Руфин Аквилейский - Жизнь пустынных отцев
Дивные церковные песнопения в сильных чертах изображают великий подвиг св. Антония.
«Постника Господня песнми почтим, яко умертвивша вся прилоги страстей воздержанием и твердым терпением… и посрамивша зело противоборца врага и всю сего гордыню».
«Егда во гробе тебе самого радуяся заключил еси, отче, любве ради Христовы, терпел еси крепчайше от демонов искушения, молитвою же и благодатию отгнал еси сих…»
«Лести лукавых демонов посрамив креста силою, уяснил еси славу Христову, Антоние!»
«Преобидел еси плоть и кровь, и вне мира был еси многим воздержанием…»
«Ум владыку над страстьми постнически поставив, потщался еси хуждшее покорити лучшему и плоть поработити духу…»
«Мрак прошед плоти, тьму отгнал еси демонов, Антоние!»
«Демонов луки и стрелы сокрушив благодатию Божественного Духа, и злобу и ловления их всем явленно сотворил еси… Спасова же креста действо и непобедимую явил еси силу…»
«Трисолнечным сиянием, всемудре, озаряем, злоумное, блаженне, демонов свирепство и зверей зияния и ран болезни, якоже пучину, разорил еси божественным желанием».
«Молитвами, преподобне, и мольбами приближаяся непрестанно к Богу, востекл еси к высоте предвзятей, демонских сетей избегл, богомудре…»
«Весь Богу очистился еси, Антоние, един единому всемудре единяяся добродетелию… Земли бо и земных отступив, достойне небесное обрел еси наслаждение».
«Радуйся, постников началовождь бывый и непобедимый поборник!»[58]
Расскажем о последнем периоде жизни и великих подвигов св. Антония Великого. Усовершившись в безмолвии благодатью Святого Духа, Антоний вышел на служение ближним и Церкви Божией[59]. «Возможно ли изобразить, – пишет Афанасий Великий, – с какой радостью взирали все на лицо его, цветущее, к удивлению всех, свежестью и красотой? И начали стекаться к нему в огромном множестве, лишь только он открыл к себе доступ». И он стал служить всем разнообразными благодатными дарованиями. «А каких даров у него не было? Был дар чудотворений, дар власти над бесами, над силами природы и над животными, дар прозрения мыслей, дар видения происходившего вдали, дар откровений и видений…»[60]
Возможно ли исчислить всех учеников великого Антония, всех тех, которые устремились в пустыню, чтобы под руководством великого аввы достигнуть блаженства богообщения? Каменистые скаты и ущелья в горных хребтах по обеим сторонам Нильской долины, от Нила до Чермного моря и древнего Синая с одной стороны, с другой – до страшных пустынь Ливийских покрылись кельями подвижников. Ни палящий зной дневной, ни холод ночи, ни дикие звери, ни варвары-хищники – ничто не устрашало их. «На горах явились обители, – пишет Афанасий, – которые, подобно храмам Божиим, наполнились людьми, проводившими жизнь в пении псалмов, в молитвах, посте и бдении. То были люди, которые все свои надежды основали в грядущих благах вечной жизни. Исполненные самоотверженной любви, они непрестанно трудились не столько для прокормления себя, сколько для бедных. Это был как бы особый мир, блаженные обитатели которого не имели других целей, кроме правды и благочестия… Кто, взирая на них, не воскликнул бы: коль добри доми твои, Иакове, и кущи твоя, Израилю, яко дубравы осеняющия, и яко садие при реках, и яко кущи, яже водрузи Господь!» И для всех этих подвижников великий Антоний был наставником, отцом, великим образцом для подражания. Его слово было исполнено силы, проникало до глубин сердца. «Христос явил в нем врача для всего Египта, – пишет Афанасий. – Кто при Антонии не изменил своей печали на радость? Кто не отложил гнева? Кто не забыл горестей гнетущей бедности? Кто не пренебрег благами мира? Какой инок, утомленный подвигами, не ободрялся вновь благодаря его слову? Какой юноша, объятый страстями, не обратился к воздержанию?.. Он знал, кто страдает каким недугом, и для всякого у него находилось пригодное врачевство…»
В числе других наставлений великий авва раскрывал своим слушателям иногда тайны незримого мира, не для удовлетворения суетного любопытства, но единственно из желания нравственной пользы, для предостережения от соблазнов. «Явление святых Ангелов, – говорил он, – тихо и мирно, наполняет душу радостью, восторгом, упованием. С ними Господь, источник радости. Озаряемый светом ангельским, ум наш становится светел, ясен и спокоен. В душе разгорается желание Небесных благ. Она как бы готова соединиться с блаженными духами, чтобы вместе с ними вознестись на небо… Светлые духи столь кротки, столь милостивы, что лишь только человек, в силу несовершенства своей природы, смутится от их необычайного света, они немедленно изгоняют из сердца всякий страх. Не таковы явления злых духов – от них в душе