Франсин Риверс - Любовь искупительная
— Мне некуда больше идти, — сказала мама. Женщина взглянула на Сару.
— Не стоит даже спрашивать, чей это ребенок, — проговорила она с грустной улыбкой. — Она очень красива.
— Пожалуйста, мама.
Женщина открыла дверь шире и впустила их. Они прошли в небольшую комнату, всю заставленную книгами.
— Подождите здесь, пока я поговорю с твоим отцом, — сказала женщина и вышла. Мама ходила, нервно заламывая руки. На несколько секунд она замерла, прикрыв глаза. Ее губы шевелились. Женщина вернулась с совершенно белым лицом: казалось, на нем добавилось морщин. По ее щекам текли слезы. — «Нет», — горько сообщила она. Одно слово. Только одно. «Нет».
Мама шагнула к двери, но женщина остановила ее.
— Все, что он скажет, только ранит тебя еще больше.
— Ранит? Разве что–то сможет ранить меня еще больше, мама?
— Мэй, пожалуйста, не надо…
— Я стану умолять. Я брошусь на колени. Я скажу, что он был прав. Он был прав.
— Это не поможет. Он сказал, что его дочь умерла. Мэй побежала к двери.
— Я не умерла! — раздался ее крик.
Женщина попыталась удержать ее. Она быстро пошла следом, плотно прикрыв за собой дверь. Сара осталась одна и сидела, прислушиваясь к доносящимся голосам.
Через несколько минут мама вернулась. Ее лицо было очень бледным, но слезы уже высохли.
— Вставай, дорогая, — сказала она хмуро. — Мы уходим.
— Мэй, — заговорила женщина. — О, Мэй… — Подойдя, она что–то вложила ей в ладонь. — Это все, что у меня есть.
Мама не произнесла ни слова. Из соседней комнаты донесся раздраженный, требовательный голос.
— Мне нужно идти, — быстро проговорила женщина. Мама кивнула, и они вышли за дверь.
Дойдя до конца зеленой аллеи, Мэй разжала ладонь и взглянула на купюру, которую дала ей мать. Криво усмехнулась. Опять взяла Сару за руку, и они двинулись дальше. Слезы ручьем текли по ее щекам.
Мама продала свое кольцо с рубином и жемчуг. На эти деньги они смогли прожить какое–то время в гостинице. Вскоре мама продала музыкальную шкатулку, и еще некоторое время они довольно прилично жили в недорогом пансионе. Когда деньги закончились, мама попросила Сару отдать хрустального лебедя. На полученные от продажи средства они достаточно долго снимали захудалую меблированную комнату в сомнительном районе, пока в конце концов маме не удалось найти лачугу недалеко от нью–йоркского порта и снять ее.
Наконец, Сара увидела море. В воде плавало множество мусора. Но даже не смотря на это, она очень полюбила море.
Иногда она сидела на причале. Ей очень нравился пропитанный морем воздух и корабли, которые заходили в порт для разгрузки. Ей нравилось, как шумят волны, разбиваясь о пирс, нравились крики чаек над головой.
В порту было множество матросов из разных стран. Некоторые из них приходили в гости к маме, и в такие дни Сару просили пойти погулять. Матросы никогда не задерживались слишком долго. Некоторые, похлопав Сару но щеке, говорили, что вернутся, когда она немного подрастет.
Кто–то из них даже сказал, что Сара красивее мамы, но Сара знала, что это неправда.
Ей очень не нравились все эти мужчины. Мама смеялась с ними и вела себя так, будто очень рада их приходу, но когда они уходили, она плакала и пила виски, пока не засыпала на смятой кровати, стоявшей у окна.
Когда Саре исполнилось семь, она задумалась над тем, что ей говорила Хлоя об «истинах Божьих». Может быть, она была в чем–то права?
Однажды к ним пришел дядя Роб. Они стали жить вместе, и все понемногу стало налаживаться. К маме почти перестали заходить другие мужчины. Они приходили только тогда, когда в карманах дяди Роба не было слышно звона монет. Он был очень большой и глупый, и мама относилась к нему с любовью. Они вместе спали в той самой постели у окна, а Саре постелили на полу.
— Он не слишком смышленый, — однажды сказала ей мама, — но у него доброе сердце, и он старается заботиться о нас. Время сейчас очень тяжелое, дорогая, иногда он ничего не может заработать. Ему нужна моя помощь.
Бывали дни, когда он просто сидел у двери, напивался и пел песни о женщинах.
В дождливые дни он шел в соседский трактир и проводил время с друзьями, а мама напивалась и спала. Сара, чтобы хоть как–то развлечься, отыскивала жестяные баночки, очищала их от грязи и натирала до блеска. Она подставляла их в те места, где протекала крыша, и в дождь сидела и слушала музыку, которую издавали баночки, когда на них попадали капли воды.
