Арчибальд Кронин - Ключи Царства
Шон был в своем прежнем помещении в казармах. Он урвал несколько минут, чтобы поспать и лежал совершенно одетый на той самой походной кровати, которая когда-то принадлежала доктору Таллоху. Лейтенант был небрит, обмотки его потемнели от грязи, и под глазами лежали серые тени от усталости. Когда Фрэнсис вошел, Шон приподнялся, опираясь на локоть.
— Ну и ну! — протянул он. — А я воображал себе Вас и Вашу чудесную миссию там, наверху, — лейтенант выскользнул из постели, подкрутил лампу и сел к столу. — Хотите чаю? Ну, и я тоже не хочу. Но я рад видеть вас. Жаль, что я не могу представить вас генералу Наяну. Он сейчас ведет атаку в восточной части города… а может быть, казнит каких-нибудь шпионов. Он весьма просвещенный человек.
Фрэнсис, не прерывая молчания, сел к столу. Он слишком хорошо знал Шона и знал, что надо дать ему выговориться. А сегодня лейтенант был менее говорлив, чем обычно. Он настороженно посмотрел на священника.
— Ну, что же вы не просите меня об этом, мой друг? Ведь вы пришли сюда за помощью, которую я не могу вам оказать. Нам следовало бы быть в вашей миссии уже два дня тому назад, если бы не эта проклятая Сорана, которая просто-напросто разнесла бы нас на куски, если бы мы туда сунулись.
— Вы имеете в виду пушку?
— Да, пушку, — ответил Шон с вежливой иронией. — Я слишком хорошо знаком с ней вот уже несколько лет… Она прибыла сюда с французской канонеркой. Сначала ею завладел генерал Хсиа. Дважды с большим трудом я отбирал ее у него, но каждый раз он откупал ее обратно у моего начальника. Потом у Вая была наложница из Пекина, которая обошлась ему в двадцать тысяч долларов серебром. Она была армянка, очень красивая, ее звали Сорана. Когда она ему надоела, он поменял ее у Хсиа на пушку. Вы видели, что вчера мы пытались ее захватить. Это невозможно… Она укреплена… мы должны пересекать открытую местность… а у нас для прикрытия только наша «пиф-паф»-батарея… Возможно, что из-за нее мы проиграем войну… и это теперь, когда я как раз так хорошо продвигаюсь у генерала Наяна.
Наступило молчание. Священник сказал жестко:
— Предположим, что захватить пушку возможно?
— Нет, не соблазняйте меня, — Шон покачал головой со скрытой горечью. — Но если я когда-нибудь подберусь к этому мерзкому орудию, я прикончу его раз и навсегда.
— Мы можем подойти очень близко к пушке.
Шон медленно поднял голову, вопрошающе глядя на Фрэнсиса. Проблеск оживления мелькнул в его глазах. Он ждал.
Отец Чисхолм наклонился вперед, губы его сжались в одну линию.
— Сегодня вечером офицер Вая, командующий орудийным расчетом, приказал мне принести ему до полуночи продукты и деньги. В противном случае он грозится подвергнуть миссию обстрелу…
Он продолжал говорить, глядя на Шона, потом сразу замолчал, понимая, что больше ничего говорить не надо. Целую минуту оба молчали. С самым беззаботным видом Шон думал. Наконец, он улыбнулся — во всяком случае, мускулы его лица проделали все необходимое для акта улыбки, но ничего похожего на веселость не было в его глазах.
— Мой друг, я вынужден по-прежнему считать вас даром неба.
Застывшее в неподвижности лицо священника омрачилось.
— Я забыл о небе сегодня.
Шон кивнул, не вдумываясь в его замечание.
— Теперь слушайте, и я скажу вам, что мы сделаем.
Часом позже Фрэнсис и Шон вышли из казармы и через Маньчжурские ворота направились к миссии. Шон сменил свою форму на поношенную синюю блузу и широкие, закатанные до колен штаны, какие носят кули. Плоская шляпа прикрывала его голову. На спине он нес большой мешок, крепко зашитый бечевкой. На расстоянии примерно трехсот шагов за ними молча следовали двадцать его солдат. На полпути Фрэнсис тронул своего спутника за руку.
— Теперь моя очередь.
— Он не тяжелый, — Шон нежно переложил свой тюк на другое плечо. — Да я, наверное, и попривычнее вас к этому.
Они достигли стен миссии. Нигде ни огонька… Смутно проступающие контуры… призрачные и беззащитные… они заключают в себе все, что он любит… Полная тишина. Вдруг из привратницкой до него донесся мелодичный звон американских часов, которые он подарил Иосифу на свадьбу. Фрэнсис машинально сосчитал удары. Одиннадцать часов.
Шон отдал своим людям последние распоряжения. Один из них, присев на корточки у стены, подавил кашель, который, казалось, разнесся эхом по всему холму. Шон яростным шепотом выругал его. Но солдаты не имели значения. Значение имело то, что должны были сделать они с Шоном. Он почувствовал, что его друг вглядывается в него сквозь мрак.