рождается ужас, смертельная тоска, равнодушие к подвигам добра, оживают страсти… Ограждайтесь тогда знамением креста… Если мы хотя немного попустим им возобладать над собою, то семя зла, которое они посеют в нас, укоренится и возрастет… Тогда они сами как бы вселяются в нас и делаются видимыми в нашем теле – в злых делах наших… Не страшитесь, однако, нападений их. Сила их сокрушена пришествием Господа на землю. Будем в доброй надежде всегда держать в уме: Господь с нами – и враги не могут сделать нам зла! Ведь они всегда привязываются к нашим же слабостям: заметят страх, колебание, смущение – и вот, подобно ворам, бросаются на место, оставленное без стражи, раздувают наши же помыслы, увеличивают наши смущения и страх и повергают душу в мучение. Но они бегут со срамом, исчезают как дым, лишь только заметят твердость нашего упования. Помните – все в руке Божией, и демон не имеет власти над душой христианина…»[61]
Кроме назидания и руководства подвижников, св. Антоний горячо отзывался на общие нужды Церкви Христовой. Христианство того времени переживало тревожное и страшное время последней борьбы с язычеством. Язычество, как бы собрав последние силы, при Диоклетиане готовилось нанести последний страшный удар христианству. Разразилось такое гонение, подобного которому, казалось, не было прежде… В то же время языческая мудрость истощала последние усилия, чтобы остановить победоносные успехи Евангелия. Но гораздо опаснее, чем язычество, вооруженное внешним могуществом и мудростью мира сего, оказывались внутренние враги. Поднималось арианство, которое потом воздвигло столько смут и треволнений внутри самой Церкви…
Во время гонения Диоклетиана строгий пустынножитель явился на стогнах шумной и обильной всякими соблазнами столицы Египта – Александрии. «Поспешим, – говорил он, – к славному торжеству братий наших!» Антоний явился среди ужасов гонений великой нравственной силой: он ободрял святых узников, «во узах им служа, и на судища с ними приходя, и пред мучителей себе представляя, и ясно христианина себе быти исповедуя, и на муки за Христа вдаяся»[62]. Но «Господь сохранил сего мужа для нашего и общего для всех блага», – говорит Афанасий[63].
Луксор
Не уклонялся великий авва и от словесной защиты св. веры пред лицом языческой мудрости. Но эта защита была исполнена мира и спокойствия. «Антоний хотя и состарился в пустыни, – говорит Афанасий Великий, – но в нем не было и следа дикости или грубости. Он всегда был ласков и обходителен. Самый вид его был полон необыкновенной привлекательности… В его лице отражалась чистота души его и обитавшая в нем благодать Святого Духа»[64]. Неудивительно, что мудрецы язычества уходили от него в глубоком смущении, чувствуя в пустыннике силу, превышающую тонкости их диалектики.
«Скажите мне, – говорил им однажды Антоний, – скажите, что лучше ведет к истинной мудрости и богопознанию – умозаключения или вера? Что древнее – вера или ваши доказательства? Не есть ли вера – врожденное свойство души, тогда как ваша диалектика – измышление человеческое… Мы верою постигаем то, до чего вы стараетесь достигнуть своими умозаключениями, верою мы постигаем то, чего вы не можете даже выразить языком человеческим… Смотрите – не учившись еллинской мудрости, мы исповедуем Бога, Творца и Промыслителя мира. Смотрите, как наша вера исполнена жизни – всюду распространяется, несмотря на противодействия. А вы обратили ли хотя одного христианина вашими софизмами к язычеству? Где ваши оракулы? Где чары Египта? Где мудрость волхвов? Не исчезло ли все это пред силой Креста? Когда богопознание стало чище? Когда расцвело целомудрие? Когда исчез страх смерти? Никто не затруднился ответом, видя сонмы мучеников, идущих на смерть за Христа, видя дев, соблюдающих себя в чистоте… »[65]
С глубокой скорбью в сердце предвидел святой старец бедствия Церкви от возникающего арианства. Однажды, находясь среди братии и по обычаю работая своими руками, он воззрел на небо со слезами. Послышались тяжкие вздохи и горький плач… В трепете братия просили его объяснить причину такой скорби. «О, лучше бы, чада, мне умереть, прежде чем постигнет грядущее зло… В Церкви Христовой скоро наступит “неисповедимое озлобление…” Когда в Александрии начались арианские смуты, Антоний возвысил свой сильный голос против пагубной ереси. Он писал своим ученикам: «В наше время явился в Александрии Арий и вымыслил нечестивое учение о Единородном. Безначальному он дерзнул положить начало, Бесконечного и Неограниченного сделать конечным и ограниченным… Если человек согрешит против Бога, кто умолит за него? Арий сделал великое беззаконие. Грех его непростителен, и осуждение его неминуемо»[66].
