Диакон Андрей Кураев - Ответы на вопросы православной молодёжи
Так вот, я очень редко встречал людей, которые чётко отдавали бы себе отчёт в своём свинстве. Есть очень небольшое число людей, которые честно отдают себе отчёт, почему они не в храме. Лишь пару раз я слышал честные признания. Однажды у меня на философском факультете был один паренек. И когда мы с ним на философском уровне уже всё выяснили, он сказал, что креститься всё-таки не будет. «Ну, почему же не будешь?» Он честно ответил: «Я женщин слишком люблю». Парень он был чрезвычайной красоты и пользовался огромным успехом среди студенток. Но он осознал и признал, что именно мешает ему принять крещение. Когда он же он подрос, поступил в аспирантуру, женился, вот тогда он и вправду крестился.
Но это был честный человек. Который честно сказал себе, где у него свербит. Не знания ему мешали, а нечто совсем другое.
И вот помочь человеку познать правду о себе — тоже задача миссионера.
А вот дальше — я уже бессилен. Дальше — это уже тайна совести человека и тайна Божьего Промысла. Мое дело — бросить семя, дать человеку некоторое представление о Православии. А когда его душа откликнется — может, не сейчас, может, через 20 лет, может, когда он полезет в петлю, — то, может быть, вспомнит: подожди, ведь была же возможность жить иначе, открывалась дверка, туда, в мир Церкви, а я не вошел. А может быть, все-таки попробовать? Отложить эту петлю до завтра, а сейчас — в храм идти? Дело миссионера — бросить семя. А когда оно взойдет — дело Владыки Нашего.
Так вот, задача миссионера — показать: «Подумай сам: может быть, ты в Церковь не идешь просто потому, что боишься жить по совести? Может быть, ты не хочешь жить в чистоте? Может быть, ты заповедей наших боишься? Не догм — а заповедей?..
— Допустим, я — кришнаит. Вот увидел я плакатик, что выступает некий православный профессор Андрей Кураев, мне стало интересно, прикольно, как говорится, и я пришел к Вам на лекцию. Как Вы себя поведете, узнав, что я — сектант?
— Непредсказуемо. Во-первых, я не ставлю своей целью очаровать, обратить всех присутствующих в свою веру, тем более прямо на лекции. Мое дело — понудить человека к труду мысли, сопоставления. Поэтому я могу даже задирать собеседника, чтобы вывести его из состояния равновесия, чтобы он, может быть, и оскорбленный ушел, но зато с четким осознанием, что его вера и православие — это разные вещи, что не надо себя тешить иллюзиями насчет нашего всеобщего братства и примирения. Пусть после этого он будет ненавидеть православие, но это лучше, чем если он будет считать: «Я кришнаит, но и православный между прочим тоже». Констатация факта, что ты находишься вне церкви, может обидеть, но эта обида может привести к тому, что человек начнет на эту тему думать и позже придет в церковь, но уже с покаянием и всерьез.
Я знаю не один десяток случаев, когда судьба человека развивалась именно по этой логике. Бывает, спустя годы человек подходит и говорит: мол, отец Андрей, простите, я тогда-то вступил с вами в диспут (или вот я прочитал такую-то вашу книжку и она меня очень обидела, как вы посмели такое сказать про моего гуру), а затем, когда я стал искать материал для того, чтобы вам ответить, я понял, что король-то и в самом деле голый.
Так что есть прямая нужда в такой полемичности. Когда на лекции, например, в университете, просят «расскажите о Христе», прекрасно понимаешь: сейчас ты будешь рассказывать о Христе, и эта вот женщина будет замечательно слушать, кивать головой, и будет по-своему медитировать под твой рассказ, но через два дня ей встретится какая-нибудь буддистская или оккультная книжка, и она с точно таким же удовольствием это пирожное тоже скушает. Ведь она тотально всеядна! Я понял, что нельзя просто рассказывать о христианстве, надо обязательно говорить: вот это в христианстве есть, а вот с этим христианство несовместимо. Нужно уметь проводить четкую различительную линию. И пусть люди даже возмущаться будут, но лучше возмущение, чем всеядность.
Но вновь скажу: я разрешаю себе наносить обиды «убеждениям» человека, но нельзя оскорблять самого человека…
Я считаю возможной такую миссионерскую тактику как проповедь через скандал. Церковь в современном мире СМИ похожа на уэллсовского человека-невидимку. Если помните, его поймали только потому, что увидели комки грязи, налипшие на ногах. Так и внутренняя жизнь церкви — спокойная, молитвенная — она не видна. Если батюшка молится по ночам за своих прихожан, его никто не замечает. А если он валяется пьяный в канаве, то это отличный скандал для газеты. Пресса замечает лишь скандал: священник какое-то необдуманное действие совершил, какое-нибудь неожиданное заявление последовало, в чем-то с государством церковь не согласилась. Вот на это обращают внимание.