— Вы отчетливо представляете себе, что произойдет?
— Да.
— Когда я выстрелю в жестянку с газолином, он моментально воспламенится и взорвет кордит[56]. Но еще раньше, чем это случится, раньше даже, чем я подниму револьвер, вы должны отходить. Надо отойти достаточно далеко — взрыв будет чрезвычайно сильный, — он помолчал. — Ну, пойдем, если вы готовы. И ради вашего Господа Бога держите факел подальше от мешка.
Собравшись с духом, Фрэнсис вынул из кармана спички и поджег расщепленный тростник. Он ярко вспыхнул. Затем с высоко поднятым факелом, он вышел из-под укрытия, какое давала стена, и пошел, не таясь, к кипарисовой роще. Шон шел сзади в качестве слуги. Он нес мешок на спине и охал, словно ему было очень тяжело, стараясь производить побольше шума.
Идти было недалеко. На опушке рощи Фрэнсис остановился и закричал в настороженную тишину невидимых деревьев:
— Я пришел, как было приказано. Проводите меня к вашему командиру.
Некоторое время молчание не нарушалось. Потом, сразу за собой, он внезапно уловил какое-то движение. Обернувшись, Фрэнсис увидел двух солдат, стоявших в кругу дымного света.
— Тебя ждут, колдун, иди и не бойся.
Их провели через труднопреодолимый лабиринт неглубоких окопов и заостренных бамбуковых кольев к центру рощи. Здесь у священника вдруг остановилось на миг сердце. За земляным бруствером и кедровыми ветками стояла длинноствольная пушка, окруженная стерегущими ее солдатами.
— Вы принесли все, что требовалось?
Фрэнсис узнал голос своего вечернего посетителя. На этот раз он солгал с большей легкостью.
— Я принес вам много консервов… вы, конечно, будете довольны ими.
Шон показал мешок и подвинулся ближе, чуть-чуть ближе к пушке.
— Не так-то уж много вы принесли, — капитан вышел на свет. — А деньги вы тоже принесли?
— Да.
— Где они? — капитан пощупал верхушку мешка.
— Они не здесь, — поспешно ответил Фрэнсис, вздрогнув. — Деньги у меня в кошельке.
Капитан отвлекся от мешка и смотрел на него загоревшимися алчностью глазами. Группа солдат собралась вокруг, уставясь на священника.
— Послушайте, послушайте меня все, — Фрэнсис неимоверным усилием овладел их вниманием. Ему видно было, как Шон незаметно продвигается к краю тени, все ближе и ближе к пушке. — Я прошу, я умоляю вас… оставьте нас в покое… не трогайте нашей миссии…
На лице капитана выразилось презрение. Он иронически улыбнулся.
— Мы не тронем вас… до завтра.
Сзади кто-то засмеялся.
— А потом мы позаботимся о ваших женщинах.
Фрэнсис ожесточил свое сердце. Шон, словно в изнеможении, сбросил мешок под затвор пушки. Делая вид, что вытирает пот со лба, он отступил немного назад к священнику. Толпа солдат увеличилась, они начинали проявлять нетерпение. Фрэнсис изо всех сил старался выиграть лишнюю минуту для Шона.
— Я не сомневаюсь в вашем слове, но мне было бы очень ценно получить какую-нибудь гарантию от генерала Вая.
— Генерал Вай в городе. Вы увидите его позднее, — капитан говорил грубо, отрывисто, он вышел вперед, чтобы взять деньги.
Уголком глаза Фрэнсис видел, что рука Шона поползла под блузу. «Сейчас это случится», — подумал он и в тот же момент услышал громкий звук револьверного выстрела и стук пули, ударившей в жестянку внутри мешка. Фрэнсис весь подобрался в ожидании взрыва, но происходило что-то непонятное… взрыва не последовало. Шон стремительно выстрелил в жестянку еще три раза подряд. Фрэнсис видел, как газолин растекался по всему мешку. У него мелькнула мысль, опередившая глухой стук пуль: Шон ошибся, пули не воспламеняют газолин, а может быть, в жестянку налили керосин.
Он почувствовал тяжелое тошнотворное разочарование. Теперь Шон стрелял в толпу, стараясь высвободить свою винтовку, и безнадежно звал своих людей вступить в драку. Фрэнсис видел, что капитан и еще с дюжину солдат замыкают Шона в свой круг. Все это происходило с быстротой мысли. Он ощутил последнюю, все сметающую волну гнева и отчаяния. Медленно, словно закидывая удочку на семгу, Фрэнсис отвел руку назад и бросил свой факел. Его меткость была великолепна. Пылающий факел, изогнувшись дугой, пролетел как комета в ночи и попал прямо в середину пропитанного газолином мешка.
