Неизвестен Автор - Лекции о сущности религии
С религиозным идеалом, далее, связываются всегда различные неразумные, даже суеверные представления. Дело в том, что религия представляет этот идеал в то же время и как существо, от воли которого зависит судьба человека, как существо личное, или, во всяком случае, самостоятельное, от человеческого существа отличное, которое человек должен почитать, любить и бояться, к которому, короче говоря, он должен обращаться со всеми теми своими ощущениями и умонастроениями, которые можно испытывать лишь по отношению к действительному, живому существу. Человек не имеет никакого представления, никакого предчувствия другой действительности, другого существования, кроме чувственного, физического. Религия представляет поэтому идеал, хотя он и является существом, живущим только в мыслях, или только моральным, - существом одновременно и физическим. Она превращает существо, являющееся лишь в представлении человека высшим существом или образцом для подражания, в существо, которое есть первое и само по себе, в существо, от которого произошли все остальные чувственные телесные существа и от которого они зависят в своем бытии. В том и заключается бессмыслица религии, что она цель человека делает началом мира, принципом природы. Так как он себя чувствует и сознает зависимым от своего идеала, так как он чувствует, что без этой цели он ничто, что он вместе с нею теряет и смысл, и основу своего бытия, то он верит также и в то, что мир не может существовать без этого прообраза, что он без него - ничто. Это человеческое тщеславие, которое дает себя знать не только в блестящем мундире государства, но и в смиренном монашеском или священническом облачении религии, это - употребляя современное выражение - романтика, отводящая своему религиозному идеалу первое место и даже приносящая в жертву все прочие вещи для того, чтобы выразить этим свое почитание, Как влюбленный, по крайней мере романтический влюбленный, видит, как перед ним исчезают добродетели и прелести всех других женщин по сравнению с его возлюбленной, как она в его глазах - единственная, несравненная, чья красота не поддается описанию и есть образец и воплощение всех женских добродетелей и прелестей, так что на долю других женщин ничего не остается, то есть они лишены всех прелестей, которыми завладела эта единственная, точно так же относится человек и к идеалу своей религиозной любви. Все другие вещи и существа превращаются в ничто по сравнению с ним, ибо он есть воплощение всех добродетелей, всех совершенств. Бытие всех других вещей ему как таковое непонятно, потому что безразлично, как романтическому влюбленному бытие всех других женщин; но так как они все же существуют, несмотря на его религиозный идеал, который один достоин существовать, то ему приходится выдумывать какое-нибудь, хотя бы и самое плохое основание их бытия; и он его находит в их, правда, весьма отдаленном сходстве с его религиозным идеалом, находит лишь в том, что они все же имеют в себе нечто божественное, нечто, хотя и весьма мало совершенное, так и романтический влюбленный оказывает другим женщинам ту милость, что оставляет их жить рядом с его единственной, потому что все же они имеют некоторое сходство с нею. Ведь другие женщины - тоже женщины, точно так же, как и другие существа суть так же существа, как и божественное существо.
В силу этого только что изложенного основания, но, разумеется, не только в силу его одного, и выходит, стало быть, что человек своему религиозному идеалу уделяет первое место среди всех существ и все остальные существа заставляет возникнуть не только после него, но также и из него. После него заставляет он их возникнуть потому, что они по своему достоинству ниже его, потому что он первое по достоинству существо делает и первым по времени, потому что человек, а именно человек древнего мира, из которого религия вышла, рассматривает старейшее, более раннее, как нечто более высокое, чем то, что более молодо и ново; из него же, из идеала, он заставляет их произойти лишь в силу отрицательного, а потому и несущественного основания, лишь в силу своего невежества, лишь потому, что он не знает, откуда бы их произвести ему. Например, "Древность стоит ближе всего к богам" {Цицерон, О законах). Одна ошибка влечет за собой другую. Первой ошибкой религии является то, что она делает религиозный идеал первичным, первым существом, второй ошибкой - то, что она заставляет остальные существа из него произойти;
первая же ошибка необходимо влечет за собой вторую. "Окажи сопротивление началу!" - это положение применимо как в религии, так и в политике. Но насколько оно общепринято и восхвалено в медицине, морали и педагогике, настолько же оно ославлено в политике, в религии. Рационализм если взять пример из области религии, которая ведь является предметом нашего изложения, - врачует и повсюду верно отмечает очевиднейшие ошибки религиозного верования, являющиеся, однако, ошибками только второго, подчиненного сорта, основные же ошибки, следствием которых являются все прочие, он оставляет нетронутыми как неприкосновенные святыни. Поэтому на вопрос рационалиста, обращенный к атеисту,- что такое атеизм, - ответ гласит: рационализм есть недопеченный, половинчатый, неосновательный атеизм. Или ответ таков: рационализм, это - хирург; атеизм- терапевт. Хирург лечит лишь от болезней, бросающихся в глаза, терапевт - от болезней внутренних, неуловимых пальцами и щипцами. Однако от этого эпизода вернемся опять к нашей теме.
