Ирина Голаева - Повесть об одинокой птице
Церковью они называли небольшой зал в библиотеке, который уже давно арендовали через одну уверовавшую библиотекаршу. Зал состоял из двух помещений, пересекавшихся посередине, образуя общее пространство. Там была кафедра, куда выходил проповедующий брат, а в залах стояли самодельные скамейки. Сестры, как правило, сидели в большем зале, а братья – в меньшем. Только сидевшие на первых рядах видели друг друга, а те, кто сидел в середине и конце залов – лишь кафедру с проповедником. Чистота и целомудренность, с которой она встретилась здесь, с первых минут знакомства с церковью, приятно поразили ее. Такой чистоты слов и обращения друг к другу она нигде не встречала, разве что у Бориса Николаевича, но он был не в счет.
Она ожидала, что после водного крещения ее жизнь еще каким-то образом изменится. Но все шло по-прежнему. Приятно удивило ее то, что теперь, открывая Библию, она начинала там что-то понимать. Особенно ей стало близко Евангелие от Иоанна. Несмотря на сложный, аллегорический язык слов Христа, ей нравилось перечитывать эти строки, и постепенно они стали откладываться в ней. Наступал Новый Год, и она твердо решила, что дальше тянуть нельзя, надо посетить тех, кому она должна сказать о своем обращении. Она решила начать с матери. После первого и пока последнего визита к ней они больше не виделись. Иногда мать звонила по телефону, чтобы узнать, как у нее дела. Она скупо отвечала. Но после того как она стала ходить в церковь, у нее впервые за много лет появилось какое-то теплое чувство к матери. Оно было еще где-то глубоко внутри, но теперь, когда она вспоминала о ней, ей становилось жалко маму. Ведь она почти ее не знала и так за много лет ничего и не сделала, чтобы узнать ближе. Все время она подчеркивала эту стену между ними, пока сама мать не указала на нее. Теперь же она понимала, что без Бога мама на самом деле несчастна, несмотря на весь свой самоуверенный вид. Она долго ломала голову, с каких слов начать, как к ней обратиться, как заговорить о Боге, о котором они вообще никогда не говорили. Но вот сам собой представился случай.
На Рождество в церкви готовился большой концерт, на который можно было пригласить и неверующих родственников. Она тоже была занята в спектакле о детях, которых бросили родители, а Господь их спас через других людей. Она очень хотела, чтобы мама пришла на концерт, и первая позвонила ей.
К телефону сразу подошла мама.
– Мама, здравствуй, это я. С наступающим Рождеством и Новым Годом, – набравшись духу, выпалила она.
– Спасибо, дочка, – послышалось на том конце провода.
– Мама, а давай вместе сходим на рождественский концерт в церкви, – не переводя дыхание, снова выпалила она и замерла, ожидая ответа. На том конце послышалось всхлипывание, а потом дрожащий мамин голос:
– Ты правда хочешь пойти со мной на концерт?!
– Очень хочу, мама. Ведь ты у меня теперь одна.
На том конце провода уже послышалось рыдание.
– Доченька, спасибо тебе большое. Конечно же, я хочу пойти, – сквозь слезы сказала мама. Они договорились встретиться на остановке.
Через несколько дней наступало Рождество. Когда она подошла к остановке, мама уже стояла и ждала ее. Они обнялись и расцеловались. В глазах обеих стояли слезы.
– Ну, сейчас наши глаза обледенеют, – улыбаясь, сказала мама. Они сели на автобус и поехали к библиотеке.
– А в какой храм мы идем? – поинтересовалась мама, когда они вышли на остановке около обычного жилого дома.
– Мы идем в церковь. А храм Божий там, где собраны люди Божьи, – весело ответила она, схватила маму под локоть и потащила ее в сторону библиотеки. На подступах к ней повсюду стали попадаться знакомые лица. Люди улыбались, приветствовались, внутри библиотеки царила торжественная суета. Она посадила маму в центре, помахала ей рукой и сказала, что занята в концерте. Мама как-то нахохлилась, ее окружали близкие ей по возрасту женщины, их головы были повязаны нарядными косынками. Они сильно отличались от нее по одежде, манерам, не были накрашены и не носили украшений. Она наблюдала за мамой издали и видела, как та начинает нервничать. Видимо, она совершенно не ожидала, что попадет в такую «церковь». Вскоре объявили о начале концерта.