И раз уж такая ситуация возникает, то иногда из нее можно извлечь пользу. Показать: мы с тобой, к сожалению, по разные стороны баррикад, тебе кажется, что ты с нами, но ты зря называешь себя именем «христианин», на деле ты адепт такой-то секты.
— Значит, Вы не фундаменталист?
— Фундаментализм мой — теоретический, а нетерпимость — идейная; могу заверить, что для моих оппонентов они не опасны. Я могу пить чай (и не только чай), с любым теоретическим оппонентом. Идейная нетерпимость и полемичность не должны переходить в нетерпимость человеческую. Мне он даже нужен, этот оппонент — чтобы мои аргументы отдать ему на суд… Когда не с кем поговорить, не с кем поспорить — это же тупик!
Увы, в нынешней церкви много реальной, буквальной, организованной нетерпимости. Но это разные вещи: одно дело — вызывать оппонента на дуэль, на словесный интеллектуальный поединок, и другое — требовать от госвластей лишить оппонентов права на проповедь и на ответ. Новые опричники, революционеры-дугинцы не устраняют врагов церкви, а лишь умножают их число. Особенно эффективно опричники превращают интеллигентов из отстраненно-благожелательных наблюдателей во вполне сознательных противников бурного церковного ренессанса.
— А «административный ресурс» Вы готовы использовать для протиовстояния сектам?
— Я готов призвать власти задуматься над последствиями все-разрешающий или коррумпированной их политики.
Например, осенью 2003 года Альфред Форд, правнук легендарного автостроителя Генри Форда, обнародовал свой план строительства огромного центра для последователей «Харе Кришна» и ведической религии в центре Москвы. Здание стоимостью 10 миллионов долларов, высотой в 52 метра, площадью в 10 000 квадратный метров и вместимостью в 8000 человек, будет воздвигнуто в районе стадиона ЦСКА, у Ходынского поля в районе элитных новостроек.
С одной стороны, это по своему естественная плата за статус Москвы как одной из мировых столиц. Раз мы хотим влиять на всех — то и эти «все» будут влиять на нас. Но в тоже время Москва не Лондон. Лондон — столица Британской Империи, жемчужиной в короне которой, собственно, и являлась Индия. Наплыв индусов в Англию, а арабов во Францию — расплата за века обратной экспансии. Россия же перед Индией ничем не согрешила и потому не должна становиться заложником какой-то ответной «миссии».
Индуистский храм в Москве может быть; никакие наши законы не могут запретить его возведение. Но при решении вопроса о его строительстве нужно все-таки подумать: мы продолжаем политику Горбачева-Ельцина, когда государственная власть декларировала, что у России нет никаких национальных интересов и нет никаких своих опорных точек в мире, или мы все же будем проводить политику защиты своих национальных интересов. К примеру, некая подобная трезвость должна, наконец, прорезаться в отношениях России и Украины: помощь Украине с газом или с зерном пора бы увязывать со статусом русского языка на Украине, статусом Русской Церкви.
В былые времена Россия в отношениях со своими соседями опиралась на местные православные общины. Так это было при высвобождении Украины из под власти Польши, так это было в Турецкой империи. Нечто подобное можно использовать и в отношениях с Индией.
В Индии на данный момент положение христиан хорошим не назовешь. Христианство — одна из традиционных религий Индии, насчитывающая уже 20 веков; еще в апостольские времена апостол Фома дошел до Индии и создал христианскую общину. В Индии сейчас христиан больше чем буддистов — по переписи 1991 года христиан в Индии 19 миллионов (2,4 % населения), а буддистов — 6 миллионов (0,76 %) — это даже при учете многочисленных буддистов-беженцев, покинувших Тибет после его оккупации Китаем. Тем не менее, статус христиан в Индии достаточно проблематичен. В 1950 г. указом президента бедняки («неприкасаемые» — далиты) в случае обращения в христианство лишались ряда предусмотренных законом льгот (указ подтвержден Верховным судом Индии в 1985 году). В 70-е годы в ряде штатов были приняты законы, просто запрещающие обращение индуистов в христианство и ислам. В 90-е годы к власти в стране пришли националистически настроенные партии. В итоге началась политика тихого удушения христианства. Был принят закон, по которому место, где находится вино, не может являться объектом культа. В христианстве, как известно, вино употребляется во время причастия, так что христианские храмы лишаются статуса святынь. Это значит, что если какой-нибудь воинствующий фанатик ворвется в христианский храм и устроит там скандал или погром, то это будет рассматриваться не как кощунство, а как обычное уличное хулиганство. То есть все равно, что нагадить в телефонной будке, что в алтаре христианского храма.