Хлоя оказалась права, когда говорила, что плачем горю не поможешь. Мама все время плакала. Сара устала от ее плача, она старалась заткнуть уши, чтобы больше ничего не слышать. Ведь эти рыдания ничего не могли изменить.
Когда Сара проходила по улице, дети дразнили ее, а маму называли оскорбительными словами. Сара только смотрела на них и ничего не отвечала. Все, что они говорили, было правдой; спорить с этим было невозможно. Слезы подступали к ее глазам и все внутри сжималось от боли, — ей становилось так тяжело, что казалось, она не сможет этого вынести. Тогда она проглатывала слезы и прятала их как можно глубже — в конце концов они превратились в маленькие твердые камешки в ее груди. Она научилась смотреть в глаза своим мучителям и улыбаться с холодным презрением. Она научилась вести себя так, будто ничто из сказанного ими ее не задевает. Иногда она пыталась убедить себя в этом.
Той зимой, когда Саре исполнилось восемь, мама тяжело заболела. Она не стала приглашать врача. Она говорила, что ей просто надо отдохнуть. Но с каждым днем ей становилось все хуже, дышать было все труднее.
— Позаботься о моей маленькой девочке, Роб, — попросила мама. И улыбнулась, как раньше.
Умерла она утром, с первыми лучами весеннего солнца, сжимая четки в руке. Роб громко плакал, а Сара стояла молча. Слез не было, но была невыносимая тяжесть внутри. Когда Роб ненадолго ушел, она легла рядом с мамой и обняла ее.
Мама была очень холодная и окоченевшая. Саре так хотелось согреть ее. Ее глаза наполнились слезами. Она прикрыла их и шептала снова и снова:
— Проснись, мама. Проснись. Пожалуйста, проснись. — Мама не просыпалась, и Сара уже не могла сдержать слез. — Я хочу с тобой. Забери и меня, Боже. Я хочу уйти вместе с мамой. — Она рыдала до тех пор, пока сил совсем не осталось. Проснулась оттого, что Роб поднимал ее с кровати. С ним было еще несколько мужчин.
Сара увидела, что они забирают маму, и закричала, чтобы они оставили ее здесь и не трогали. Роб крепко держал Сару, прижимая к себе, пока другие продолжали заворачивать маму в простыню. Сара притихла и смотрела за тем, что они делают. Роб отпустил ее, и она села на пол.
Мужчины разговаривали между собой, словно Сары не было в комнате. Может быть, ее прежней действительно не было. Может быть, она стала другой.
— Спорю, что Мэй когда–то была очень красивой, — произнес один из мужчин, сшивая простыню.
— Ей лучше сейчас, — подхватил Роб, снова начиная плакать. — Сейчас она счастлива. И свободна.
«Свободна, — подумала Сара. — Свободна от меня. Если бы меня не было, она бы жила в хорошеньком деревенском домике, где кругом цветы. Мама была бы счастлива. Она была бы жива».
— Погоди–ка, — сказал другой мужчина. Он взял четки из рук мамы, бросил Саре на колени. — Спорю, она хотела бы отдать их тебе, детка. — Он закончил сшивать материал, а Сара, пербирая четки холодными пальцами, смотрела в пустоту.
Скоро все ушли и унесли с собой маму. Сара еще долго сидела одна и размышляла о том, сдержит ли Роб свое обещание. Позаботится ли он о ней? Наступила ночь, а он все не возвращался. Сара вышла из дома и, спустившись к причалу, бросила четки в мусорные кучи.
— Где же Твоя доброта? — закричала она, подняв голову к небесам.
Ответа не было.
Она вспомнила, что однажды мама ходила в огромную церковь и долго разговаривала со священником. Он что–то говорил ей, а мама слушала, склонив голову. Слезы текли по ее щекам. С тех пор она больше никогда не ходила в церковь, но иногда все же брала в руки четки и сидела, перебирая горошины своими тонкими пальцами и слушая шум дождя.
— Где Твоя доброта? — опять закричала Сара. — Скажи мне! — Проходивший мимо моряк удивленно взглянул на нее.
Роба не было еще несколько дней, а когда он, наконец, вернулся, то был настолько пьян, что даже не мог вспомнить, кто она такая. Она сидела, скрестив ноги, спиной к огню и смотрела на него. Он плакал, слезы стекали по его заросшим щекам. Каждый раз, когда он поднимал наполовину опустошенную бутылку и делал очередной глоток, она видела, как шевелится его кадык. Скоро он свалился и захрапел, остатки виски вылились из бутылки и вытекали сквозь щели в полу. Сара укрыла его одеялом и села рядом.
— Все хорошо, Роб. Я позабочусь о тебе. — Она не может сделать это так, как делала мама, но она обязательно что–нибудь придумает.
Дождь стучал в стекло. Сара выставила свои жестяные баночки и, перестав думать о чем–либо, прислушивалась к звону капель, музыка которых оживляла печальную и холодную комнату.
