Монах Лазарь (Афанасьев) - Оптинские были. Очерки и рассказы из истории Введенской Оптиной Пустыни
«Когда мы первый раз к ней подошли, – вспоминала Великая Княжна Татьяна, – она попросила прощения, сказав, что она "так узнаёт людей", и ощупала отца и всех нас по очереди, лоб, глаза, нос, щеки, рот. Тогда сказала: "Теперь я знаю"».
Шамординская обитель, расположенная на пологом холме близ речки Серены, очень понравилась юным Великим Князьям – от обители был прекрасный вид на луга и леса… К Р. с детьми побывал на службе в Казанском храме, пригласил матушку настоятельницу в Прыски и отправился тем же порядком домой. Матушка Евфросиния, несмотря на свою слепоту, приезжала в Прыски несколько раз. Услышав шум ее экипажа, дети выбегали навстречу, помогали ей выбраться, а по лестнице в дом вел ее под руку сам Великий Князь Константин Константинович.
В один из приездов она застала супругу К. Р. Великую Княгиню Елисавету Маврикиевну которая была по рождению протестанткой, но все же христианкой и очень доброй женщиной. В Православие она не перешла – никак не могла решиться, хотя об этом вопросе настойчиво напоминал К. Р. еще старец Амвросий… «Это ваш долг», – говорил он Великому Князю и писал об этом в письмах. К. Р. пробовал говорить с ней об этом, указывал на пример Великой Княгини Елисаветы Феодоровны и Императрицы Александры Феодоровны (обе ныне во святых Божиих прославлены). Матушка Евфросиния повела речь о том же, и Великая Княгиня слушала ее со вниманием. Не в оправдание, а так просто, она указала, что всем своим детям всегда напоминает, чтобы свято хранили все, что заповедано им Православной Церковью, верой отцов, что в их семейном быту нет ничего протестантского, но вот сама-то она еще не готова… Великая Княгиня расспросила матушку Евфросинию о нуждах местного крестьянства и после этого вскоре на свои средства устроила в деревнях вокруг Прысков несколько яслей, чтобы крестьяне, отправляясь на полевые работы, оставляли там под присмотром нянь своих детей.
Младшие дети – Олег и Игорь – подружились с двумя бедными отроками из Прысков и звали их так, как они и отрекомендовали себя, – Гришка и Капитошка. Маленькие Князья многому научились от этих отроков, например – плести корзины из ивовых прутьев, делать шалаши из еловых лап… Они показывали в лесу знакомые им тропы, малинники, места, где родится много грибов…
Потом, через год или два, в Петербург, в Мраморный дворец пришло письмо из Калужской губернии, из села Прыски от крестьянина Капитона Чуркина на имя Великого Князя Олега Константиновича. Он писал, что семья его так обеднела, что уже остаются они совсем без пропитания, что он вспомнил про свою дружбу с Великим Князем Олегом и решился написать ему, попросить о помощи. Князь Олег очень обрадовался этому письму и тому, что к нему обращаются за помощью, что он может что-то сделать… «Для Олега Константиновича, – вспоминал один из воспитателей, – день получения этого письма был одним из счастливейших в жизни. Он был вне себя от сознания, что на его долю выпало счастье выручить из тяжелого положения бедную крестьянскую семью и того самого Капитошку с которым он играл в Прысках. Князь собирает все свои деньги, от конторы Двора отпускается еще особая сумма, и в тот же день помощь посылается в Прыски».
В июле крестьяне начали косить и сушить сено. Все деревенские дети были там. Юным Великим Князьям тоже позволили пойти на луга и не только смотреть на работу, а если возможно, и помочь, пусть в чем-то небольшом. Крестьяне проявили по отношению к Князьям много такта – вежливо беседовали с ними, давали грабли и учили ворошить валки травы, чтобы лучше просыхали. Когда нагружали возы сеном, и Князья помогали подавать его наверх, а потом вместе с деревенскими детьми забирались на высоченные возы и так ехали, качаясь там наверху на пахучем сене, и страшно было, что воз упадет, когда он накренялся в глубокой колее… А солнце пекло, вокруг пролетали стрекозы, бабочки… Кузнечики громко стрекотали в поле.
Вечером, отужинав, позанимавшись дома кто чем, семья начинала общую молитву – на сон грядущим… Некоторые молитвы под руководством Великого Князя Иоанна пропевались, непременно в Оптинском духе… В окна глядел тихий и ясный закат.
