Панайотис Неллас - Христианская антропология по св. Николаю Кавасиле
Бог–Дух Святой входит этим в человеческую природу уже не как при сотворении — а лично.«Тогда вдунул, сказано, дыхание жизни, теперь же сообщает нам Духа Своего»[77]. Это Он движет и животворит блаженную плоть Господню и изливается на всякого человека, воссозданного и привитого ко Христу:«ибо послал, сказано, Бог Духа Сына Своего в сердца наша, вопиюща: Авва Отче (Гал. 4, 6)»[78]. Таинство миропомазания — личная Пятидесятница каждого.
В этом таинстве Дух Божий сообщает движение и жизнь тем силам, которые крещение получили во Христе. Он»соделывает деятельными духовные действования, то одно, то другое, то многие, судя по тому, какую имеет кто приемлемость к таинству»[79]. Речь идет о дарах (χαρίσματα) Духа Святого, которые в первохристианских общинах передавались возложением апостольских рук, а теперь миропомазанием, и благодаря которым Дух Божий непосредственно устраивает и движет жизнь Церкви. Речь также идет о добродетелях, понимаемых как отражения лучей Божества, как плоды энергий, действований Духа, Который приходит и вселяется в нас (ср. молитва ко Св. Духу предначинательная. — Прим. перев.) через таинство. Те и другие — дары и добродетели — рассматриваются как новый, преображенный образ бытия наших душевно–телесных сил и чувств, привитых Христу и движимых Духом.«Когда движет Сам Бог, существуют добродетели божественные и высшие человеческого закона»[80].
Обожание (становление во Христе) жизни
Божественная евхаристия есть жизнь во всей ее полноте.«После мира мы приступаем к трапезе, сему пределу жизни, достигшие коего ни в чем уже не имеют нужды для желаемого благополучия»[81]. Потому что здесь мы уже не просто участники смерти и воскресения Господних как получившие новое бытие, и не только приемлющие движение этого нового бытия. Здесь все это увенчивается и восполняется тем, что мы»принимаем Самого Воскресшего,… Самого Благодетеля, самый храм, в коем находится вся полнота благодатных даров»[82].
Под»полнотой даров»Кавасила имеет в виду полноту всего богослужения и таинств, полноту устроения и жизни Церкви как Тела Христова. И именно Тело Христово, а точнее, всецелый Христос — Бог–Слово с воспринятой Им плотью и со всем, что Он совершил, — присутствует и предлагается в евхаристии.«Ибо мы принимаем не малое нечто от Его даров, но Его Самого» — почему»и другим таинствам быть совершенными дарует»Божественная евхаристия[83].
В евхаристии — средоточие и источник христианской духовной жизни: полнота и завершение единства со Христом. Всецелый человек, на всех уровнях своего бытия, со всеми душевными и телесными силами и чувствами, глубочайшим союзом соединяется со Христом, преображаясь и обоживаясь в Нем.«Это и есть оный знаменитый брак, на который всесвятый Жених как деву приводит невесту Свою — Церковь…. посредством сего таинства мы соделываемся плотию от плоти Его и костями от костей Его»[84].«Священная вечеря соделывает [Христа] самою нашею жизнию», нашим высшим благом, превосходнейшим всякой естественной добродетели и при этом»более нашим, нежели принадлежавшее нам по естеству»[85].«О, величия таинств!… Каков же ум наш, когда владеет нами ум Божественный, каково желание наше, когда присутствует хотение блаженное, какова персть, когда препобеждает ее оный огнь?»[86].
Такое обожение во Христе не есть явление субъективное, происходящее в воображении верующего; человек становится членом Христовым не в области богословских спекуляций, а в сфере объективной жизненной реальности. В пример Кавасила приводит апостола Павла, чьи человеческие чувства и силы всецело переменились в чувства и силы Христовы:«Ибо говорит, мы ум Христов имамы (1 Кор. 2, 16) и искушения ищете глаголющаго во мне Христа (2 Кор. 13, 3), и мнюся бо и азъ Духа Божия имети (1 Кор. 7,40), и люблю вас утробою Иисус Христовою (Фил. 1, 8), откуда явно, что имеет одно и то же с Ним хотение, и все совокупляя говорит: живу же не ктому азъ, но живет во мне Христос (Гал. 2, 20)»[87].