Бог, религиозный идеал христианина, есть дух. Христианин отвергает свое чувственное существо; он ничего не хочет знать об обыкновенном "животном" стремлении к еде и питью, об обыкновенном "животном" влечении к половой любви и любви к детям; он смотрит на тело, как на позор, на постыдное пятно, лежащее со дня его рождения на его благородстве, на его чести, которая состоит в том, чтобы быть духовным существом, как на временно необходимое принижение и отрицание своего истинного существа, как на грязный дорожный костюм, как на вульгарное инкогнито своего небесного гражданства. Он хочет быть и стать только духом. Правда, древние христиане верили в воскресение плоти, и различие между верой христиан, по крайней мере древних, и верой языческих философов в том именно и состоит, что они верили не только в бессмертие духа, способности мышления, разума, но и в телесное бессмертие. "Я не хочу пережить не только душу, но и тело. Я тело хочу иметь с собой", говорит Лютер. Но в том-то и дело, что это тело целиком небесное, духовное, то есть воображаемое тело, которое, как и вообще религиозные предметы, нам ничего другого не представляет и не конкретизирует, как сущность человеческих желаний и воображения. Духовное тело есть такое тело, которое, подобно фантазии, воображению человека, в один миг переносится в отдаленные места; которое, подобно представлению, проникает сквозь затворенные двери, потому что затворенные двери или стена не являются препятствием к тому, чтобы я мог в своем воображении нарисовать себе то, что происходит за стеной; это - такое тело, которому нельзя нанести удар кулаком или ногой, которое нельзя ранить ударом или выстрелом, как нельзя нанести удар кулаком или ногой образу фантазии или сновидения; оно поэтому совершенно чудесное тело, осуществленное сверхъестественное желание человека иметь тело без болезней, без бед, без страданий, без возможности поранения и без смертности, а следовательно и без всяких потребностей; ибо ведь от разнообразия потребностей нашего тела и происходят как раз разнообразные болезни и страдания его, как, например, потребностью в воздухе объясняется как существование легких, так и их заболевания. Если бы мы не нуждались в воздухе и не имели легких, то имели бы одним источником и родом болезней меньше, чем имеем теперь. Но небесное, духовное тело не нуждается в воздухе, в еде, в напитках; это - лишенное потребностей, божественное духовное тело;
короче говоря, - это вещь, не отличимая от продукта человеческого воображения и человеческих желаний, это тело, которое на самом деле не есть тело. Поэтому, несмотря на наличность небесного тела, мы можем рассматривать дух как идеал, как цель христианина и даже древнего. Различие между различными категориями христиан заключается лишь в том, что древние христиане, верившие в чудеса, имели своим идеалом или образцом главным образом дух воображения, дух, чреватый чувственными образами, созданными настроением; христианские, верующие в бога философы имели своим идеалом дух, создающий из образов общие понятия, мыслящий дух;
рационалисты и моралисты - дух, выражающийся в действиях, практический моральный дух.
Таким образом, так как для христианина дух - чувствующее, мыслящее, желающее существо есть его высшее существо, его идеал, то он делает его и первым существом, причиной мира; то есть он превращает свой дух в предметное, вне его существующее существо, от него отличное, из которого он поэтому производит или выводит вне его существующий овеществленный мир. По представлению христианина, бог, то есть овеществленный, вне человека представленный существующим дух, создал мир своей волей и разумом. Но этот дух, творящий мир, христианин отличает в качестве совершенного бесконечного духа от своего или вообще человеческого духа как духа несовершенного, ограниченного, конечного. Этот процесс различения, это умозаключение от "конечного" духа к духу бесконечному, это доказательство бытия бога, то есть в данном случае совершенного духа, есть доказательство психологическое. В то время, как так называемое космологическое доказательство исходит от мира вообще, физиологическое или телеологическое доказательство - от порядка и связи, от целесообразности природы, психологическое доказательство, являющееся доказательством, характерным для сущности христианства, исходит от психики, или души, от духа человека. Языческий бог есть бог, выведенный из природы, происшедший из природы;