Первыми вышли дети и спели о рождении Младенца Христа. Потом вышли сестры постарше и тоже пели. По ходу того, как один за другим звучали красивые рождественские гимны, лицо мамы все больше каменело. Во всей ее фигуре чувствовалось внутреннее напряжение. Она все сильнее сжимала губы. Вот объявили о спектакле про брошенных детей, в котором ее дочь принимала участие…
У нее была небольшая роль. Когда она случайно бросила взгляд на тот ряд, где сидела мама, то с тревогой увидела, что ее нет. «Неужели она ушла?» – молнией пронеслось в голове. Она вышла в коридор и увидела, как мама плачет на скамейке. Ей стало страшно к ней сразу подойти, она понимала, что в ее сердце что-то происходит. Но концерт заканчивался, объявили о том, что Пастор сейчас скажет несколько напутственных слов на грядущий год. Она подошла к маме, тронула ее за руку и тихо сказала:
– Пойдем в зал.
Мама вздрогнула от ее прикосновения, резко встала и, вытирая платком слезы, помотала головой.
– Нет, я не пойду больше туда. Ты, видимо, хотела посмеяться надо мной? Спасибо тебе, доченька, – язвительно сказала она, молча надела свою дорогую шубу и быстро вышла из помещения. Дверь тяжело захлопнулась.
Внутри нее словно что-то оборвалось. Сухой комок застрял в горле.
Теперь оставался Борис Николаевич.
В субботу после занятий она сразу пошла к нему. Вот знакомый дом, лестница, дверь с номером 16. Она позвонила. За дверью послышалось знакомое шарканье ног Анны Павловны. Старая дама открыла дверь, удивленно посмотрела на нее, прищурив подслеповатые глаза, а когда узнала, радостно вскрикнула:
– Господи, Боря, встречай же скорее!
На пороге появился Борис Николаевич, и как-то смущенно улыбаясь, показал на перевязанную шерстяным шарфом поясницу:
– А у меня опять радикулит.
– Ну, раз так, – весело ответила она, – значит я вовремя. Будем вас лечить, – и, улыбаясь, достала из кармана свой подарок – набор разогревающих мазей.
– Да вы прямо фея! – воскликнула Анна Павловна. – Наш Боря, как обычно, не запасся мазью, и мы уже второй день отцеживаем тот самый тюбик, что когда-то вы купили. Представляете себе?
Они шумно прошли в гостиную. Там ничего не изменилось. Она поймала нежный взгляд Бориса Николаевича и покраснела.
– Ну, рассказывайте, как ваши дела? Вы тогда так пропали, и мы ничего не знали о вас. Разве так можно? – с укором произнесла его мама.
– Я действительно сильно виновата перед вами, – начала она, – но у меня так сложились обстоятельства. Я обязательно обо всем вам расскажу.
Они стали пить чай. Вскоре Анна Павловна откланялась и пошла в свою комнату. Они остались с Борисом Николаевичем вдвоем. Он внимательно посмотрел в ее глаза, и она увидела в них тоску.
– А знаете, я все время о вас вспоминал, – застенчиво произнес он. – Я подумал, что чем-то вас, наверное, тогда обидел, и постоянно корил себя за это. Извините, если я действительно сделал что-то не так.
– Да что вы! – воскликнула она. – После нашей последней встречи, совершенно случайно, я познакомилась с верующим. И он мне рассказал о Жизни Вечной. Он сказал, что Жизнь Вечная – это Бог. Знаете, Борис Николаевич, – сказала она серьезно, – я теперь верующая. Я покаялась.
Он удивленно поднял глаза. Видимо, он ожидал услышать что угодно, кроме этого.
– Как это? – наивно произнес он.
– Я хожу в церковь. Я приняла водное крещение. Теперь я другой человек, – она не знала, что еще сказать. Мысли переполняли ее сердце, но слова на языке были скудны. Борис Николаевич смотрел на нее, видимо, переваривая услышанное.
– Вы ходите в церковь? – еще раз медленно протянул он. – В какой храм?
– Нет, я хожу к баптистам.
– К баптистам? – с каким-то ужасом произнес он.
– Не пугайтесь. Это совершенно неверно, что написано о них в Большой Советской Энциклопедии. Они не едят младенцев на собраниях, не беснуются, у них вообще все чинно, даже очень… – и она слегка поморщила нос. С недавних пор она стала замечать, что ее тяготит то, что еще вчера давало радость. Что-то в ней самой стало происходить. Наверное, виной ее постоянное одиночество. Вот и лезут мысли всякие в голову…
Борис Николаевич с нескрываемым любопытством смотрел на нее.
– И вы счастливы там теперь? – спросил он.
– Да, счастлива, – задумчиво произнесла она.
– Ну что ж, я очень рад за вас. Вы смогли ответить на мучивший вас вопрос. А я пока нет.
– Знаете, вся беда в том, что вам нужна вера.
– Вера? – удивленно поднял брови он.
– Да, вера. Вы пытаетесь понять Бога разумом. Найти для себя свидетельство тому, есть Он или нет. А в Него просто надо верить.
– Да, я понимаю вас. Но и вера, ведь она – дар Божий.