Неизвестен Автор - Лекции о сущности религии
Религиозное чудо имеет свое основание не во внешней природе, но в человеке. Религиозное чудо имеет своей предпосылкой какое-либо человеческое желание, человеческую потребность. Религиозные чудеса происходят тогда, когда есть нужда, когда человек хочет быть избавленным от какого-либо зла, от которого он, однако, пока дело идет естественным порядком, не может быть избавлен. В чудесах дает себя чувственно знать сущность религии. Как и религия, чудо есть дело не только чувства и фантазии, но и воли, стремления к счастью. Поэтому я в "Сущности христианства" определяю чудо как реализованное супранатуралистическое, то есть как осуществленное в действительности или как представленное осуществленным сверхъестественное желание. Я говорю сверхъестественное, потому что желания христианина по своему предмету и содержанию выходят за пределы природы и мира. Впрочем, желания вообще, по крайней мере по форме, по тому, как они хотят быть исполнены, супранатуралистичны. Я желаю, например, быть дома тогда, когда я нахожусь далеко от дома, на чужбине. Предмет этого желания не есть что-либо сверхъестественное; ибо я могу, ведь, достигнуть его естественным путем, стоит мне только отправиться домой. Но сущность желания такова, что я хотел бы сейчас же, не тратя времени, быть дома, что я хотел бы тотчас же оказаться в действительности там, где я нахожусь в мыслях. Если мы рассмотрим чудеса, то мы найдем, что в них опредмечивается, принимает чувственную форму, становится действительным не что иное, как сущность желания. Христос исцеляет больных; исцеление больных не чудо; сколько больных выздоровело естественным путем! Но он исцелял их так, как больной желал бы быть исцеленным: мгновенно, а не скучным, трудным и дорогим путем естественных целебных средств. "Он говорит, - замечает Лютер, - будь здоров! и больные делаются здоровыми. Следовательно, ему не нужно никакого лекарства, он делает их здоровыми своим словом". Христос исцеляет больных даже на расстоянии; ему совсем не нужно телесно передвигаться с места на место, чтобы исцелять; больной ведь не может дождаться своего врача; это именно желание является чем-то таким, что хочет иметь человека около себя, перенести его волшебным образом; желание не связывает себя рамками пространства и времени; желание не ограничено, не связано, свободно, как бог. Христос исцеляет, однако, не только болезни, которые могли бы быть преодолены естественным путем; он исцеляет и неисцелимые болезни; он делает слепорожденных зрячими. Искусство излечивает и слепорожденных, но лишь в том случае, когда слепота излечима, когда, стало быть, исцеление не есть чудо. "С тех пор, как мир стоит, ни разу не случилось, чтобы кто-нибудь слепорожденному раскрыл глаза. Если бы исцеливший не был от бога, он не мог бы этого совершить".
Но и эта божественная чудотворная сила делает лишь чувственно доступным, наличным силу человеческих желаний. Для человеческого желания нет ничего невозможного, недостижимого. Христос пробуждает мертвецов, как, например, Лазаря, "который уже четыре дня находился в гробу", "который уже смердел". Но мы каждый день в наших желаниях, в нашей фантазии пробуждаем дорогих нам мертвецов. Правда, мы остаемся при одних лишь желаниях, при одной лишь фантазии. Но бог может выполнить то, что человек лишь желает, то есть религиозная фантазия воплощает в своих богах желания человека. Вера в бога и вера в чудеса поэтому - одно и то же; чудо и бог отличаются друг от друга лишь так, как действие - от действующего существа. Чудеса - это доказательства того, что существо, творящее чудеса, есть существо всемогущее, то есть существо, которое может исполнить все желания человека и именно поэтому и характеризуется человеком и почитается им как существо божественное. Бог, который не творит больше чудес, а стало быть, и не внемлет молитвам, не исполняет желаний, - за исключением тех желаний, удовлетворение которых уже заложено в естественном ходе вещей, естественно, возможно, которые, следовательно, и без него и без молитвы были бы исполнены, - есть негодный, бесполезный бог. Нет ничего более поверхностного, произвольного, чем то, как современные христиане, так называемые рационалисты, обходятся с чудесами, как они их упраздняют и тем не менее все же хотят сохранить христианство, христианского бога, как они хотят естественным образом объяснить чудеса и, стало быть, уничтожить тот смысл, который имеет или должно иметь чудо, или как-нибудь иначе самым легкомысленным образом от них отделаться. Один современный, уже ранее упоминавшийся рационалист приводит даже в защиту своего поверхностного и легкомысленного толкования чуда следующее место из Лютера:
"Так как гораздо большее значение принадлежит слову, чем поступкам и делам Христа, то если бы нужно было выбирать, то лучше было бы лишиться дел и происшествий, чем слова и учения; поэтому надлежит превыше всего воздать хвалу тем книгам, которые больше всего трактуют об учении и слове господа Христа. Ибо если бы чудесных деяний Христа и не было, и мы бы о них ничего не знали, то нам все же достаточно было бы слова, без которого у нас не было бы жизни". Если Лютер порой и равнодушен к чуду, то он имеет в виду чудо, рассматриваемое без религиозного отношения, без веры, как некоторое историческое, то есть прошедшее, мертвое событие. Что толку другим людям от того, что тот или другой еврей был чудесно исцелен, тот или другой был чудесно накормлен? Чудо, как исторический факт, простирает свое влияние лишь на то время и на то место, когда и где оно произошло; око, правда, в этом смысле имеет, как говорят рационалисты, лишь относительную ценность, только для современников, у которых эти чудеса произошли на глазах и которым они пошли на пользу. Но это отнюдь не есть истинный религиозный смысл чуда.