Кавасила предпринимает дерзновенную попытку дать объяснение»физиологии»этой перемены, названной им μετασκευ’′ (от μετασκευάζω — перевооружаю, переделываю). Поясняя слова Господа»ядущий Меня жить будет Мною»(Ин. 6, 57), он говорит о том, что, как существо высшее, человек может употреблять в пищу растения, рыбу и все прочее. Но все эти роды пищи, напоминает он (вновь следуя преподобному Максиму), не имеют жизни в себе и потому не могут животворить. Создается впечатление, что они несут жизнь, поскольку ими поддерживается временная жизнь тела, но в действительности ими лишь обеспечивается выживание, подверженное тлению и имеющее концом смерть. Хлеб же святой евхаристии, который есть Христос, в прямом смысле слова жив и потому способен подлинно сообщать жизнь. Безусловно, в Своей трансцендентности Он не Сам изменяется, когда предлагает Себя в пищу человеку, а прелагает человека в то, что Он Сам. Обыкновенно»пища претворяется в питающегося, и рыба, и хлеб, и все иное вкушаемое — в плоть человеческую, здесь же все напротив. Ибо Хлеб жизни сам движет питаемого, и изменяет, и прелагает в себя самого»[88]. Так человек реально становится членом Христова Тела, питаемым и оживляемым Главою.«А от сего принадлежащее Главе делается и нашим»[89]. Такой взгляд на вещи позволяет утверждать, что приведенные выше апостольские утверждения Кавасила понимает в самом прямом смысле. И именно ими задана центральная ось его антропологии[90].
У Божественной евхаристии есть еще одно, более общее значение. Ею преображается не только человеческая жизнь, но и весь тварный мир. В ней — реальное завершение,«конец»всех вещей, цель земной жизни и содержание жизни небесной, в ней преображение истории. Евхаристическое»время»объединяет прошедшее, настоящее и будущее, являя вечность и вводя ее в нашу каждодневную действительность.«Место»евхаристии — Царство Небесное, собственно христианское отечество.
Будучи собранием верных вокруг трапезы, евхаристия есть возвращение первого райского общения в доме Отца. Как совершенное общение верных с Богом и друг с другом, она возводит то первое общение к полноте и являет человечество единым, делая его Божиим Телом. Как жертва и предложение, она воссоздает первозданные взаимоотношения человека с творением и в то же время восполняет их. Существенно необходимое для себя вещество человек по любви предлагает Богу; творение вновь делается средством, которым он восходит к Творцу. Вещество возвышается до наполнения Духом, и духовная жизнь действует в евхаристии беспрепятственно и во всей полноте. Это возможно потому, что евхаристия есть Сам Христос — начало, совершение и конец святых и подлинное начало и завершение мира.
Как литургическое действие, как преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы и приобщение им верных, евхаристия беспрестанно актуализирует в настоящем то, что исторически единожды совершено Христом ради спасения людей: Его рождение, жизнь, страдание, смерть, воскресение, вознесение и ниспослание Святого Духа.«Эта часть евхаристии являет совершившееся тогда во времени [дело Промысла]»[91]. Совершение евхаристии делает для нас настоящими события прошлого и будущего священной истории, и наше участие в них изымает нас из круговорота истории и поставляет в новом времени Церкви, в котором вечное вторгается во временное и пребывает в нем как непреходящее ныне.
То самое Тело Христа, с которым Он исторически жил, умер и воскрес, и которое воссияло во славе одесную Отца, реально оказывается на жертвеннике и предлагается в снедь верным. Вкушая его, верные становятся»сотелесными»Христу и, тем самым, и современниками исторического Иисуса, и участниками (еще в этой жизни) будущей славы. Тело евхаристии есть тело Церкви, в котором живут верные, есть спасение мира и слава Бога и людей, свобода, радование и пища святых. Это тело, как возношение, приобщение и трапеза, как тело Христа и христиан, составляет подлинные»пространство»и»время»Церкви, ибо в Нем мы живем, и движемся, и существуем.
Обожение (становление во Христе) ума
В таинствах святой Церкви Бог предлагает полноту, к которой нечего добавить. Однако приемлющий должен усвоить принятое своим личным содействием — «ибо… прилично и сообразно, получив жизнь, не довольствоваться сим и не сидеть в бездействии, как бы все уже имели, но надлежит заботиться о том, чем сохранить ее[92].
Но человек в основном определяется тем, к чему направлены его мысли и желания. Как же он сможет пребыть единым со Христом без единения с Ним этих своих высших сил? Без такого единения с Ним, он, хотя и будет, ради приобщения Божественным Плоти и Крови,«чадом»и»членом»Христовым — но»заслуживающим порицания»и»мертвым». Когда же ум его неотлучен от ума Христова, и воля приучена к согласию с Его волей, естественно последовать и всему человеку, делая союз совершенным.
