего это она все никак не помрет?
— Хотя бы так спросим.
— Россию хранил Удерживающий, царь православный. А нет его, кто хранит? Россия же жива. Хранит Сам Господь Бог, Дух Святой. И это реальность. То есть никому не надо с нами связываться. А все неймется. Упование на золото да на оружие. Какой был великанище Голиаф? А как вооружен! Что рядом с ним Давид? Несерьезно же. Но победил. Дело не в оружии — в духе. Бомбить стариков и детей ума много не надо, но ведь до поры до времени. Цивилизация Америки — путь в бездну с оплаченным питанием и проездом. Хорошо бы наших побольше с собой захватили.
— А вы кровожадны.
— Ничуть. Мораль демократии заглушает страх Божий, отсюда рост числа развратников. О них говорю. Их жалеть?
— Что вам, не все равно, какая у кого ориентация? Вы об этом? Свобода.
— Ну вот пусть свободно и гибнут. Это же Россия — страна целомудрия. Помните картину «Апофеоз войны», пирамиды черепов? Это черепа педерастов Ближнего Востока. А Карфаген, Содом и Гоморра, Помпея? Все гибли от разврата. В России такой заразы не водилось.
— Всегда узнаешь что-то новое, — Николай Иванович остановился, слегка повернул около цветка лампочку обогрева и освещения. — Забудем извращенцев. Вопрос: революция возможна сейчас в России?
— Нет. Революционеры банкирами стали. Хотя… хотя в России все возможно. Рецепты революции прежние: три дня населению хлеба не давать, ворье и шпану из тюрем выпустить, винные склады сами разграбят. Как Ленин учил — телеграфы и банки взять. Телеграф уже не обязательно, связи хватает, а банков, на радость шпане, стало побольше. Охранники тоже оживятся, и они не дураки гибнуть за буржуев. А для молодежи, нашей и не нашей, очень сладостна музыка водопадов осколков стекла разбитых витрин. Электростанции и водопровод взорвать, газом побаловаться. Бомбы с удовольствием будут бросать бомжи. Запасов взрывчатки — тонны. Но думаю, пока будет тихо. Помойки сейчас сытные, собаки хлеба не едят.
Николай Иванович неопределенно посжимал и поразжимал пальцы правой руки.
— Вообще, Николай Иванович, при разговоре о России надо все время держать в уме, что ей нет аналогий. Глупость наших правителей в том, что они насильно тащат Россию в мировое сообщество. Да, мы на одной планете, но мы другие. И единственные. Мы от хлеба и зрелищ не погибнем. На шее у нас всегда сидели всякие захребетники. Но где они? Вопят из ада, завидуя нищему Лазарю. — Я подумал вдруг: а зачем я все это ему говорю, такому умному?
— Вы спросили, зачем вы здесь, — заговорил Николай Иванович. — Отвечаю. Хотя мы и недовольны результатами труда этой когорты, но решили еще попробовать. Знания у них, не в пример зашоренным западным ученым, прочны и разнообразны, не бросать же на ветер такое богатство. Не вам напоминать школы демагогов в античности, не вам сообщать, что система демократии была создана искусственно по заданию плутократов. Но вот, по прошествии веков, начала давать сбои, разболталась в пути. Вопрос: подлежит демократия ремонту или бесполезно ею заниматься и надо изобретать что-то другое? — Николай Иванович сделал паузу. — Вот за это мы и хотели их посадить под вашим чутким руководством. Наша установка — все-таки не торопиться со свержением демократии, а выработать рекомендации по ее укреплению, обеспечить ее жизнеспособность для начала лет на двести. Ведь уже было двести лет вместе. Возьметесь?
— Русский писатель помогает демократам? Сон смешного человека.
— Знаете, скажу до конца. Мы не наивны и понимали, что Россия быстро распознает сволочизм чикагских мальчиков. Я один из них, но не хапал, я русский. Есть реальная Россия, ей надо помогать. Много ли в прошлые годы было воплощено в жизнь проектов ваших друзей? Вы жалели деревни — их сносили, кричали о сбережении леса — его вырубали, были против показа западных развратных фильмов — их крутили день и ночь. Что касается монархии, это, простите, такая утопия, что и обсуждению не подлежит. Надо — дадим конституционного монарха, жалко, что ли? Взят, взят ваш помазанник Божьей волей, молитесь, да и достаточно. Надо Россию спасать в современных, — он это слово выделил, — условиях. Ничего не возвращается. Да и вы в прежнюю свою жизнь уже не вернетесь. Да, так. Слушайте, — вдруг вдохновенно заговорил он, — ведь может же быть хоть раз в мировой истории такое, что закулисный кукловод — русский человек? Мне ничего не важно, не интересно, кроме того, что я сделаю Россию страной будущего. Я прекращу воровство чиновников страхом наказания, уничтожу пьянство штрафами, запрещу аборты, поставлю пределы нашествию иноязычных. Это плохо? У меня нет личной жизни, и не было, и не будет. И я никого не жалею, а прежде всего себя. И вам говорю: вам все равно тут погибать, так что… делайте выводы.
Мы вышли в просторный вестибюль, в который выходили коридоры.
— Слишком по-разному смотрим мы на будущее России, — только это я и смог ответить Николаю Ивановичу.
— Ничего, ничего. — Он уже был спокоен. — Переодевайтесь, и на заседание.
Появилась Лора и почему-то шепотом, на ходу сообщила, что старец меня утвердил. Проводила до дверей номера. На окнах в нем были тяжелые бордовые портьеры. Когда я отвел их в сторону, то за окном, со стороны улицы, были еще одни, уже черные. Я уселся на диван, посидел, тяжко вздохнул и пошел под душ.
Вышел, увидел на диване костюм. Моего размера.
Заседание. Страхи и надежды
Комната была овальной. Стол в центре, пользуясь выражением Николая Ивановича, с ней корреспондировался, то есть тоже был овальным. По стенам, скрытые полумраком, пейзажи разных широт и долгот, на столе перед каждым откинутая крышка компьютера, микрофон. Было это все и предо мной. Я уже был переодетый и освеженный душем. Настойчиво пахло каким-то дезодорантом. Ни мне никого, ни меня никому Николай Иванович не представил. Он тут явно был центровым.
— Докладывайте, — пригласил Николай Иванович мужчину, сидевшего напротив меня, но не назвал его. Мужчина, взглядывая на свой экранчик, говорил долго. По тому, как его слушали, я понял, что ничего нового для присутствующих он не сказал. Но слушали вежливо.
Доклад говорил о судьбах планеты. Я кое-что помечал для себя на листках бумаги предусмотренной богатой авторучкой. В докладе рассматривались варианты гибели планеты. Все государства как-то дружно, не от одного, так от другого, закруглялись, только вот Россия не лезла ни в какие рамки. Не получалось ее сравнить ни с одной страной, она даже и не страной представлялась, а целым миром, цивилизацией со своей религией, культурой, будто и не земная была, а пришедшая извне. Кстати, она единственная не была создана путем захвата. Ее исследовали больше других. Докладчик сообщал:
— Надежды, что с разрушением Союза и Россия погибнет, не оправдались. Не было учтено, что Россия за века выживания привыкла к минимуму потребностей. Тогда было изобретено и внедрено в Россию через агентов влияния понимание, что все народы развиваются и идут по одному пути. И если ты не идешь по этому пути, ты нецивилизован, ты дикарь, твое место в обслуге золотого миллиарда.