Небо меркло. В распахнутые окна вливался несказанно волнующий запах – влажной вечерней травы и цветов…
Лето, особенно июль, было жаркое, что не совсем благоприятно было для хлебов. Всюду на полях совершались молебны ко Господу о ниспослании дождя на нивы… В Летописи Скита упоминается о крестных ходах и молитвах о том же. Был крестный ход с иконой Спорительницы Хлебов и в поле, неподалеку от усадьбы, где жила семья К. Р. Это происходило вечером… А среди ночи раздались раскаты грома, все сильнее и сильнее. Был такой один удар, что дети проснулись, – все стекла в доме задребезжали… Затем стало тихо. Только было слышно, как шелестит дождь, – он прекратился лишь перед восходом солнца.
5. ОсеньВ сентябре начало постепенно холодать. Вокруг было все так же красиво, но уже появился в природе какой-то оттенок грусти… Желтели и все больше и больше опадали листья… Ярко краснели на рябинах обильные кисти ягод. На поле щетиной стояла стерня, оставшаяся после уборки хлеба. Чаще стали идти дожди… Лето кончилось. Наступила пора сборов в дорогу в Петербург, домой.
В середине сентября после очередной поездки верхом в Шамордино простудился и схватил воспаление легких тринадцатилетний Великий Князь Гавриил. Вызвали из Козельска врача… Отрок сильно болел, но к концу сентября начал поправляться. Отъезд семьи был связан с его выздоровлением. Все молились о его здравии, отвезены были и записки о совершении молебнов в Оптиной и в Шамордине.
К. Р., видя страдания сына, в некую минуту понял, что жизнь его – в руках Божиих и может быть вот хоть сейчас пресечена Им… Как должен смотреть на это православный христианин? К. Р. подумал и о себе: в нем уже орудуют недуги – шалят почки, необходимо принимать лекарства от сердца… А что если – вот-вот смерть?
В небе печально курлыкали улетающие на юг журавли. К. Р. набросил на плечи шинель и вышел на балкон. Все, что увидел он и о чем подумал в это время, он описал в тот же день в стихотворении, которое мы здесь и приводим, заканчивая им весь наш рассказ о милых и навсегда сохранившихся в памяти детей К. Р. и его самого Прысках.
* * *Последней стаи журавлей
Под небом крики прозвучали.
Сад облетел. Из-за ветвей
Сквозят безжизненные дали.
Давно скосили за рекой
Широкий луг, и сжаты нивы.
Роняя листья, над водой
Грустят задумчивые ивы.
В красе нетронутой своей
Лишь озимь зеленеет пышно,
Дразня подобьем вешних дней…
– Зима, зима ползет неслышно! —
Как знать. Невидимым крылом
Уж веет смерть и надо мною…
О, если б с радостным челом
Отдаться в руки ей без бою.
И с тихой, кроткою мольбой,
Безропотно, с улыбкой ясной
Угаснуть осенью безгласной
Пред неизбежною зимой!
ОСТАТКИ РАЯ
(рассказ из жизни преподобного Варсонофия Оптинского[5])
В бедных домах Казани хорошо знали полковника Павла Ивановича Плиханкова и его денщика, солдата Александра. Вот 14 мая 1889 года, накануне праздника Вознесения Господня, перед всенощной, отправились они на окраинные улицы города. Павел Иванович в белом кителе и фуражке с белым верхом, худощавый, стройный, с седеющей бородкой и внимательными, немного грустными глазами. Александр нес на плече довольно тяжелую котомку. Сдвинув бескозырку на затылок, он поспевал за полковником немного позади, вразвалку, так как отвык уже в денщиках от строевого шага.
У одного невзрачного, с пятнами облупившейся штукатурки дома они остановились, огляделись. Потом спустились по нескольким ступенькам к дверям полуподвального жилья. Постучались… В большой комнате с низким потолком сумрачно: два окна, лишь на треть выглядывая из-под земли, давали мало света. В углу перед иконами теплилась лампадка. Вошедшие помолились. Их встретила хозяйка, еще молодая женщина, и десятилетний сын ее Митя. Хозяина не было – он подрабатывал на волжских пристанях где-то под Нижним. Женщина зарабатывала на жизнь стиркой белья. Митя же, благодаря Павлу Ивановичу, учился у одного иеродиакона Иоанно-Предтеченского монастыря церковнославянскому чтению, – он хотел стать чтецом в храме.
– Митя, – сказал Павел Иванович, – завтра праздник, и у нас, как прошлым летом, будет лесной пир. С нами будет один монах. Оповести наших друзей, чтобы завтра после службы собрались у моста через Казанку.
– Я мигом, Павел Иванович! – говорит Митя. – Кого звать-то? Павел Иванович на минуту задумывается.