Чудо должно служить на деле доказательством того, что чудотворец есть всемогущее, сверхъестественное, божественное существо. Мы должны удивляться не чуду, а причине его, тому существу, которое это чудо совершает и подобные чудеса совершать может, если это потребует человеческая надобность. Слово, учение, разумеется, постольку больше значит, чем дело, поскольку дело идет на пользу только отдельным лицам, поскольку оно прикреплено к определенным времени и месту, тогда как слово проникает всюду, не теряет своего смысла и в наше время. И, однако, чудо говорит то же самое, если я его верно понимаю, что и слово, что и учение, с той лишь разницей, что учение говорит отвлеченно, словами то, что чудо выражает в чувственных примерах. Слово говорит: "Я есмь воскресение и жизнь. Кто верит в меня, тот будет жить, хотя бы умер. И кто живет и верит в меня, тот никогда не умрет". Но что говорит воскрешение Лазаря из мертвых? Что говорит собственное воскресение Христа из гроба? Оно говорит то же, но примерами, и подтверждает чувственными, отдельными действиями то, что слово говорит в общей форме. Поэтому чудо есть также учение, слово - только драматическое слово, спектакль. Чудо, говорю я в "Сущности христианства", имеет всеобщее значение, значение примера. "Эти чудеса написаны в присутствии нас, избранных", -говорит Лютер. "Такое дело, как прохождение через Красное море, произошло для наглядности, для примера, чтобы нам возвестить, что и с нами так же случится", то есть что в подобных же случаях необходимости бог будет совершать подобные же чудеса. Если, стало быть, Лютер дает невысокую оценку чудесам, то это относится к чудесам постольку, поскольку они рассматриваются как мертвые, исторические, нас нисколько не касающиеся происшествия. Но с такой же низкой оценкой Лютер подходит и к другим предметам и даже ко всем учениям, ко всем догматам веры, если они рассматриваются только исторически, если они не поставлены в связь с настоящим временем, с живым человеком, и даже к самому богу, если он рассматривается как существо само по себе, а не как существо для человека. Достаточно для этого сравнить в особенности места, приведенные в "Сущности веры в понимании Лютера". Если, стало быть, Лютер низко расценивает чудеса, то смысл его низкой оценки таков: что тебе от того, что ты веришь в воскрешение Лазаря Христом, если ты не веришь, что он и тебя, и твоего брата, и твоего ребенка может воскресить, если захочет? Что толку верить, что Христос насытил 5000 человек пятью ячменными хлебами, если ты не веришь, что он может и тебя и вообще всех голодных насытить при помощи таких же малых средств или даже без всяких средств, раз он этого только захочет? Силу творить чудеса Лютер приписывал поэтому также отнюдь не одним только первым временам христианства, когда, как обычно принималось, она якобы только и была необходима для того, чтобы распространить христианскую веру. Кстати сказать, смешное различие! Чудеса либо всегда необходимы, либо никогда. Так, например, никогда чудеса не были бы более необходимы, чем в наше время, когда так много и столь основательно неверующих, как, быть может, ни в какое другое время. Лютер, таким образом, приписывал чудотворчество отнюдь не одним только первым временам христианства: "Мы еще обладаем,-говорит он, силой творить эти знамения", разумеется лишь тогда, когда, как он это замечает в другом месте, они нужны.
